Индивид, рынок, правовое государство

Введение
Глава 1. Индивид и рынок
1.1. Рациональность действий индивида
Критика концепции, всегда ли индивид действует рационально. Причины нерационального поведения.
Методологический индивидуализм
Права индивида, которые требуют охраны и защиты. Механизмы обеспечения соблюдения прав индивида, защиты прав.
1.2. Правила справедливого поведения и рыночные механизмы
Формирование правил справедливого поведения. Взаимодействие правил справедливого поведения и рыночного механизма (рациональность, стремление к прибыли). Как они ограничивают друг друга.
Глава 2. Государство и рыночные механизмы
2.1. Вмешательство государства в экономику
Становление концепции. Первые экономисты, которые говорили о необходимости вмешательства и регулирования. Кейнсианство. Причины вмешательства: провалы рынка. Отрасли, которые не способны действовать при рыночном регулировании. Нарушение правил справедливого поведения. Пропасть по доходам. Разрушение социальных устоев, норм морали – при господстве рыночной идеи достижения прибыли. Невозможность совершенной конкуренции. Информационная асимметрия.
2.2. Границы вмешательства государства в экономику
Правила организации и правила справедливого поведения. Их взаимодействие. Функции государства в зависимости от типа государственного управления: Надзорная функция - обеспечение соблюдения правил, Регулирующая и контролирующая функции, Управляющая функция. Государственное управление экономикой. Преимущества и недостатки.
2.3. Взаимодействие системы государственного устройства (формы государства) и типа экономики (формы организации экономики, управления экономикой)
Соотношение типа государственного устройства и типа экономики. Рыночная экономика и демократическое общество. Критика социализма. Авторитарные модели.
Преимущества и недостатки различных форм государства с точки зрения экономической эффективности и политической стабильности. С точки зрения защиты прав и свобод индивида.
Глава 3. Правовое государство и рыночная экономика
3.1. Правовое государство.
Понятие правового государства. Права и свободы индивида, которые соблюдаются.
3.2. Правовое государство и рыночная экономика: особенности взаимодействия
Причины необходимости вмешательства. Необходимый и максимально допустимый масштаб вмешательства государства в экономику (если принцип правового государства). Соблюдение принципов правового государства и достижение рыночной эффективности
3.3. Разгосударствление экономики, переход к рыночной форме и построение правового государства в РФ
Заключение
Список литературы

Именно эти группы аккумулировали первые крупные капиталы, укрепляя за счет этого свой потенциал влияния на власть, и создавая предприятия на самых выгодных рынках с помощью уже рыночных (или псевдорыночных) механизмов, которые можно рассматривать как организационное нововведение в рамках прежней советской системы. Возникает своеобразная частно-бюрократическая собственность (см. рис. 1). В результате, хотя в стране появляется "гибрид бюрократического и экономического рынка" (при преобладании первого), почти законченное здание номенклатурного капитализма в последние годы существования СССР еще юридически не оформленное . Эту его ограниченность попытались снять на втором этапе новоявленные собственники.
Рис. 1.
Изменение де-факто системы собственности в рамках советской системы
Этап 2: Попытка создания системы частной собственности (1992-1996)
Чтобы преодолеть бесконтрольное усиление бюрократии, администрация президента Б.Н. Ельцина решила сделать процесс приватизации формальным. Отныне де-факто - собственники должны были формализовать свои права. В этом были заинтересованы и новоявленные собственники, потому что в условиях размытости старой и неупорядоченности новой системы прав собственности над ними постоянно витала угроза экспроприации приобретенной собственности.
Однако делалось это путем механического импорта западных институтов частной собственности без учета российской институциональной специфики. Поэтому возник разрыв собственности де-факто и де-юре, при этом решающими оказались неформальные, юридически неоформленные права, в которые вкладывалось содержание, отличное от закрепленных в юридических контрактах норм . Главная цель данного этапа состояла, по мнению организаторов, в создании институциональных условий для становления и развития системы частной собственности по образцу западных демократий. Приватизация рассматривалась как средство, необходимое для подкрепления либерализационных и стабилизационных мероприятий. Импорт западных институтов прикрывал российское (восточное) содержание. Начало процессу положила массовая чековая приватизация. За чековым этапом последовал этап денежных и залоговых аукционов и инвестиционных конкурсов. И хотя этот этап продолжается и поныне (в форме единичной денежной приватизации), пик его пришелся на первую половину 90-х гг.
