Вход

Роман Достоевского "Преступление и наказание" как Петербургский макет

Рекомендуемая категория для самостоятельной подготовки:
Курсовая работа*
Код 135520
Дата создания 2008
Страниц 32
Источников 11
Мы сможем обработать ваш заказ (!) 29 марта в 18:00 [мск]
Файлы будут доступны для скачивания только после обработки заказа.
1 580руб.
КУПИТЬ

Содержание

Введение
Глава 1. Образ Петербурга в творчестве Ф.М. Достоевского с точки зрения писателей и критиков
1.1. Особенности понятия «Петербургский текст», история появления и формирования
1.2. Критерии, позволяющие определить «Петербургский текст»
Глава 2. Особенности изображения Петербурга в романе «Преступление и наказание»
2.1. Петербургский миф Ф.М. Достоевского
2.2. Роль цветового фона в романе
2.3. Топография «Преступления и наказания»
Глава 3. Значение образа Петербурга для раскрытия идеи романа
Заключение
Список литературы

Фрагмент работы для ознакомления

Раскольников – это порождение Петербурга, и раскрывая образ города, мы тем самым раскрываем образ главного героя. Петербург так же двойственен, как и порожденное им человеческое сознание. С одной стороны — царственная Нева, Исаакиевский собор, «великолепная панорама», с другой — Сенная с ее страшной бедностью, мерзостью и безобразием. Таков и Раскольников: «он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен». (В этой красоте, кстати, и залог его грядущего возрождения.) Но у этого «замечательно хорошего собою» человека есть своя Сенная, свое грязное подполье: мысль об убийстве и грабеже. Как будто Петербург находит того, через кого может передать свои мысли и ощущения. У меня складывается ощущение, что Раскольников – это другое, человеческое, лицо Петербурга.
Свидригайлов приоткрывает Раскольникову мрачное влияние Петербурга на его душу: «...Я убежден, что в Петербурге много народу, ходя, говорят сами с собой. Это город полусумасшедших. Если б у нас были науки, то медики, юристы и философы могли бы сделать над Петербургом драгоценнейшие исследования, каждый по своей специальности. Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге. Чего стоят одни климатические влияния! Между тем это административный центр всей России, и характер его должен отражаться на всем». Но мне кажется, что Петербург не влияет на Раскольникова, Петербург – это и есть Раскольников. Не о трагедии человека написал Ф.М. Достоевский роман, а о трагедии города.
Весь Петербург с его пьянством, нищетой, ненавистью, развратом ведет убийцу в дом старухи-процентщицы. Обстановка преступления, квартал и дом, в котором процентщица, вызывают в Раскольникове не меньшее «омерзение», чем его «безобразная мечта». «А тут еще город! — восклицает Свидригайлов в разговоре с Раскольниковым. — То есть как это он сочинился у нас, скажите пожалуйста! Город канцеляристов и всевозможных семинаристов!»
Вот Раскольников идет «делать пробу»: «На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, — все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека».
Все темное и низкое Петербурга — притоны, кабаки, подвалы, трущобы — становится сообщником, соучастником отвратительного преступления Раскольникова: «Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу. Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить. Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой». Хотя, если вдуматься, то город – это не сообщник, не соучастник преступления, это сам преступник, но преступник вынужденный, потому как нет у него больше сил бороться. А убийство это только крик о помощи.
Мысль об убийстве в нищем студенте родилась из соприкосновения с ядовитыми испарениями мрачного города: «С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а "другою в -ю улицу. Этот дом стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками — портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами и на обоих дворах дома». После «пробы» Раскольников восклицает: «О Боже! как это все отвратительно! <...> На какую грязь способно, грязно, пакостно, гадко, гадко!.. <...> Чувство бесконечного отвращения, начинавшее давить и мутить его сердце еще в то время, как он только шел к старухе, достигло теперь такого размера и так ярко выяснилось, что он не знал, куда деться от тоски своей». Сенная площадь со своими девицами, пьяницами и «промышленниками» и идея преступления — два образа одного душевного состояния, неразрывно связанного с Петербургом.
