Народно-разговорная лексика как стилеобразующий элемент в произведении Евгения Замятина.

Введение
Глава I. Теоретические основы изучения народно-разговорной речи
1.Функционально-стилевое расслоение лексики
1.1. Проблемы терминологии разговорной речи
1.2. Историческое освещение понятия «просторечие»
2. Слой народно-разговорной лексики в русском языке
3.Стилистическое использование народно-разговорной лексики в художественном произведении
Глава II. Теоретические основы изучения творчества Е. Замятина
1. Биография Е. Замятина
2. Творческий путь Е. Замятина
3. Особенности стиля произведений Е. Замятина
Глава III. Народно-разговорная лексика как стилеобразующий элемент в повести «Алатырь» Е. Замятина
1. Общий стилистический анализ повести «Алатырь» Е. Замятина
2. Лексико-семантический анализ народно-разговорной лексики
3. Словообразовательный анализ народно-разговорной лексики
Заключение
Список использованной литературы

В «Страшной мести» за грех братоубийства и сребролюбия «несут каинову печать» и гибнут все поколения Петра, даже его чистая сердцем дочь Катерина и ее невинный сын. Сотник из повести «Вий» имел дочь - ведьму, смерти которой не мог пережить, потому, что сам вел «бесовскую, безбожную жизнь», построенную на насилии, обжорстве, сладострастии.
Эта же тема по-гоголевски звучит в «Алатыре» и в «Чудесах» Е.И. Замятина. «Чудеса» включают в себя три произведения: «О святом грехе Зеницы-девы. Слово похвальное» (1916), «О том, как исцелен был инок Еразм» (1920), «О чуде, происшедшем в Пепельную Среду» (1924), сюжетной основой которых является зафиксированное в житиях «чудо», интерпретированное Замятиным как обретение святости через совершение греха или через познание греха в форме искушения.
Парадоксальная идея «грех ко благу» воплощена здесь в трех различных вариантах. В первой повести «Зеница - дева сия грехом милосердным спасла народ свой от погибели». [Замятин, 1989: 531]. В сказании об иноке Еразме «грех познания прелюбы» делает юношу художником «во славу Бо-жию», тогда как, «будучи невинным», отрок соблазнял братию «бесовскими соблазнами».
Третье чудо приближено во времени к авторской эпохе и поэтому, может быть, связывается с католической традицией: невинность и младенческая простота каноника Симилиция [перевод с греч. «простота»] приводят его к состоянию «дичи на вертеле над медленным огнем»: он уступает греховным пристрастиям архиепископа и становится матерью младенца. Парадоксальность ситуации заключается в том, что герой обретает «святость материнства», совершая грех попрания мужского естества.
Осознание парадоксальной двойственности человека и окружающего его мира, относительности любого явления, перехода одного состояния мироздания в другое Замятин декларативно выражает через «гоголевское слово», помещая знаменитое изречение сатирика «сквозь видимый миру смех и незримые ему слезы» «смех сквозь слезы» в финал последнего из своих «чудес». В момент смерти героя, которая представлена автором «как успение святого младенца», канонику показалось, что доктор Войчек, единственный на земле, знавший тайну «материнства» каноника, «сквозь слезы смеется». [Замятин, 1989: 539].
Замятинская ирония порой переходит в «бурлескную» пародию на древнерусский жанр жития, построенную на нарочитом несоответствии стилистических (торжественный тон, хвалебная манера повествования, употребление старославянской лексики) и тематических (нивелирование личности при тоталитарном режиме) планов в «Чудесах», лишая любую истину однозначной косности, утверждая «незавершенность» «слова о мире».
Житийная фабула этих произведений, с обязательным включением в них чудесного рождения героя, посвящения его церковному служению, искушению злом, преодолению искушения, исцеления и чудесной смерти, служит для писателя XX века формой выражения рефлексии соотношения духовного и материального в человеческой жизни - сквозной темы творчества Замятина. В «Чудесах» ощущается интертекст Гоголя как диалог «своего и чужого», открывающийся не только в идейном плане, но и в соотношениях пародийной, комической игры, самоиронии, самопародии (смех) и воссоздания драматических, трагических, лирических сторон жизни в самых возвышенных тонах (слезы).
Разнонаправленный сказ, когда автор и рассказчик находятся на противоположных позициях, воплощенный в стилизации всех «чудес», в первом «чуде» целенаправленно не маркирован. Сказителем выступает «весь народ», автор анонимен.