Формальным итогом этого этапа стал тот факт, что 80% всей собственности в России перешло в частные руки. Приватизация государственной и муниципальной собственности затронула все без исключения отрасли экономики (см. рис. 2). В результате к середине 1990-х гг. не только в общем числе предприятий, но и в общем объеме производства и численности работников государственная собственность стала занимать подчиненное место. Те частные руки, в которые попали самые лакомые куски бывшей государственной собственности, принадлежали главным образом выходцам из все той же советской элиты. Следовательно, в ходе "номенклатурной приватизации" произошел не столько обмен власти на собственность (как изначально планировалось), сколько слияние политической элиты с бизнес-элитой. Данные социологических исследований 1994 – 1995 гг. российской бизнес-элиты показали, что люди с номенклатурным прошлым составляли в ней примерно половину выборки (см. табл. 1). Еще более нагляден процесс слияния власти и собственности при анализе историй жизни наших олигархов (см. табл. 2). Из 15 наиболее влиятельных постсоветских предпринимателей "ельцинских" времен лишь один (М.М. Фридман из "Альфа-группы") является выходцем из "грамотных специалистов" и лишь четверо не принимали прямого участия во властных структурах постсоветской России. Таким образом, наших олигархов можно считать классическим примером "бюрократической буржуазии", чьи позиции в бизнесе производны от их участия во власти.
Рис. 2. Распределение предприятий и организаций по формам собственности в промышленности
Примечание: данные за 1991-1992 гг. являются оценками с точки зрения сопоставимости их с данными за 1993-2000 гг. вследствие изменения методики учета.
Таблица 1 Предыдущая работа российских лидеров бизнеса (выбраны по списку 100 ведущих бизнесменов России и каталогу "Элита российского бизнеса")
  Численность выборки, чел. Пришедшие в бизнес с номенклатурных или высших руководящих постов Сделавшие себя сами Не указавшие места предыдущей работы Респонденты 1994 г. 86 44% 56% 0 Респонденты 1995 г., в том числе работники банков 14564 26%31% 50%39% 24%30%
Таблица 2 Российские олигархи и власть
Олигархи Социальное положение в последние годы существования СССР Участие во властных структурах после 1991 г. Группа Алекперова (ОАО "Нефтяная компания "ЛУКойл"") Алекперов В.Ю. В 1991 г. – первый зам. министра нефтяной и газовой промышленности СССР. В конце 1991 г. Постановлением правительства назначен президентом концерна "ЛУКойл". Официально не участвовал. "Альфа – группа" Фридман М.М. Конструктор завода "Электросталь", с 1988 г. – частный предприниматель в кооперативе "Альфа-фото", с 1991 г. – председатель Совета директоров группы "Альфа-Консорциум".
  Официально не участвовал. Авен П.О. В 1989 – 1991 гг. – советник МИД СССР, в 1991 г. – первый зам. министра иностранных дел России. В 1992 г. возглавляет Министерство внешних экономических связей, позже – зам. председателя валютно-экономической комиссии Правительства РФ. В декабре 1992 г. уходит в отставку и переходит в бизнес. Вид Л.Б. В 1991 г. – первый зам. министра экономики и прогнозирования СССР. В 1992 – 1995 гг. зам. директора, потом директор Центра экономической конъюнктуры при Правительстве РФ. В феврале 1996 г. переходит на работу в "Альфа-банк". Группа Березовского-Абрамовича Березовский Б.А. С 1983 г. руководитель лаборатории в Институте проблем управления, с 1989 г. – Генеральный директор дочерней сбытовой структуры "ЛогоВАЗа". В 1992 – 1993 гг. – член Совета по промышленной политике при Правительстве РФ, в 1996 – 1997 гг. – зам. секретаря Совета безопасности, позже советник Руководителя Администрации Президента РФ, в 1998 – 1999 гг. – исполнительный секретарь СНГ
  Абрамович Р.А. Нет данных. Бизнесом в Москве занимается с 1992 г. Неофициальный "кассир семьи" Президента.
  Смоленский А.П. В 1987 – 1989 гг. – начальник 4-го строит.-монтажн. управления Москвы и руководитель кооператива "Москва – III", с 1989 г. руководит КБ "Столичный".
