Психоаналитические основания власти.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
I глава. Теоретические основы изучения бессознательных аспектов власти
1.2. Власть как психологический феномен в теории З.Фрейда
1.2. Метафизические основания воли к власти у Ф. Ницше и А. Адлера
1.3. Ж.Лакан о семиотических основаниях власти
1.4. Представления о власти во второй половине ХХ века (Э. Фромм,
Ю. Хабермас, М. Хайдеггер, М. Фуко)
II глава. Власть в ракурсе психоанализа
2.1. Власть традиции: психофизиологические механизмы
2.2. Сексуальные стратегии власти
2.3. Дискурсы российской власти в свете психоанализа
III глава. Психоаналитические основания трактовки личности и её роли в политике
3.1. Феномен лидерства в политической психологии
3.2. Мотивация политического лидерства в психоанализе
3.3. Особенности деятельности и «Я-концепция» политического лидера
3.4. Аномальность лидера как психологическое превосходство
Заключение
Литература……………………………………………………………………….87

В концепции Т. Лассуэлла "власть" - это некая ценность. Человек испытывает потребность в обладании ею или переживании опыта санкций или влияния по отношению к другим людям. А. Джордж определяет "потребность во власти" как желание достичь власти, этой высшей ценности.
Это особенно важно для понимания мотивации политического лидера Во-первых, потребности политика во власти и в достижении в действительности оказываются тесно связанными. Во-вторых, потребность во власти предполагает, что она может быть не только и не столько компенсаторной, но скорее инструментальной, то есть, власть может быть желанна для удовлетворения других личностных потребностей, таких как потребность в достижении, в уважении, в одобрении, в безопасности.
Иногда цель, заключающаяся в отсутствии чьей-либо доминации над политиком, может быть сама по себе конечной и более высоко ценимой, чем другие. Потребность во власти, возникшая как компенсаторный механизм, проявляется у политика по-разному в зависимости от условий Эта потребность может быть усилена другими потребностями или, напротив, вступить с ними в конфликт - с потребностью в любви, аффилиации, достижении, которые лидер также стремится удовлетворить на политической сцене.
В порядке компенсации политический лидер старается найти себе сферу деятельности, в которой он может продемонстрировать свою компетенцию и достоинство. Важность таких процессов для лиц, страдающих от низкой самооценки, очевидна. Достижение компенсации в данной сфере деятельности, в ряде случаев, однако, узкой и специализированной, создает для личности "поле", в котором политический лидер функционирует достаточно продуктивно и автономно (это "поле" свободно от вмешательства других), возможно агрессивно и самонадеянно, для достижения личностного равновесия.
Итак, политическое поведение лидера является целенаправленным и мотивированным. Существует множество различных личностных потребностей, которые так или иначе связаны с его политической деятельностью. Однако в многочисленных исследованиях, проведенных учеными разных школ, выделены несколько основных потребностей, мотивирующих политическое поведение лидеров:
- потребность во власти;
- тесно связанная с потребностью во власти потребность
в контроле над событиями и людьми;
- потребность в достижении;
- потребность в аффилиации, то есть в принадлежности к какой-то группе и получении одобрения.
3.3. Особенности деятельности и «Я-концепция» политического лидера
«Я-концепция» политического лидера изложена в работах Фрейда, который как политический мыслитель предстает перед нами лишь в последних своих работах (прежде всего - в "Психологии толпы и анализе "Я"). Но Фрейд хотел быть прежде всего ученым и писал о проблемах власти на языке энергетики, биологии, антропологии своего времени и, самое главное, - на языке открытого им психоанализа.
«Я-концепция» политического лидера (физическое, сексуальное, семейное, социальное, психологическое, преодолевающее конфликты Я) – это представления лидера о себе самом. З. Фрейд исходит из наличия неких объективных, но непроницаемых для человеческого сознания нерефлексивных образований, которые и обусловливают конфликтную динамику психической жизни человека. Как уже указывалось, он пытался ответить на вопросы: почему и как возникают внутренние конфликты в человеческой психике? как они формируются? имеют ли они значение всеобщего закона или, напротив, являются отклонениями от некоего бесконфликтного функционирования психики. Сам Фрейд, считая такие структуры универсальными, ищет им филогенетическое обоснование и находит его в гипотезе "первобытной орды", выдвинутой современными ему антропологами. История "первобытной орды"- это история отцеубийства, интериоризации вины и тем самым история становления закона культуры в Природе, история возникновения вторичных, культурных механизмов силы и власти, формирования культурных запретов.
В многочисленных работах о Фрейде подчеркивалась уязвимость этой гипотезы. В ней вполне справедливо усматривают логическую ошибку petitio principii и другие несообразности. Однако дело не только в логических неувязках. Фрейд мыслит переход от природы к культуре как недозавершенный, а, следовательно. Закон культуры - как недоосуществлениый, каждый раз вновь и вновь реализующийся в индивидуальной судьбе. Отсюда - принципиальная качественная неоднородность психического и психоаналитического феномена, внутренняя конфликтность, антагонизм взаимодействия между различными инстанциями в психике. Отсюда ведет свое происхождение гипотеза Фрейда о тождественности, "генетического" и "клинического" Эдипа. Иначе говоря, гипотеза повторения и воспроизведения архаических структур власти в сознании современного человека, реагирующего психической болезнью на свою неспособность уравновесить влечения, мощь "либидо" и культурные запреты; нормы, правила.