Во второй повести «О том, как исцелен был инок Еразм» происходит маркировка повествователя, усиливающая идейную основу произведения. Указанный как автор «записи предания» схимник Иннокентий в семантике своего имени (Иннокентий - неповинный, непорочный) несет авторскую иронию: его «невинность», подобная «непорочности» главного героя инока Еразма, становится причиной нового «бесовского соблазна», так как он «с благословения мудрого старца, записал все к назиданию и руководству игуменов», а «простым же инокам не дозволено чтение сей записи». [Замятин, 1989: 540].
Повторение ситуации записанного схимником «чуда» в зародыше содержится в этой последней фразе, казалось бы, просто указывающей автора «летописи».
В третьем «чуде» разнонаправленный сказ включает совмещение письменно-книжного повествования, несобственно-прямую и прямую речь героев, как это обычно делал Н.В. Гоголь. Замятин по-гоголевски «дополняет рассказчика», обращается к читателям, создавая эффект совпадения мнений: «О чуде, происшедшем в Пепельную среду», а также о канонике Симплиции и о докторе Войчеке, потому что это чудо случилось именно с каноником Симплицием, а доктор Войчек был единственным в мире человеком, кому суждено было видеть все с начала до конца.
«Поверить в то, что чудо было когда-то, с кем-то, - я бы еще мог, и вы могли бы, но что это теперь, вчера с вами - вот именно с вами - подумайте только!» [Замятин, 1989: 540].
В наиболее ответственные для выявления авторской позиции моменты повествования слово предоставляется не рассказчику, а книжному повествователю, тяготеющему к слиянию с «авторским сознанием». «Силовое поле, возникающее в сказе между носителем эпического повествования и автором, перестает существовать. Точка зрения художника слова формируется, так сказать, открытым текстом». [Мущенко, 1987].
Особенно отчетливо это проявляется в финале повести, где упомянутая нами выше цитата из «Мертвых душ» Гоголя становится своеобразным интертекстуальным указателем, усиливающим восприятие авторского замысла.
Очевидно, в различных жанровых формах своего творчества 1910 - 20-х годов Е.И. Замятин варьировал важнейшую для авторского сознания идею, притягивающую к себе круг близких к ней философских проблем: духовное существует в материальном и через материальное. Гармония человеческого духа возможна через осознание необходимости поиска «земного в небесном» и «небесного в земном».
В повестях 1910 - 20-х годов Е.И. Замятин развивал некоторые, близкие к его эстетическим критериям традиции гоголевской поэтики. Характерные для повестей и рассказов «Уездное», «Алатырь», «На куличках», «Африка», «Север», «Кряжи», «Куны», «Ела», цикла «Чудеса» способы создания образов с помощью сквозных, лейтмотивных идей, метаморфизации героев и гротескных сравнений, метафор, строящихся на антитезе живого-мертвого, портретов-масок, зооморфических и антропоморфных уподоблений, сходной символике цвета, метода «остранения», конкретного-абстрактного, одушевленного-неодушевленного, отталкиваются от гоголевской традиции, продолжают и совершенствуют разработанный им метод «типизации-генерализации», ведущей к глубокому сатирическому эффекту.
Широчайшее использование различных видов сказовой манеры повествования в произведениях Замятина было следованием пушкинско-гоголевской традиции, которая наметилась уже в «Повестях Белкина», «Вечерах на хуторе близ Диканьки», в сборнике «Миргород», «Шинели». Замятин сумел придать новую идейно-эстетическую значимость сказу, имитируя насмешливую народную речь или житейское повествование, перемешанные с лирическими интонациями автора, обогащая языковые возможности литературного слова.
Замятин креативно воспринял эстетическое воззрение Гоголя на творчество, совмещающее «микроскопическое, телескопическое и метафизическое» видение действительности, что сказалось на освещении им мотивов «быта и бытия», «неозаренности духа», «родительской вины» и других тем в его ранних произведениях.
Несомненным является то, что художественное осмысление Замятиным в его ранней прозе лучших гоголевских произведений, многофункциональное использование интертекста Гоголя, способствовало созданию собственного оригинального стиля писателя и расширяло возможности русского реализма.
 2. Лексико-семантический анализ народно-разговорной лексики
а) номинативная лексика:
Характерные примеры: алатырь, с чаком, неплодие, вековуши, в светике, упиральники, кенар (-к), девки, штука, замухрыш, глас, гоголем, у прозорливца, погань, от свербежа, с докукой, баклушей, зипун, с лыком, искусница, тарантас, обормот, шубейка, оголтень, немырь, жарынь, старикан, тужурка, мастак, о житии, пропитании, игрень, зализа, с кошёлкой, теплынь, фуфырь, космы, зала, орава, кочет, исправничиха, кофий, с попреком, мадаполам, коронка, нехватка, глуби, одежа, рассор, усачи, гордецы, молчок, в шурьях, алахарь, с клестером, вертихвостка, глуби, морда, острог, срамота, вихор, киноварь, в боковушке.