  Член консультативного Совета по банковской деятельности при Правительстве РФ. Группа Вяхирева (ОАО "Газпром") Вяхирев Р.И. В 1986 – 1989 гг. первый зам. министра газовой промышленности СССР, с 1989 г. – зам. председателя правления государственного газового концерна "Газпром". Официально не участвовал. Группа Гусинского (группа "МОСТ") Гусинский В.А. До 1986 г. работает в сфере культуры, в 1986 г. организует кооператив "Металл", с октября 1991 г. – президент КБ "МОСТ-Банк". Официально не участвовал. Группа Лужкова Лужков Ю.М. С 1991 г. – премьер правительства Москвы, в 1991 г. зам. председателя Комитета по оперативному управлению народным хозяйством СССР. С июня 1992 г. – мэр Москвы. Евтушенков В.П. В 1990 – 1991 гг. – начальник Главного управления по науке и технике Мосгорисполкома, с апреля 1991 г. – председатель АОЗТ "Московский городской комитет по науке и технике". Советник мэра Москвы. Группа Потанина – Прохорова – Йордана Потанин В.О. Работник Министерства внешней торговли СССР, с 1991 г. возглавил АООТ "Интеррос". С августа 1994 г. – член Совета по промышленной политике и предпринимательству при Правительстве РФ, в июне 1996 г. распоряжением Правительства РФ назначен членом Совета директоров РАО "Норильский Никель". Занимал много других постов. Прохоров М.Д. В 1989 – 1992 гг. – ведущий экономист, затем начальник управления Международного банка экономического сотрудничества. В апреле 1996 г. распоряжением Правительства РФ назначен членом Совета директоров РАО "Норильский Никель". Группа Ходоровского ("РОСПРОМ – ЮКОС") Ходоровский М.Б. В 1986 – 1987 гг. – зам. секретаря Фрунзенского райкома ВЛКСМ Москвы, в 1987 – 1989 гг. – директор Центра научно-техничес-кого творчества молодежи, с августа 1991 г. Генеральный директор межбанковского объединения МЕНАТЕП. В 1993 – 1995 гг. – зам. министра топлива и энергетики РФ. Группа Чубайса (РАО "ЕЭС России") Чубайс А.Б. В 1990 – 1991 гг. – первый зам. председателя горисполкома Ленсовета, председатель Комитета по экономической реформе. В 1991 – 1992 гг. – председатель Гос. Комитета РФ по управлению государственным имуществом, в 1996 – 1997 гг. – Руководитель Администрации Президента РФ, в 1997 – 1998 гг. – министр финансов РФ, с 1998 г. – председатель правления РАО "ЕЭС Россия". Занимал много других постов.
Заметного роста эффективности российских частных предприятий в 1990-е гг. большинством исследователей не обнаружено . И это не случайно, потому что природа собственности коренным образом не изменилась. Однако это стало ясно лишь на третьем этапе.
Этап 3. Институционализация новой власти-собственности (1996-2000)
После всего хаоса, возникшего в ходе второго этапа, к концу 1990-х гг. стало очевидно, что доминирующей все-таки оказалась система власти-собственности как на федеральном, так и на региональном уровне. Об этом свидетельствует состав российской экономической (см. табл. 1,2) и политической элиты (см. табл. 3). Из советской номенклатуры вышли свыше половины лидеров партий и три четверти лиц, входящих в правительство и окружение президента. Региональная элита укомплектована советской номенклатурой в еще большей степени. Свыше четырех пятых ее выходцев работали в советском партийном, комсомольском или хозяйственном аппарате (см. табл. 3).