Фрейд понял человеческую психику как целостное образование, в котором прозрачные, проницаемые для сознания элементы сосуществуют рядом с непрозрачными, "силовыми", "энергетическими" элементами. Психоаналитический феномен - исходная данность, с которой работает психоаналитик как исследователь-терапевт, - оказывается принципиально двойственным, включающим параметр знания и параметр силы, а истолкование феномена власти с необходимостью предполагает эпистемологическую и энергетическую компоненту. Иначе говоря, бессознательное, которое определяет сознание и властвует над сознанием, предстает как то, что нужно познавать и чем нужно управлять.
Эти конкретные жизненные условия предстали в динамике внутрипсихических сил или инстанций власти, связанных отношениями господства и подчинения; эта динамика, как известно, разыгрывается Фрейдом на двух моделях (называемых обычно "топиками"). Обе они (первая: бессознательное - подсознательное - сознание; вторая: оно - Я - Сверх-Я) основаны на идее "воли к власти" бессознательных, динамичных, стремящихся к осуществлению влечений; в психике человека эти влечения подверглись вытеснению, но продолжают существовать, воспроизводиться на других уровнях, оказывая свое формирующее или деформирующее воздействие на все возможные проявления сознания человека и его деятельность. Особенно четко представлена дифференциация конфликтных сил во второй модели.
Обратим внимание на характер антагонизмов между различными инстанциями в психике и на способы осуществления власти одних над другими. Так, либидо, "оно", воплощает принцип наслаждения и стремится к незамедлительному удовлетворению инстинктов. Однако, сталкиваясь с требованиями внешнего мира, "оно" вынуждено изменять свои установки, согласовывать желания с реальностью, "соглашаться" на отсроченное удовлетворение желаний: так в ходе эволюции, "оно" при столкновении с требованиями внешнего мира возникает "Я", представляющее принцип реальности. Однако и новоявленное "Я" не может самостоятельно согласовать потребности "оно" и; требования внешнего мира: так начинается становление внутри "Я" еще одной, конфликтной по отношению к нему самому, равно как и по отношению к бессознательным влечениям "либидо", инстанции, воплощающей вину, запрет, совесть, закон; это - "Сверх-Я". Серединная опосредующая инстанция - "Я" - находится как бы между двумя безднами и испытывает целый комплекс негативных чувств, которые призваны стимулировать ее собственные действия: а именно страх перед реальностью внешнего мира, тревогу перед - побуждениями "оно" и угрызения совести перед неосуществимыми требованиями "Сверх-Я".
Трактовка агрессивности этих инстанций психической власти значительно варьируется в концепциях разных исследователей, так что и поныне остается однозначно неразрешенным этико-терапевтический вопрос о цели психоаналитического воздействия: должен ли психоаналитик стремиться к усилению "Сверх-Я" в борьбе с "оно" и в поддержку "Я" (такова, например, точка зрения Анны Фрейд) или же, напротив, к ослаблению "Сверх-Я" -с тем чтобы субъект мог признать "законными" те свои побуждения, которые с требованиями "Сверх-Я" несовместимы (такова, например, точка зрения Мелани Клайн). Однако ими так и не решен вопрос о том, должен ли психоаналитик преобразовывать инстинкты и влечения бессознательного, делать их более "мягкими", "цивилизованными", или, напротив, стремиться к полному освобождению их от сковывающего воздействия социальных и культурных норм.
Послефрейдовская судьба психоанализа во многом определялась тем, как именно интерпретировались те или иные компоненты психической структуры в плане проблемы власти. Большинство немецких фрейдо-марксистов анализировали проблему власти, ставя перед собой задачу раскрепощения "оно", - инстинктов и влечений; в противоположность этому большинство американских психоаналитиков обосновывали свои концепции на инстанции "Я", стремясь к формированию и усилению адаптивных, приспособительных функций "Я" по отношению к действительности и требованиям "Сверх-Я" (эффективность решения такой задачи должна была обеспечиваться, в частности, расчленением1 самой инстанции "Я" на "самостоятельиоеЯ" и "зависимое Я" и отдельной приработкой каждого из этих компонентов).
Психоаналитические концепции (в особенности - концепции Ж. Лакана и его учеников) строятся с опорой на "Сверх-Я", интерпретируемое как уровень символического, как место контроля за исполнением социальных и культурных требований.
Разумеется, построение моделей функционирования психики не было для Фрейда как родоначальника психоанализа самоцелью: необходимо было претворить знание о внутрипсихических структурах власти в практические стратегии работы с этими структурами.