Ала́тырь — немой, косноязычный. Алаторец и алатырец, в разных говорах имеют разные, но сплошь отрицательные значения — своевольный, повеса, хитрец, пройдоха. Однако "алатырец" и "алаторец" может означать и жителя города Алатыря в Чувашии.
Баба, ж. Замужняя женщина нижних сословий; женщина низкого состояния. Пренебр. Вообще о женщине.
- Вся та поганая баба была, как киноварь, красная и так мерзостно вихлялась, что терпеть было нельзя ни минуты
Вековуша ж. – то же самое что и старые девы
Срам обуял неслыханный: вековуши - в Алатыре, а? Сроду того не бывало. И не то чтобы как, а и в самых в первых домах;
Жарынь, ж. Очень жаркая погода.
Назначили Косте экзамен наране Успенья. Жарынь стояла. Мух развелось
невесть сколько.
Зипун – м. в старину — верхняя одежда у крестьян. Представляет собой кафтан без воротника, изготовленный из грубого самодельного сукна ярких цветов со швами отделанными контрастными шнурами.
«А зипун - чередом идет, кто с новой дугой, кто с лыком, кто с поросенком - дешевый калач закупать».
Игрень
Ухмыльнулся Иван Павлыч предовольно - и от исправника дальше погнал резвым игрень-конем.
Исправничиха – ж. жена исправника, исправник – глава городской полиции
Исправник с исправничихой держали совет: что такое с Глафирой? С чего девка сбесилась?
Кенар м. Канарейка -самец
Вечером в столовой уставилась - и битый час, как пришитая, глядела в клетку с кенарем и с кенаркой (выписал ей исправник из Москвы специально). Глядела, глядела, да вдруг как схватит клетку-то эту, да об пол ка-ак шваркнет: от кенаря с кенаркой только мокро осталось.
Кофий - кофе
Кофий это, барышня, кофий. Вот сейчас заварю. Пять лет берегла для гостя дорогого, вот погляди-ка сама, какой кофий-то... В Воронеже покупала, где Митрофаний-угодник
Немырь м. немой, глухонемой
И все же один раз было: Костя не мог ответить урока, стоял, как
немырь, с покорной улыбкой
Обормот. м. Никчемный, негодный человек, грубиян, болван.
А дом не прибрат, а Коська – обормот чистый..." - кинулась Потифорна к Косте с новым пинжаком.

Орава ж. Беспорядочное скопление людей, толпа
На стульях у стен девья орава - завидущая - шелестела, шептала.
Пропой, м.: на пропой-на выпивку, для выпивки.
Красная Горка - свадебный день, а в Алатыре не слыхать ни свадебных
бубенцов, ни веселопечальных пропойных песен.
Тарантас м. Дорожная, обычно крытая, повозка на дрогах, на уменьшающих тряску длинных продольных брусьях, которыми соединены передок с задком.
И вот - неслыханное дело - загремел тарантас в проулке. Ахнули куры, брызнули из-под копыт, акафист полетел на пол со страху.
Телеш м. – телёнок
«А вчерась явился он мне телешом»
Темь, ж. То же, что тьма.
«После солнца – да в темь: совсем ослеп».
б) глагольная лексика:
Характерные примеры: обуял, засинеет, шваркнет, приволокнулся, напоганил, загорюнился, не чуял, унять, шарила, сгинь, тачали, зубрил, не взвидел, зазябло, изжили, обрезался, заела, потолкую, улестить, приспичило, обмер, глянь, прознай, вертаться, хоронился, бишь, видать, разинулся, смеркнула, не прогневайся, представился, рукопожал, сварганился, некаться, лопать, загордился, сговорить, взвоет, помер, кропалась, втесался, живеть, поговей, кликали, бренчал, хрюкнула, шарахнулась, ояскнул, жалобился, зарились, не будь, спопашился, чеканили, чебурахнулись.
Живеть – выздоравливать
С баклановки ли с этой огневой или просто с радости великой – стал Костя живеть помалу.
Зазябло – замёрзло
Костя вошел - и свету невзвидел. Зажмурил глаза и тотчас же не стерпел - открыл. Опять: кружева и розово-нежное что-то, такое, что... Сердце зазябло у Кости, заныло, забыл все слова.
Загорюнился – загрустил
Загорюнился, жалко нещечко-то свое кидать вон. Эх, как бы это...
Зашлось – вызвало обиду
Сердце зашлось на Варвару
Некаться – отказываться, упираться
Стал было Костя некаться: сыт уж, довольно.