Таблица 3 Состав российской политической элиты высшего уровня, сер.90-х гг. (в % к общей численности элитной группы)
  Всего из советской номенклатуры из партийной из комсомольской из советской из хозяйственной из другой Окружение президента 75 21,2 0 63,6 9,1 6,1 Лидеры партий 57,1 65 5 25 5 0 Региональная элита 82,3 18,7 1,8 79,5 0 0 Правительство 74,3 0 0 26,9 42,3 30,8
Большинство руководителей предприятий по-прежнему уповают на государство и добровольно готовы передать большую часть своей ответственности, что наглядно показывают результаты многочисленных социологических исследований. Экспресс-опрос 27 директоров крупнейших предприятий Нижегородской области, например, ясно показал, что зона ответственности областной власти по-прежнему велика, а зона ответственности бизнес-элиты по-прежнему ограничена. До сих пор бизнес-элита не является самостоятельным экономическим субъектом. Она по-прежнему стремится ограничить свою ответственность лишь внутрихозяйственной деятельностью и прямыми отношениями с заказчиками и поставщиками, отдавая на откуп администрации такие важные вопросы, как формирование правил доступа к ресурсам, контроль за соблюдением качества выпускаемой потребительской продукции, антикризисное управление и важнейшие вопросы социально-экономического развития региона. Большой круг вопросов сохраняется и в зоне совместной ответственности бизнеса и власти. Среди них такие важные вопросы, как занятость, оплата труда, повышение квалификации, социальное и медицинское страхование, разработка стратегических планов развития крупнейших (бюджетообразующих) предприятий, важнейшие вопросы инновационной и инвестиционной политики, не говоря уже о создании инфраструктуры и лоббировании отраслевых интересов на федеральном уровне. В результате баланс де-юре и де-факто складывается явно в пользу областной администрации . О том, что фактически в "ельцинской" России произошло не формирование системы частной собственности, а укрепление имущественного положения лиц, стоящих у власти, свидетельствует и анализ двух перечней предприятий, запрещенных к приватизации . Формально (де-юре) эти документы свидетельствуют о сокращении сферы государственной собственности и расширении собственности частной. Однако де-факто они свидетельствуют, напротив, о росте аппетитов номенклатуры.
Сравнение распределения производственных предприятий первого и второго перечней по отраслям промышленности показывает, что изменение отражает стремление чиновников получить в частные (точнее, свои) руки наиболее лакомые объекты государственной собственности (нефтяная, топливная, химическая и нефтехимическая, авиационная, атомная и т.д.), причем только на такой стадии, когда для этого созданы необходимые условия.
О доминирующем влиянии власти-собственности свидетельствует и широкое развитие интегрированных бизнес-групп (ИБГ). С известной долей условности, их можно разделить по типу интегрирующих отношений на управленческие и имущественные. Первые выступают как своеобразная модификация власти-собственности, вторые - как новая частная собственность .
Какие же силы заинтересованы в реставрации власти-собственности, а какие в развитии системы настоящей частной собственности? Используем методологию М. Олсона и развиваемую его сторонниками теорию групп интересов в формировании и эволюции системы прав собственности .
В СССР интересы власти-собственности были представлены верхушкой партийно-советского аппарата по уровням аппарата, руководством хозяйственных ведомств, командованием военно-промышленного комплекса и верхушкой репрессивного аппарата .
В постсоветской же российской экономике это направление отстаивают, прежде всего: новая номенклатура (чиновники федеральных, региональных органов власти и муниципалитетов); владельцы (технократы) экспортно-сырьевых отраслей; владельцы (технократы) машиностроительных предприятий оборонно-промышленного комплекса; владельцы машиностроительных предприятий комплекса гражданских отраслей; военная номенклатура; силовые структуры (МВД, ФСБ и т.д.).
Группа, заинтересованная в системе частной собственности, включает в себя: владельцев машиностроительных предприятий комплекса гражданских отраслей; собственников предприятий в сфере услуг; подавляющее большинство промышленных фирм потребительского комплекса; часть домохозяйств (подавляющее большинство зажиточных рабочих); владельцев среднего и малого бизнеса.
И хотя эти группы довольно условны и внутри них еще продолжается процесс размежевания, борьба между именно этими группами интересов и будет определять содержание деприватизации в путинской России.
Рис. 3. Механизмы и инструменты отчуждения собственности в пользу государства
Развитие ущербного, криминального капитализма привело к дискредитации рыночной экономики в глазах значительного большинства населения. В этих условиях нарастает недовольство результатами приватизации, которое новая, "путинская" администрация пытается использовать в своих целях.
В 2000-2001 гг. произошло значительное усиление государства. Это поставило на повестку дня вопрос о частичном пересмотре результатов приватизации. Все чаще и чаще появляются материалы, рассматривающие различные варианты деприватизации. Проанализируем один из них, а именно доклад, подготовленный Межведомственным аналитическим центром .
Основные механизмы и инструменты, которые используются (или, как представляется, могут использоваться) для отчуждения имущества у сегодняшних частных собственников, представлены на рисунке 3.