Петербургское солнце, петербургский день обличают Раскольникова, петербургская ночь поглощает в своем мрачном лоне его двойника Свидригайлова. Последнюю ночь перед самоубийством Свидригайлов скитается по безлюдным петербургским улицам под грозой и проливным дождем. Душевный хаос Свидригайлова сливается с природным хаосом Петербурга, и Петербург такой же соучастник самоубийства Свидригайлова, как и преступления Раскольникова.
«До десяти часов» вечера Свидригайлов посещает «разные трактиры и клоаки, переходя из одного в другой», слушает шарманку в каком-то увеселительном саду: «...Вечер был душный и мрачный. К десяти часам надвинулись со всех сторон страшные тучи; ударил гром, и дождь хлынул, как водопад. Вода падала не каплями, а целыми струями хлестала на землю. Молния сверкала поминутно, и можно было сосчитать до пяти раз в продолжение каждого зарева». Свидригайлов снимает в полночь крошечный номер в грязной деревянной гостинице на Петербургской стороне, на «бесконечном» Большом проспекте, но разбушевавшаяся стихия преследует его. «Это под окном, должно быть, какой-нибудь сад, — подумал он, — шумят деревья; как я не люблю шум деревьев ночью, в бурю и в темноту, скверное ощущение!» Нестерпимое отвращение вызывают в Свидригайлове дождь, сырость, вода, неизменные атрибуты Петербурга. «Никогда в жизнь мою не любил я воды, даже в пейзажах,— подумал он вновь...»
Образ утопленницы надвигается на Свидригайлова, словно наводнение, соединяется с наводнением: «Свидригайлов очнулся, встал с постели и шагнул к окну. Он ощупью нашел задвижку и отворил окно. Ветер хлынул неистово в его тесную каморку и как бы морозным инеем облепил ему лицо <...> Среди мрака и ночи раздался пушечный выстрел, за ним другой.
"А, сигнал! Вода прибывает, — подумал он, — к утру хлынет, там, где пониже место, на улицы, зальет подвалы и погреба, всплывут подвальные крысы..."»
«Под площадями, улицами и домами Петербурга ему"', [Достоевскому] чудится первоначальный хаос, — пишет Н. П. Анциферов. — Водная стихия, скованная героическими и титаническими усилиями строителей этого города, не уничтожена, она лишь притаилась и ждет своего часа».
За преступление надо платить, и водная стихия Петербурга мстит своему осквернителю. Свидригайлов убивает себя во влажном тумане, на грязной улице, среди мокрых деревьев: «Молочный, густой туман лежал над городом. Свидригайлов пошел по скользкой, грязной деревянной мостовой, по направлению к Малой Неве. Ему мерещились высоко поднявшаяся за ночь вода Малой Невы, Петровский остров, мокрые дорожки, мокрая трава, мокрые деревья и кусты...»
В тошнотворно-отвратительных образах Ф.М.Достоевский выражает свою мучительную тревогу за безбожное человечество. «Веселые покойники» устраивают дьявольские оргии. «Я предлагаю всем провести эти два месяца как можно приятнее и для того всем устроиться на иных основаниях, — говорит один из них. — Господа! я предлагаю ничего не стыдиться! <...> На земле жить и не лгать невозможно, ибо жизнь и ложь синонимы; ну а здесь мы для смеху будем не лгать <...> Все это там вверху было связано гнилыми веревками. Долой веревки, и проживем эти два месяца в самой бесстыдной правде! Заголимся и обнажимся! — Обнажимся, обнажимся! — закричали во все голоса. — Я ужасно, ужасно хочу обнажиться! — взвизгивала Авдотья Игнатьевна».