Обуял – охватил до крайности, употребляется в смысле одолел
Срам обуял неслыханный
Шарила – искала
«Шарила шубейку на стене - в сени надо выйти - во тьме руками натыкалась на Костю».
Сграбастать. Схватить руками.
«Кого-то внизу у подъезда сграбастали, накинулись, притиснули, колотили – и все-таки ревели…»
Смекнула – сообразила
Сразу смекнула Глафира кто.
Тачают – делают, например, тачать сапоги.
Вот уж эти действительно любят великий язык: так и чеканят, так и тачают друг перед дружкой. Улыбался князь то одной, то другой.
Улестить. Склонить к чему-либо лестью, уговорами, обещаниями.
«Такого Ивану Макарычу улестить - велико ли дело? И улестил»

в) прилагательное:
Характерные примеры: мужние, высошенька, сверкучий, простудлив, брудастая, особливый, даровые, завалящая, забористые, трухлвый, разносненькая, огорошенный, князеву, вострым, божеская, коземордой, ехидной, ущербненький, общеполезную, пропойных, именитых, кривобокой, тамошние, поганые, едучим.
Наянный. Наглый, нахальный, бестыжий.
Ишь, пристал, наянный!
Оголтелый. Потерявший всякое чувство меры.
«Оголтело влетел в светелку - и бух на колени:.
Простоволосый. О женщине: с непокрытой головой, без платка.
То-то тебя учили-то! Да нешто можно женщине простоволосой ходить? Чай, я не девка, ведь грех.
Чудной. Странный, удивляющий своей необычностью.
«Вечером отец возьмется его бузовать: «Опять сбежал, неслух, заворотень?» А он хоть бы что, совсем оголтелый: зубы стиснет, не пикнет.Только еще колючей повыступят все углы чудного его лица».
г) наречие
Типичные примеры: принаследно, мол, сглазу, задешево, кувырк, поутру, пуще, мало-мальски, доподлинно, юрк, наутро, конфузливо, перво-наперво, истово, маленько, наверняка, вчерась, изрядно, невзначай, бух, марш, пакостно, нонче, мерзостно
Вчерась - вчера
А вчерась явился он мне телешом.
Сроду – всегда
Сроду того не бывало. И не то чтобы как, а и в самых в первых домах; у протопопа соборного - раз, у Родивона Родивоныча у инспектора - два, у исправника...
Принаследно – наследственно
И у жителей тех, видимо, дело - от грибов принаследно, пошло плодородие прямо буйное.
Помалу – понемногу, медленно
С баклановки ли с этой огневой или просто с радости великой – стал Костя живеть помалу.
В охотку – охотно
И только в Алатыре трое дурных - в охотку бегут учиться: Костя Едыткин, Глафира исправникова да Варвара-протопоповна.
д) служебные части речи. У Замятина мы находим:
Частицы ежели, ух, засим, поди, иль, ан глядь, ишь, покуда, неуж, инда, коли, мол;
Предлоги обок, меж, для-ради, пред
Междометия испослать, поди ж ты, батюшки, тьфу
Местоимения эка, этакую, ихней, кой-чего
3. Словообразовательный анализ народно-разговорной лексики
Заключенные в современных словарях русского литературного языка пласты разговорных, просторечных и областных слов состоят из разнообразных лексических групп, которые отличаются друг от друга не только интенсивностью, но и качеством своей стилистической окраски. Границы этих групп не совпадают с традиционной классификацией "разговорное - просторечное - областное".
При выявлении лексических разрядов были приняты по внимание различные признаки: не только функционально-речевой (границы речевого употребления), но и словообразовательный, семантический и эмоционально-оценочный, нормативный и генетический. Единый принцип классификации был невозможен из-за большой разнородности данных лексических рядов.
I. Для нескольких лексических групп, соотносимых со словарными характеристиками разговорное и просторечное, главным и объединяющим признаком является функциональный - очевидная связь с современной разговорной речью и обусловленная этой связью окраска непринужденности и фамильярности.
Не претендуя на исчерпанность классификации и на охват явлений переходного и пограничного характера, здесь можно наметить следующие, наиболее отчетливые и типичные группы:
1. Лексические эллиптизмы - существительные и глаголы, образованные на базе словосочетаний и включившие в свое значение содержание всего сочетания. Известно, что это весьма продуктивный и характерный для современной разговорной речи словообразовательный тип:
2. Слова, образованные с помощью суффиксов, имеющих окраску разговорности (т. е. действующих как активная словообразовательная модель в разговорной речи и проникающих в другие стили в составе отдельных лексем - "суффиксы стилистической модификации")
Большую группу в ряду окрашенных образуют суффиксы субъективной оценки, а в составе разговорно-просторечной лексики - существительные и прилагательные с соответствующими суффиксами:
3. Слова, образованные способом усечения. "Специфическим способом словообразования разговорной речи представляются разные типы усечений"
4. Переносные значения общеупотребительных (преимущественно нейтральных) слов. Метафора используется как средство выражения определенного отношения к тому явлению, на которое переносится имя другого явления. Чаще всего перенос направлен на дискредитацию, "снижение" или несерьезное, шутливое осмысление обозначаемого явления. Перечисленные ряды составляют основную массу разговорно-просторечных слов.