В докладе намечены три основных направления перехода частной собственности в руки государства: деприватизация - частичное восстановление или усиление государственного контроля над уже приватизированными предприятиями; реприватизация - повторная приватизация предприятий, в которых предыдущие собственники не выполнили инвестиционные условия и программы (по существу, это смена собственника); национализация.
Как показывает практика, наиболее интенсивно рассматриваемые механизмы используются в рамках процессов деприватизации и реорганизации предприятий с государственным участием. К основным инструментам, на основании которых такие действия могут быть произведены, относятся: прямая конвертация задолженности перед бюджетом в акции предприятия; реструктуризация бюджетной задолженности с использованием залоговых схем; приобретение акций предприятий на фондовом рынке; переоценка и учет государственной собственности (материальных (прежде всего земля) и нематериальных (объекты интеллектуальной собственности) активов), внесенной в уставной капитал предприятий; признание недействительными сделок приватизации на основании невыполнения инвестиционных условий; прямой обмен акций на инвестиции. Итак, необходимость деприватизации "витает в воздухе". Однако, в каком направлении она пойдет и к каким последствиям она приведет? Возможны два варианта деприватизации - государственно-бюрократический ("олигархический") и "демократический". Рассмотрим каждый из них подробнее.
Государственно-бюрократический вариант деприватизации. В случае государственно-бюрократического варианта деприватизации начнется новый виток системы власти-собственности. Объективно это означает "шаг назад" с точки зрения рыночных реформ, так как создание предпосылок становления частной собственности будет опять отложено на неопределенное время. Опыт приватизации не может не рассматриваться вне контекста зависимости от предшествующего развития. Приватизация в восточных обществах всегда выступала как временный отход от генеральной линии развития, как подготовка нового витка централизации (в соответствии с "циклом власти-собственности").
Конечно, это не означает полного возвращения назад. Несомненно, новая централизация произойдет с учетом тех процессов, которые имели место в 1990-е годы. Однако новая централизация будет означать, что произойдет своеобразная абсорбция, включение этих элементов в традиционную систему власти-собственности, подчинения ей, использование их потенциала для укрепления ее на новом витке развития. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно провести аналогию между советской пирамидально-сегментарной структурой и современной. Место союзного уровня занял федеральный уровень управления, место республиканского – уровень представителей Президента РФ в семи федеральных округах, место областного – уровень субъектов Федерации.
Усиление центральной власти может быть эффективно лишь при опоре на реальные экономические механизмы. Наиболее универсальными являются две основные формы вмешательства государства в экономику – это государственное предпринимательство и государственное регулирование. Первая форма ставит в повестку дня вопрос о национализации. В контексте усиления централизации национализация может охватить не отдельные предприятия, а целые подотрасли и отрасли, что приведет к дальнейшему укреплению региональной и муниципальной собственности как звеньев единой государственной собственности. Резко вырастет государственный сектор и государственный контроль за деятельностью частного сектора. В этом объективно заинтересованы центральные и местные власти. Это означает усиление не "государства защищающего", а "государства производящего". К тому же это может прикрываться патриотическими (сильная Россия, Великая держава и т.д.) или коммунистическими лозунгами (борьба с нищетой, социальным неравенством и т.п.),что чревато всеми уже известными нашей стране негативными последствиями.
"Демократический" вариант деприватизации. Совсем по-другому сложится развитие в случае демократического варианта деприватизации. Демократический вариант централизации также предполагает перегруппировку собственности. Однако цель этой перегруппировки иная – максимально эффективно служить развитию рынка.
Дело в том, что в настоящее время государственная собственность чрезвычайно неэффективна и распылена. Степень государственного участия в подавляющем большинстве смешанных предприятий (около 80%) не превышает 50%.
Правда, в последнее время наметилась тенденция к перегруппировке существующего государственного капитала, сосредоточению его лишь на определенном наборе предприятий. Это выразилось в повышении государственного и муниципального участия в капитале акционерных обществ, образованных в результате приватизации (см. рис 4). С 1994 по 1998 г. доля предприятий, в которых государство владеет свыше 50%, увеличилась почти в 7 раз, а доля предприятий, в которых государство владеет не более 15%, уменьшилась в 10 раз.
Рис.4.