«Заголимся и обнажимся» — предел сатанинского отрицания и разрушения. Безбожный мир заживо разлагается. Гниение душ страшнее телесного. Петровский Петербург заканчивается атеизмом.
Но только вот если бы не любил Ф.М. Достоевский Петербург, не смотря на всю грязь и отвращение, не болело бы у него сердце за этот город, и не пытался бы он улучшить его обитателей.
Заключение
Почему культурологический феномен "петербургского текста" во всех его проявлениях играет столь значительную роль в российском художественном сознании и постоянно привлекает внимание исследователей? Думается, что разгадка феномена петербургского теста - в уникальности Петербурга, состоящей в том, что это единственный в мире город-идея. Идея, воплощенная в градообразующей архитектонике, идея, воплощенная в камне. А логика существования идеи требует эманации не только в материальной субстанции, каковой стал Петербург, но и затем - в слове-образе, в Логосе, и это не может не продуцировать те многочисленные тексты, в которых образ Петербурга каким-то странным, почти мистическим образом явлен в одних и тех же или схожих образах: будь то Пушкин или Гоголь, Достоевский или Белый, Мережковский или Ремизов. Причем петербургский текст создавали в ХХ столетии отнюдь не только петербуржцы. Но и москвичи (например, Ремизов) не смогли привнести в сложившийся образный канон ничего, что бы его нарушило и тем более разрушило.
Н.П. Анциферов точно замечает, что «Петербург как будто остается отвлеченной идеей своего основателя, лишенной реального бытия. Строитель чудотворный заколдовал финские болота, и возник над ними мираж, в котором живая душа человека превращается в страдающий призрак, становится также умышленной и отвлеченной».
Ф.М. Достоевский неизменно подчеркивает, что Петербург — самый прозаический город на всем земном шаре и в то же время «самый фантастический в мире». «Прибавьте нашу петербургскую, потрясающую нервы оттепель, — объясняет Евгений Иванович в "Идиоте" Льву Николаевичу Мышкину, — прибавьте весь этот день в незнакомом и почти фантастическом для вас городе».
В романе «Подросток» Ф.М. Достоевский размышляет: «Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: "А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?"».
Героев Ф.М. Достоевского все время тянет общаться с этим фантастическим городом, словно некая неведомая сила принуждает их к этому. Ордынов – герой «Хозяйки» «ходил по улицам, как отчужденный, как отшельник, внезапно вышедший из своей немой пустыни в шумный и гремящий город. Все ему казалось ново и странно. Но он до того был чужд тому миру, который кипел и грохотал кругом него, что даже не подумал удивиться своему странному ощущению <...> Все более и более нравилось ему бродить по улицам, Он глазел на все как фланер <...> Он читал в ярко раскрывшейся перед ним картине, как в книге между строк. Все поражало его; он не терял ни одного впечатления и мыслящим взглядом смотрел на лица ходящих людей, всматривался в физиономию всего окружающего <...> Часто какая-нибудь мелочь поражала его, рождала идею...»
Петербург рождает идеи, проникающие в сознание героев Достоевского и побуждающие их к действию. Этому способствуют и петербургские жилища героев писателя, ибо «архитектурные сочетания линий имеют, конечно, свою тайну», но ведь эта «тайна» могла быть связана и с петербургскими адресами самого Ф.М. Достоевского. Сложно сказать, что возникло в начале: образ Раскольникова, сотворенный Петербургом, или Петербург, породивший в писателе образ героя «Преступления и наказания».
Петербург Ф.М. Достоевского – это некий символ, он незримо связан с действующими лицами. Раскольников – «петербургский тип», и только в таком угрюмом и таинственном городе могла зародиться «безобразная мечта» нищего студента.
При изучении «Преступления и наказания» каждое слово, каждый жест, каждый беглый намек имеет значение. Обычный роман изображает земной трехмерный мир людских характеров и природы, тогда как романы Ф.М. Достоевского раскрывают тайны человеческого духа.