Помимо общего признака связи с непринужденной, неофициальной сферой общения, противопоставленности специфичной лексике книжных стилей, слова этих групп обладают частными признаками, создающими между ними стилистические различия.
Прежде всего неодинакова по силе проявления эмоционально-оценочная экспрессия (экспрессивно-эмоциональная окраска) слов, образующих группы. В разряде эллиптизмов довольно много слов с ослабленной оценочной экспрессией: валерианка, вечерник, копирка, насмешничать и т. п. Практически (для лексикографа) это слова как бы с чистой функциональной окраской, именуемой в традиции разговорной. Как правило, слабо ощутим элемент оценочности у слов, образованных по способу усечения, их стилистическое своеобразие основано на генетическом признаке - связи со средой, из которой они вышли (профессиональная или жаргонная отнесенность). Напротив, словам с переносными значениями и словам с окрашенными суффиксами почти всегда присуща отчетливая оценочность, нередко очень грубая. Экспрессивно-эмоциональный ореол как положительный (одобрение, ласка, сочувствие), так и отрицательный (пренебрежение, презрение) является неизменным спутником слов с суффиксами субъективной оценки. Более того, экспрессивно-эмоциональная окраска здесь часто затмевает функциональную, и именно она оказывается решающей при определении стилистического качества слова.
Различия слов по экспрессивно-эмоциональной окрашенности принято показывать в словарях с помощью соответствующих характеристик и помет, хотя надо сказать, что делалось это до сих пор очень непоследовательно. Другой причиной несходства слов внутри намеченных групп является, если можно так сказать, разная степень их нормативности, большая или меньшая близость к общелитературной нейтральной норме. Это то, что иногда называют степенью сниженности слова. Зависит она в первую очередь от прочности усвоения слова литературным языком.
Ни один из разрядов слов разговорно-просторечного пласта не является замкнутым; одни слова, изменяя или теряя окраску, уходят, другие сливаются вновь из самых разнообразных источников. Слова, поступающие из ненормированной речи и говоров, на фоне разговорной речи и тем более на фоне книжных стилей первое время, на стадии усвоения, сохраняют печать ненормативности. Поэтому среди эллиптизмов, например, можно найти слова, ставшие нейтральными или почти нейтральными, слова с обычной для них окраской непринужденности и слова, еще не зарегистрированные словарями и редко попадающие в письменные источники - самоволка, продленка, пылесосить, загранка. Они менее освоены литературным языком, чем, например, антоновка или овсянка и кажутся нам менее нормативными. То же самое можно наблюдать и в других лексических группах: бедняга для нас слово разговорное, но вполне литературное, но вряд ли мы признаем таковым существительное доходяга. В последнее время оно часто попадает в письменный язык, но все еще сохраняет жаргонный колорит и представляется нам ненормативным.
Во-вторых, на степень нормативности слова влияет характер его значения и особенно - оценочной экспрессии. Резкая грубость, например, служит препятствием для движения слова к разряду нейтральных.
В-третьих, яркость окраски и степень сниженности слова зависит от словообразующего суффикса. Суффиксы, активные в разговорной речи, неодинаковы по способности окрашивать то слово, к которому присоединяются. Суффикс -ка, с помощью которого образуются разговорно-просторечные синонимы к мотивирующим словам, окрашивает слово иначе и слабее, чем, напр., суффиксы -ага, -уга, образующие также разговорно-просторечные синонимы к мотивирующим словам.
Все эти признаки (в совокупности или порознь) создают внутри разговорного слоя лексики те различия, для которых лексикографическая традиция предлагает пометы разговорное и просторечное (но помета просторечное маркирует одновременно и стилистические явления совсем другого качества, что обычно ставится в вину лексикографам при критике понятий и помет разговорное и просторечное). Пометы означают разную степень сниженности в пределах лексики, функционально связанной с некодифицированной формой литературного языка и входящей в словарный состав кодифицированного литературного языка на правах специализировавшегося стилистического средства. Граница между "более" и "менее" сниженным неотчетлива и текуча, в этом одна из причин сбивчивого и непоследовательного практического применения помет разг. и простореч.