Степень государственного и муниципального участия в капитале акционерных обществ, образованных в результате приватизации (в % от числа АО, созданных в течение соответствующего года)
Однако еще рано говорить о том, что эта концентрация привела к существенному повышению эффективности государственного сектора. Между тем концентрация госсобственности в ряде ключевых отраслей могла бы существенно повысить эффективность функционирования частного сектора и эффективность экономики в целом. Это, прежде всего, касается промышленной и финансовой инфраструктуры, без укрепления которой невозможно эффективное развитие рыночной экономики. Однако это предполагает формирование государственной собственности не по остаточному принципу, не по принципу служения личным интересам бюрократии, а по принципу повышения эффективности народного хозяйства в целом – принципу, отвечающему долгосрочным интересам развития экономики России. Это означает коренной переход от "государства производящего" к "государству защищающему", создающему институциональные предпосылки для развития системы частной собственности. При этом: издержки по защите этих прав несет государство (как в развитой рыночной экономике); права собственности могут обмениваться без высоких трансакционных издержек, обеспечивая эффективное распределение ресурсов и решая проблему внешних эффектов; в долгосрочной перспективе собственность защищена от экспроприации . Этот путь гораздо более сложен, однако он отвечает не сиюминутным интересам тех или иных слоев бюрократии, а долгосрочным потребностям всего общества в целом.
Таким образом, на рубеже 90-х гг. XX в. авторитетно и осознанно обозначены ориентиры долженствующего быть впредь движения российской государственности, определен общий план государственно-правового строительства. Были ясно намечены контуры той политической модели, которую Россия твердо избрала для себя в качестве нового государственного устройства (в отличие от советско-коммунистического), - модели демократического правового государства .
Становление российской демократическо-правовой государственности - вовсе не триумфальный марш, совершаемый страной под торжественные звуки фанфар. Оно длительно. Сопряжено с громадными усилиями, необходимыми для преодоления массы трудностей самого разного свойства и масштаба. О них должен вестись разговор отдельный и самостоятельный. Но вот с чем не пришлось встретиться России на ее историческом пути после декабря 1991 г., так это с загадочной неизвестностью относительно того, какому типу государства предстоит утверждаться в постсоветской, посткоммунистической России .
Собственный отечественный опыт, весь опыт мирового общественно-политического развития недвусмысленно подсказывал россиянам вариант правильного решения. Их усилиями оно состоялось. Искомым и найденным типом новой, зарождавшейся на рубеже 90-х гг. XX в. российской государственности стало демократическое правовое государство .
Исходя из вышеизложенного, правовое государство способствует развитию рыночной экономики. Государство законодательно регулирует и оказывает влияние на происходящие процессы. Индивид это основа и цель государственного развития. Конституционно установлено, что обеспечение интересов личности, есть основа правового государства. Необходимость государственного регулирования рыночных отношений основывается на неполноте рынка в производстве общественных товаров. Усиление роли государства во всех сферах общественной жизни, в том числе и в экономике характерно для большинства современных государств.
Заключение
История зарождения и развития учений, занятых поиском социально приемлемых (справедливых) механизмов соблюдения баланса интересов государства, общества и личности, свидетельствует о том, что такого рода попытки всегда осуществлялись на основе собственных представлений конкретного мыслителя о том, что такое "государство", "право", "власть" и каково их соотношение . К этому следует добавить, что развитие представлений о государстве, власти, праве в истории человеческой мысли следует рассматривать конкретно-исторически, с учетом реальной среды, в которой эти идеи возникли и получили распространение .
Данный аспект принципиально важен хотя бы потому, что при всем многообразии взглядов на сущность правового государства можно констатировать общую синтезирующую основу, прямо или косвенно выводимую из большинства учений о правовом государстве, - стремление к справедливому общественному устройству, эпицентром которого является человеческая личность. Поэтому, рассматривая правовое государство не только как идею, но и как реальную социальную практику , мы полагаем, что в настоящее время приобретает особую актуальность проблема серьезнейшего философско-правового анализа составляющих теории правового государства - учений о государстве публичной власти и праве. Как представляется, это связано с объективно наступающим (отчасти наступившим) этапом переосмысления многих фундаментальных идеологических ценностей современного мира, в том числе соответствия провозглашенных на конституционном уровне принципов правового государства тому, что имеется в реальной действительности. Данное утверждение базируется на анализе целого ряда тенденций, присущих как современным исследованиям в области философии права, социальной психологии, политологии, подкрепленных различного рода методологическими исследованиями, так и исследованиям ученых СНГ, осуществившим серьезный прорыв в философско-правовом направлении на рубеже двух веков . Причем следует отметить, что глубина и масштабность этих изысканий позволили не только по-новому осмыслить саму проблему правовой государственности, но и обозначить источники формирования общественной идеологии, способной на конструктивно-критический анализ современных социальных процессов. В этой связи можно предположить, что в определенные исторические периоды развития общества и, следовательно, на соответствующем этим периодам уровне социально-политических и философско-правовых исследований происходят диалектически закономерные процессы переоценки устоявшихся социальных стереотипов .