Такой тайной в «Преступлении и наказании» предстает и Петербург, все петербургские детали требуют разгадки. И Петербург требует не меньшей, а то и большей разгадки, чем остальные герои и символы романа.
"Город - трагическая судьба человека. Город Петербург есть призрак, порожденный человеком в его отщепенстве и скитальчестве", - настаивал Достоевский. Петербург - не только воплощенная в камне идея, но и город, в котором "что ни шаг, то видится, слышится и чувствует современный момент и идея настоящего момента", - писал Достоевский, предопределяя изображение Петербурга в русской литературе начала ХХ века.
В творчестве Достоевского определены и заданы практически все главные, опорные символы изображения Петербурга в русской литературе начала ХХ века: курящийся к темно-синему небу пар, поднимающийся над болотами дым, ощущение нереальности происходящего, чувство сна наяву. Жизнь как чья-то греза, которая может в любой момент прекратиться, стоит только проснуться тому, кто видит этот страшноватый сон.
Список литературы
Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина/Сост. М.Б. Вербловская. – СПб, 2005. – 335 с.
Белов С.В. Петербург Достоевского. – СПб, 2002. – 372с.
Белов С.В. Тринадцать ступеней (Петербургские аномалии-символы у Достоевского) //Грани. Франкфурт-на-Майне, 1994. № 173. – с. 127-154.
Бирон В. Петербург Достоевского. – СПб, 2007 – 125с.
Бурмистров А. Петербург в романе «Преступление и наказание» // Прометей, 11. М., 1977. С. 77-85
Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. – СПб, 2005
Кумпан К.А., Конечный А.М. Наблюдения над топографией «Преступления и наказания» // Изв. АН ССР. Отд. лит. и яз., 1976, № 2. С. 180-190
Лихачев Д.С. Достоевский в поисках реального и достоверного //в кн.: Литература – Реальность – Литература. – Л., 1981
Меднис Н. Е. Сверхтексты в русской литературе - М., 2007 – с. 117
Раков Ю. Лестница Раскольникова: Записки литературного следопыта. – СПб., 2003 – 342 с.
Соловьев В.С. Сочинения в двух томах, т.2, М., Мысль, 1988 – 1239 с.
Бирон В. Петербург Достоевского. – СПб, 2007 – с. 173
Меднис Н. Е. Сверхтексты в русской литературе - М., 2007 – с. 117
Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина/Сост. М.Б. Вербловская. – СПб, 2005 -
Томашевский Б. В. Пушкин: Материалы к монографии. М.; Л., 1961. Кн. 2. С. 410
См., напр.: Берков П. Н. Петербург — Петроград — Ленинград и русская литература // Нева. 1957. № 6. С. 202–205; он же. Идея Петербурга — Ленинграда в русской литературе // Звезда. 1957. № 6. С. 177–182; Лурье А. Н.  Поэма А. С. Пушкина «Медный всадник» и советская поэзия 1920-х гг. // Советская литература: Проблемы мастерства. Л., 1968. С. 42–81 (Учен. зап. Ленинградского гос. пед. ин-та. Т. 322); о «петербургском тексте» русских символистов см.: Долгополое Л. К. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX – начала XX в. Л., 1977. С. 158–204.
Топоров В. Н. О структуре романа Достоевского в связи с историческими схемами мифологического мышления («Преступление и наказание») // Structure of texts and semiotics of culture. Hague; Paris, 1973. P. 277; ср. мысль о едином «петербургском символе» (Берковский Н. Я. О мировом значении русской литературы. Л., 1975. С. 131 и cл.).
Тименчик Р. Д., Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Сны Блока и «петербургский текст» начала XX века // Тезисы I Всесоюзной (III) конференции «Творчество А. А. Блока и русская культура XX века». Тарту, 1975. С. 129–135
Помимо городских текстов к сверхтекстовым единствам относятся именные или персональные тексты, текстообразующими на сверхтекстовом уровне могут стать мотивы, предметы и т.д.