По наблюдениям исследователей, в современной разговорной речи нет ярких стилистических контрастов: "необходимо признать и учитывать в исследовательской практике диффузный характер ее (разговорной речи) состава, отличающийся на современном этапе тем, что генетически разнородные элементы... образуют в результате единый стилистический ряд, внутри которого можно устанавливать лишь незначительные отклонения в смысле большей или меньшей маркированности их употребления" . Но это не дает права лексикографу игнорировать различную степень сниженности разговорной лексики, описывая стилистические свойства слова в словаре литературного языка. На фоне книжных стилей, из норм которых должен исходить создатель словаря национального языка, это различие сохраняет свое значение.
Лексикограф должен найти средство, чтобы показать разницу между более и менее низкими словами разговорного слоя (сохраняя при этом и их основную функционально-стилистическую характеристику, в которой была бы выражена их общая принадлежность к разговорной речи), такими, как скукота, талдычить, махра, вкалывать, настырный, скупердяй, речуга, с одной стороны, и выдыхаться (терять силу), молчун, даровой, вихрастый, слоняться, разбазаривать, манерничать, глупыш - с другой. II. За словарными пометами разговорное (редко), просторечное и кроме того - областное скрываются еще несколько разрядов слов, стилистическая специфика которых порождена отнюдь не функциональной связью с современной разговорной речью. Носитель литературного языка осознает их генетическую соотнесенность с определенной социальной средой и речью этой среды. Не утраченное сознание связи со сферой первоначального функционирования имеет решающее значение для формирования стилистической окраски и роли этих слов в литературном языке. 1. К разговорно-просторечной и областной лексике отнесена в словарях своеобразная и до сих пор не описанная совокупность слов, у которых нет обычной для слов разговорно-просторечного слоя окраски непринужденности, фамильярности, грубости. В отличие же от областных, локально закрепленных слов (с которыми их нередко смешивают в словарях) они имеют широкое, чаще всего общерусское хождение. Существенно, что эти слова уходят из речи современного горожанина, но еще сохраняются в употреблении сельского, деревенского жителя: вёдро, вековуха, вечерять, вечёр, вздуть (огонь), гоношить, горенка, горюн, давешний, далече, духовитый, завечерять, загодя, занедужить, занемочь, захожий, знобкий, зоревать, испить, кликать, намедни, ободнять, осерчать, охочий, привечать, птаха, родимый, сердечный, солоница, сторожиться, студеный, стылый, убоина, уважительный (= почтительный), умолотный, утрешный, хворь и т. п.
В словарном составе современного литературного языка такие слова стали стилистическим средством художественной литературы: писатели видят в них необходимый языковой материал для описания старой (дореволюционной, доколхозной) деревни, к ним же обращаются, если хотят воссоздать коренную русскую речь с "народно-крестьянским" патриархальным колоритом. Средством художественного описания эти слова становятся как раз потому, что современный носитель литературного языка ощущает их связь с речью крестьянства и с особым (с чертами патриархальности) деревенским укладом жизни.
У Замятина имеются следующие характерные приёмы словообразования:
Глаголы
1.употребление приставок: приволокнулся, напоганил, загорюнился, зазябло, изжили, обрезался, заела, потолкую, улестить, приспичило, обмер, прознай, сварганился, некаться, загордился, сговорить, взвоет, помер, втесался.
2.употребление сложений: рукопожал
3.Употребление суффиксов - вертаться
4..употребление архаичных форм: шваркнет, вертаться, хоронился, бишь, видать, разинулся, смеркнула, , кропалась, втесался, живеть, поговей, кликали, бренчал, хрюкнула, шарахнулась, чебурахнулись.
Существительные
1.Приставки: неплодие, упиральники, замухрыш, пропитании, зализа, с нехватка, рассор
2Архаические формы корня: кенар глас, гоголем, у прозорливца, погань, от немырь, жарынь, старикан, тужурка, мастак, о житии, пропитании, игрень, зализа, с кошёлкой, теплынь, фуфырь, космы, зала, орава, глуби, одежа, рассор, молчок, в шурьях, алахарь.
3.Сложение – вертихвостка
4.Суффиксы – коронка, молчок, в боквушке, гордецы, усачи.