Эти процессы, как свидетельствует история, могут объективироваться как в коренном переосмыслении существующих принципов построения общества (научные, политические, идеологические революции), так и путем постепенного (эволюционного) движения общества к признанным идеалам свободы, справедливости, равенства и торжества законов. Современный уровень представлений о государстве, обществе и праве является именно той точкой роста, из которой должна развиться новая концепция реального социального устройства, опирающаяся на объективные (а не идеальные) общественно-политические, экономические и, что немаловажно, социокультурные параметры общества. Следует признать, что в настоящее время в большинстве государств, объявивших себя правовыми, имеется определенный разрыв между предлагаемыми и постулируемыми идеологическими установками, порождающими определенные социальные иллюзии, и действительностью, зримо обнажающей практическое несоответствие реальной практике многих провозглашенных (а подчас получивших нормативное закрепление) идей и принципов. Отрыв идеологии от конкретных условий, в которых функционирует то или иное государство, может быть объяснен желанием аналитиков подстегнуть социальные процессы к движению в направлении достижения общественных идеалов, тем более что эти цели широко известны, а общество, безусловно, вправе рассчитывать на материализацию выстраданных за свою многовековую историю идей. Однако, как показывает практика, в каждый исторический период общество едва ли принципиально приближалось к реализации прогрессивных идей своего времени по сравнению с предыдущим периодом. Данное утверждение неизбежно вызовет немало возражений конкретно-исторического порядка, и тем не менее сам факт разрыва между декларируемыми идеями (имеются в виду идеи гуманистического толка) и их реальным воплощением вряд ли может быть серьезно оспорен. Иллюстрацией этого тезиса может служить фундаментальное исследование видного русского философа права П.И. Новгородцева, на рубеже XIX и XX вв. пришедшего к выводу о кризисе современного ему правосознания (правопонимания). Чутко уловив разочарования в обществе, связанные с несбывшимися надеждами приверженцев идеалов Французской революции и последующего этапа в развитии политико-правовых учений, Новгородцев отмечал, что "смысл переживаемого нами поворота политических понятий имеет гораздо более глубокое значение: мы имеем все основания утверждать, что это - кризис правосознания" . Иными словами, мыслитель полагал, что поскольку правовым идеалам не суждено было сбыться, необходим поиск иных, надправовых социальных регуляторов, и в этом поиске, отчасти под влиянием В.С. Соловьева, он приходит к выводу о том, что "правовое государство не есть венец в истории и не есть последний идеал нравственной жизни; это не более как подчиненное средство, входящее как частный элемент в более общий состав нравственных сил... право по отношению к полноте нравственных требований есть слишком недостаточное и грубое средство, неспособное воплотить чистоту моральных начал" .
Если рассматривать результаты материализации идеи правового государства с точки зрения социальных ожиданий, такой вывод вполне закономерен. Цель идеологии правового государства как обеспечения гармонии интересов личности и государства недостижима в принципе, так как между личностью и государством перманентный и взаимоприемлемый компромисс объективно невозможен .
Правовое государство как воплощение справедливого, гармоничного устройства общественной жизни, покоящегося на народном суверенитете, - это социальный идеал, и в этом смысле этико-онтологические поиски оптимального жизнеустройства в известной степени оправданы, тем более что справедливость - категория скорее этическая, нежели социально-правовая. Рассмотрение теории правового государства как концепции должного устройства общественной жизни (т.е. идеала) позволяет снять многие сомнения, обусловленные социальными разочарованиями в возможности полностью реализовать гуманистический потенциал правового государства. Как представляется, откровенное признание права и правового государства как категорий, имеющих преимущественно идеальный характер, должно являться следующим логическим шагом современной философско-правовой науки, однако, в отличие от Канта и Гегеля, восхищенных близостью результатов своего творчества к божественным откровениям (право как конечная цель всемирной истории, государство как воплощение нравственной идеи), этот следующий шаг современной философии права будет, безусловно, скромнее, ибо он обусловлен вполне земными притязаниями и пониманием невозможности полностью воплотить идеал в действительность.