Бирон В. Петербург Достоевского. – СПб, 2007 – с. 98
Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина/Сост. М.Б. Вербловская. – СПб, 2005. – с. 120
Там же – с. 123
Меднис Н. Е. Сверхтексты в русской литературе - М., 2007 – с. 96
Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина/Сост. М.Б. Вербловская. – СПб, 2005. - с. 186
Данилов В. В. К вопросу о композиционных приемах в «Преступлении и наказании» Достоевского // Изв. АН СССР. Отд. обществ, наук, 1933. № 3. С. 249-250
В.С.Соловьев. Сочинения в двух томах, т.2, М., Мысль, 1988 – с. 579
Кумпман К. А., Конечный Д. М. Наблюдения над топографией «Преступления и наказания» / / Изв. АН СССР. Сер. лит и яз., 1976. № 2. С. 184, 190
Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина/Сост. М.Б. Вербловская. – СПб, 2005. – с. 237
Кумпман К. А., Конечный А. М. Наблюдения над топографией «Преступления и наказания»//Изв. АН СССР. Сер. лит и яз., 1976. № 2. С. 185
Лихачев Д. С. Литература — Реальность — Дитература. Л., 1981. С. 53-54
Михневич Вл. Петербург весь на ладони. СПб., 1874. С. 33
Гранин Д. А. Тринадцать ступенек. Л., 1984. С. 115-116
Белов С.В. Петербург Достоевского. – СПб, 2002 – с. 11
Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина/Сост. М.Б. Вербловская. – СПб, 2005. – с. 210
Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина/Сост. М.Б. Вербловская. – СПб, 2005. – с. 209
Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина/Сост. М.Б. Вербловская. – СПб, 2005 – с. 214
35

Список литературы [ всего 11]


1.Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина/Сост. М.Б. Вербловская. – СПб, 2005. – 335 с.
2.Белов С.В. Петербург Достоевского. – СПб, 2002. – 372с.
3.Белов С.В. Тринадцать ступеней (Петербургские аномалии-символы у Достоевского) //Грани. Франкфурт-на-Майне, 1994. № 173. – с. 127-154.
4.Бирон В. Петербург Достоевского. – СПб, 2007 – 125с.
5.Бурмистров А. Петербург в романе «Преступление и наказание» // Прометей, 11. М., 1977. С. 77-85
6.Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. – СПб, 2005
7.Кумпан К.А., Конечный А.М. Наблюдения над топографией «Преступления и наказания» // Изв. АН ССР. Отд. лит. и яз., 1976, № 2. С. 180-190
8.Лихачев Д.С. Достоевский в поисках реального и достоверного //в кн.: Литература – Реальность – Литература. – Л., 1981
9.Меднис Н. Е. Сверхтексты в русской литературе - М., 2007 – с. 117
10.Раков Ю. Лестница Раскольникова: Записки литературного следопыта. – СПб., 2003 – 342 с.
11.Соловьев В.С. Сочинения в двух томах, т.2, М., Мысль, 1988 – 1239 с.
Очень похожие работы
Пожалуйста, внимательно изучайте содержание и фрагменты работы. Деньги за приобретённые готовые работы по причине несоответствия данной работы вашим требованиям или её уникальности не возвращаются.
* Категория работы носит оценочный характер в соответствии с качественными и количественными параметрами предоставляемого материала. Данный материал ни целиком, ни любая из его частей не является готовым научным трудом, выпускной квалификационной работой, научным докладом или иной работой, предусмотренной государственной системой научной аттестации или необходимой для прохождения промежуточной или итоговой аттестации. Данный материал представляет собой субъективный результат обработки, структурирования и форматирования собранной его автором информации и предназначен, прежде всего, для использования в качестве источника для самостоятельной подготовки работы указанной тематики.
bmt: 0.00506
© Рефератбанк, 2002 - 2024