4.Употребление архаических форм: алатырь, неплодие, в светике, упиральники, девки, от свербежа, с докукой, баклушей, зипун, с лыком, искусница, тарантас, обормот, оголтень, немырь, жарынь, старикан, коронка, нехватка, глуби, одежа, рассор, молчок, срамота, вихор
Прилагательные: в основном суффиксальное словообразование: мужние, высошенька, сверкучий, разносненькая, князеву, божеская, тамошние
Встречаются приставочные примеры: забористые, вострым, огорошенный, завалящая, пропойных. Отсечение приставки – мужние (вместо замужние)
Сложения: коземордой, общеполезную, пропойных, кривобокой
Наконец, употребление архаических форм: сверкучий, брудастая, особливый (вместо: особенный), даровые, завалящая, ехидной, ущербненький, именитых, тамошние, поганые, едучим
Числительное – единственный пример – полста (половина сотни, пятьдесят)
Наречия:
Приставочные: принаследно, сглазу, задешево, поутру, доподлинно, юрк, наутро, наверняка, невзначай
Испорченные корни и сокращения: нонче (нынче), мол, кувырк, бух, марш (заимствование)
Наращение окончания: вчерась (вместо вчера)
Сложения и повторы: мало-мальски, перво-наперво.
Образование от прилагательных: маленько, изрядно, пакостно, мерзостно
Заключение
В повестях 1910 - 20-х годов Е.И. Замятин развивал некоторые, близкие к его эстетическим критериям традиции гоголевской поэтики. Характерные для повестей и рассказов «Уездное», «Алатырь», «На куличках», «Африка», «Север», «Кряжи», «Куны», «Ела», цикла «Чудеса» способы создания образов с помощью сквозных, лейтмотивных идей, метаморфизации героев и гротескных сравнений, метафор, строящихся на антитезе живого-мертвого, портретов-масок, зооморфических и антропоморфных уподоблений, сходной символике цвета, метода «остранения», конкретного-абстрактного, одушевленного-неодушевленного, отталкиваются от гоголевской традиции, продолжают и совершенствуют разработанный им метод «типизации-генерализации», ведущей к глубокому сатирическому эффекту.
В ходе работы мы рассмотрели в произведении лексические единицы, представляющие просторечную и разговорную лексику, а также лексику, характеризующую особый стилевой прием Замятина, использованный в создании повести. Несомненно, они придают свой особенный колорит произведению, как бы оживляют язык произведения.
В повести просторечие дает достаточно пеструю гамму особых экспрессивных красок, отражая непринужденность, грубоватую определенность и подчеркнутую образность устной бытовой речи.
Безусловно, язык произведения свеж и оригинален, мы с большим интересом можем наблюдать за жизнью образов, созданных Замятиным, окрашенных пестрыми красками просторечной и разговорной лексики, а также оригинальными сказовыми формами.
Замятин-мастер русской литературы. Писатель видел в родном языке все его исторические и «геологические» пласты: от церковнославянской вязи и фольклорной образности до телеграфной скорописи вечно спешащего человека XX века-и объединил в своем стиле все эти языковые возможности. Его произведения рождают чувство гордости за неистощимые богатства родного языка.
Список использованной литературы
Научная литература:
1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963.
2. Бондалетов В.Д. Социальная лингвистика. М., 1987.
3. Будагов Р.А. К вопросу о языковых стилях. // ВЯ. 1954. № 3.
4. Будагов Р.А. Литературные языки и языковые стили. М., 1967.
5.Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. М, 2002.
6. Виноградов В.В. О языке художественного произведения. М., 1959.
7. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М.1963.
8. Виноградов В.В. Итоги обсуждения вопросов стилистики. // ВЯ 1955. № 1.
9. Винокур Т.Г. Стилистическое развитие современной русской разговорной речи. // Развитие функциональных стилей современного русского языка. М., 1968.
10. Гальперин И.Р. Речевые стили и стилистические средства языка. // ВЯ. 1954. № 4.
11. Горбачевич К.С. Нормы современного русского литературного языка. М., 1989.
12. Грановская Л.М. Русский литературный язык в конце XIX и XX вв. Очерки. М., 2005.
13. Давыдова Т.Т. Евгений Замятин // Литература. №8/1991.
14. Евгений Замятин и культура XX века. Исследования и публикации. СПб., 2002.
15. Евгений Замятин. Записные книжки. М., 2001.
16. Еретик из Лебедяни. Николай Кизименко // Подъем.№ 6, 1991. с.215-230.
17. Земская Е.А. Русская разговорная речь. М., 1973.
18. Земская Е.А. Русская разговорная речь. // ВЯ, 1971, № 5.
19. Инфантова Г.Г. К определению понятия «разговорная речь». // Теория и практика лингвистического описания разговорной речи. Тезисы докладов к межвузовской научной конференции (декабрь 1966г.). Горький, 1966.
20. Ефимов А.И. Стилистика художественной речи. М.1957.
21. Князькова Г.П. Русское просторечие второй половины XVIII в. Л., 1974.
22. Ковтун Л.С. Из истории русской разговорной речи. // Русская разговорная речь. Саратов, 1970.