Полагаем, что не только молодые суверенные государства на постсоветском пространстве, но и развитые страны Запада и Востока вряд ли вправе считать себя правовыми государствами, полностью воплотившими в социальной реальности идеи индивидуальной свободы, справедливости, равенства, господства правовых законов. И если так, то какова социальная ценность конституционных положений о правовом государстве, являющихся по существу декларативными? Очевидно, сознавая опережающий характер конституционных положений о правовом государстве, видный казахстанский правовед М.Т. Баймаханов отмечает, что "положения о правовом государстве, включенные в Конституцию Республики Казахстан, должны быть отнесены к числу программных, их реализация, очевидно, никак не может быть осуществлена одноразово и предполагает длительную широкомасштабную работу, охватывающую последовательный ряд взаимосвязанных, но не повторяющих друг друга стадий и этапов" . Если согласиться с такой трактовкой конституционных положений (а согласиться придется, так как академик абсолютно прав), возникает резонный вопрос: не следует ли облегчить задачу интерпретаторов конституций, указав, что построение правового государства является одной из основных целей? Такая конституционная фразеология, во-первых, более точно отражает современный этап развития многих постсоветских государств и, во-вторых, лишает теоретической основы критиков этого конституционного положения.
Еще одним доводом, вызывающим сомнения в научной и практической корректности прямого закрепления в конституциях положений о правовом государстве, является отсутствие в философско-правовой науке такого определения права, которое являлось бы синтезирующей основой, объединяющей исследователей проблем правового государства. Должно быть очевидно, что в словосочетании "правовое государство" ключевым является слово "правовое", производное от термина "право". И если мы признаем, что на сегодня существуют несколько принципиальных подходов к определению права как такового, то и вопрос о правовом государстве придется решать в зависимости от того, какой позиции придерживается автор. Как правильно отмечает М.Ю. Варьяс, "правопонимание - это, без преувеличения, центральный вопрос теории права. От того, как понимается право, каково его общее понятие и определение, в конечном счете зависит решение всех других проблем и вопросов, входящих в предмет теории права, а в некоторой степени и теории государства" .
В литературе высказано и иное мнение, на первый взгляд, вносящее ясность в рассматриваемую проблему и снимающее сомнения по поводу отсутствия единого понимания права хотя бы применительно к концепции правового государства. С точки зрения В.С. Нерсесянца, "различные определения права, представляющие собой разные направления конкретизации смысла принципа правового равенства, выражают единую (и единственную) сущность права" . Данный вывод действительно может быть использован для обоснования возможности оперирования "единственной сущностью" права в словосочетании "правовое государство", но это только на первый взгляд. Фактически же тезис о единой сущности права является очередной (и надо признать, небезынтересной) попыткой объединить самые известные подходы к праву, но не более того. Сказанное означает, что право, как и правовое государство являются идеологическими конструкциями, "единственная сущность" которых вряд ли может быть определена объективно.
Единственной реальной сущностью права, если попытаться выделить самое принципиальное его качество, может быть признана роль права как социального регулятора, однако такая характеристика права - это всего лишь определение, не способное ни претендовать на статус концепции, ни иметь реальное практическое значение.
Поэтому, не оставляя попыток философского и социального осмысления феномена права, необходимо признать иллюзорность наличия прочных оснований для конструирования любых теорий, где в качестве краеугольного камня выступает понятие права (в объективном смысле). Эта сторона вопроса представляется весьма существенной, и без ее серьезного анализа вряд ли возможны позитивные результаты в конструировании доктрины правового государства .
Суммируя изложенное, можно сделать следующий вывод: правовая государственность как символ и социальный идеал представляет собой, прежде всего, прогрессивную идеологию гражданского общества, постепенная объективация которой на нормативном уровне обусловлена уровнем общественного правопонимания.
Список литературы
Конституция Российской Федерации (принята на всенародном голосовании 12 декабря 1993 г.)