23. Ковтун Л.С. Лексические нормы русского языка и разговорная речь. // Современная русская лексикология. М., 1966.
24. Ковтун Л.С. Разговорный язык в художественном тексте. // Вопросы стилистики. Вып.3. Саратов 1969.
25. Коготкова Т.С. Русская диалектная лексикология. М., 1979.
26. Кожевникова Кв. Спонтанная устная речь в эпической прозе. Praha. 1970.
27. Кожевникова Кв. К вопросу художественного воспроизведения высказываний повседневной устной речи в литературном произведении. // Csl. Rusistika, 1965, № 2.
28. Костомаров В.Г. О разграничении терминов «устный» и «разговорный», «письменный» и «книжный». // Проблемы современной филологии. М., 1965.
29. Котков С.И. О памятниках народно-разговорного языка. // ВЯ, 1972, № 1.
30. Лаптева О.А. Изучение русской разговорной речи в отечественном языкознании последних лет. // ВЯ. 1967. № 1.
31. Письма Е.И.Замятина А.М.Ремизову (публикация В.В.Бузник) // Русская литература. СПб., «Наука»№1, 1992г. с.174-180.
32. Пишкина Н.А. О некоторых чертах разговорного стиля в прозе М.А.Шолохова. // Язык и стиль художественного произведения (тезисы…). М., 1966.
33. Практика русской разговорной речи. Изд. 2-е. М., 1964.
34. Русская разговорная речь. Саратов, 1970.
35. Русская разговорная речь. М., 1973.
36. Сиротинина О.Б. Первые итоги специального изучения разговорной речи. // Язык и общество. Вып. 2. Саратов, 1970.
37. Сиротинина О.Б. Разговорная речь (определение понятия, основные проблемы). // Вопросы социальной лингвистики. Л., 1969.
38. Сиротинина О.Б. Разговорная речь (проблема определения понятия). // Теория и практика лингвистического описания разговорной речи (тезисы докладов и межвузовской научной конференции). Горький, 1966.
39. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. М., 1974.
40. Солганик Г.Я. Стилистика текста. М., 1997.
41. Сорокин Ю.С. К вопросу об основных понятиях стилистики. // ВЯ 1954. № 2.
42. Сорокин Ю.С. Просторечие как термин стилистики //Доклады и сообщения филологического института. Л. 1949, Вып. 1.
43. Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка. 30 – 90-е годы XIX века. М. – Л., 1965.
44. Сорокин Ю.С. Разговорная и народная речь в «Словаре Академии Российской» (1789-1794гг.) // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. М.-Л., 1949, Т.1.
45. Теория и практика лингвистического описания разговорной речи. Горький, 1966.
46. Трофименко В.П. Из истории изучения разговорной речи. // Русская речь. 1973, № 2.
47. Туниманов В. Еретические речи Евгения Замятина // Невское время. № 29, 1991.
48. Химик В.В. Поэтика низкого, или просторечие как культурный феномен. СПб, 2000.
49. Шведова Н.Д. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960.
50. Шишкина Л.И. Литературная судьба Евгения Замятина. СПб, 1992.
51. Шмелев Д.Н. Русский язык в его функциональных разновидностях. М., 1977.
52. Щерба Л.В. Современный русский литературный язык. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.
53. Эйхенбаум Б.М. О литературе. М., 1987.
54. 2380 наиболее употребительных слов русской разговорной речи. М., 1968.
II. Словари и их условные сокращения:
1. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., 1963- 1966. (Даль)
2. Псковский областной словарь с историческими данными. Издательство ЛГУ, 1967-2003. (ПОС)
2. Словарь русских народных говоров. / Под редакцией Сорокалетова Ф.П. М.-Л., 1965-2003. (СРНГ)
III. Источники:
Евгений Замятин. Алатырь. М., 1989.
Евгений Замятин. Сочинения. М., 1988.
Потебня А. А. Из записок по теории словесности. «Эстетика и поэтика». М., 1976, с. 370.
Химик В.В. Поэтика низкого, или просторечие как культурный феномен. СПб, 2000, с.11.
Там же, с.193.
Князькова Г.П. Русское просторечие второй половины XVIII в. Л., 1974, с.8.
Там же, с.9.
Князькова Г.П. Русское просторечие второй половины XVIII в. Л., 1974, с.16.
Там же, с.25.
Грановская Л.М. Русский литературный язык в конце XIX и XX вв., с.164.
Там же, с.165.
Там же, с.173.
Л. С. Выготский. Мышление и речь, «Избр. психологические ис­следования». М., 1956, с. 51.
Литературный энциклопедический словарь. – М.: Сов. энциклопедия, 1987. – с. 119-120.
Там же. – с. 122.
Литературный энцик