В психике лидера мы сталкиваемся, во-первых, с резко обостренным конфликтным соотношением сил, при котором побуждения "оно" и требования "Сверх-Я" оказываются взаимоисключающими, а "Я" не в состоянии разрешить их внутренние противоречия, а во-вторых, с силами, защиты, сопротивления осознанию, с отторжением самой конфликтной ситуации. Само по себе наличие в психике этих бессознательных энергетических процессов, требующих воздействия силой на силу, властью на власть, интеллектуального и эмоционального воздействия психоаналитика на внутрипсихические конфликты больного, - было и до сих пор остается "скандалом" с точки зрения тех философских концепций, которые ставили во главу угла рефлексивную способность к самосознанию, самоотчету, самоконтролю. Однако; такое" осознание и прояснение оказываются в, принципе невозможными в целом ряде ситуаций в особенности же в тех случаях, когда конфликт уже зашел достаточно далеко и повлек за собой необратимые патогенные последствия.
Если власть инстинктивного бессознательного ("оно") выражает себя в натиске и прорыве, власть бессознательных интериоризированных запретов и норм ("Сверх-Я") - в "репрессии", а защита ("Я") - в сопротивлении и обуздываний, то задача психоаналитика - это как раз коррекция.
Соотношения всех этих разноплановых и разноуровневых сил, их взаимоупорядочение и взаимосогласовывание. Итак, вмешательство аналитика должно быть направлено на то, чтобы помочь больному снять сопротивление осознанию, ослабить (или в некоторых случаях - усилить) системы "защиты", открыть каналы разрядки вытесненных побуждений, дать пациенту возможность вновь или же впервые в полной мере пережить вытесненные стремления, желания, влечения и пр. и на этой основе далее хотя бы в какой-то мере перестроить поведение.
Таким образом, Фрейд фактически предлагает и использует две психоаналитические технологии власти: словесно-риторическую ("выговаривание") и эмоционально-энергетическую ("трансфер"). Он считает более важной первую технологию, связанную со словом "осознание", полагая возможным рациональный контроль за процессами эмоционально-энергетических перестроек.
Между этими двумя технологиями (практическими стратегиями психоаналитической процедуры) и двумя главными инстанциями власти в модели психического ("либидо" и "Сверх-Я") прослеживаются глубокие фундаментальные соответствия, хотя там и здесь психоаналитический феномен власти дается в разных проекциях.
Современные исследователи и критики психоанализа все более склоняются к мысли, что Фрейд был слишком оптимистичен в своей оценке вербализации, осознания психических травм и более, чем следовало бы, доверял "эпистемологическому разрыву", можно сказать, "практико-технологическому разрыву" между психоанализом и предшествовавшими ему традиционными психотерапевтическими концепциями психиатрии. Так, Фрейд считал, что, обратившись к "свободным ассоциациям", ему удалось избавиться полностью от прямого внушения и поставить под контроль косвенное (неосознанное, нецеленаправленное) внушение, не говоря уже о гипнозе. Однако проблематично и первое и второе (все это стало особенно очевидным в свете работ О. Маннони, Ф. Рустана, М. Борш-Якобсена и др.). Коль скоро "в трансфере есть внушение, значит, аналитическая ситуация всего лишь производит и воспроизводит, хотя и в абстрактной форме, саму сущность любого межличностного отношения, которое включает желание самому оказывать воздействие или же испытывать его, то, есть активный или пассивный миметизм", то "в психоаналитической ситуации мы всегда находимся под воздействием, под внушением, под гипнозом", – в свете историко-научных исследований последнего времени (в первую очередь это работы Л. Шертока) обнаруживается, что, несмотря на все интеллектуалистские притязания, фрейдовская концепция остается открытой иррациональности гипноза, внушения к другим формам власти человека над человеком понимание личности политика как субъекта в процессе реорганизации, качественного преобразования необходимых для осуществления политической деятельности психических и личностных свойств и использование их как ресурсов и средств в соответствии с Я-концепцией субъекта-прообраза. Эта концепция ориентирована на самопознание, саморазвитие, самосовершенствование, самореализацию; раскрытие потенциального и актуального в развитии личности и нацеленность на выявление ее скрытых, нереализованных возможностей, что выступает субъектной основой развития имиджа политика.
3.4. Аномальность лидера как психологическое превосходство
Еще А.Адлер почти столетие назад заявлял об аномальности как основе лидерства. Аномальность лидера в исторической перспективе Фрейд рассматривал через феномен запретов. Действительно, в осознании социально-психологической роли табу в его исторической перспективе лежит ключ к пониманию власти традиции в той её части, которая обеспечивала подчинение за счёт возникновения у подчиненных эмоции страха, т.е. феномена психологического принуждения, являвшегося важным компонентом власти вообще, т.е. на всех этапах общественной эволюции. Возникнув как организующее начало на ранних этапах социогенеза, запрет сразу же выступал в качестве основного социально-дифференцирующего признака. Будучи результатом естественно сложившихся норм поведения, запрет маркировал вновь возникшую иерархию социального организма. Особенно наглядно социально-дифференцирующая роль запрета обнаруживает себя в современных «этнографических» обществах, в которых, по всей видимости, первоосновой социальности, сформировавшейся в период её становления, проявляются в предельно развитом виде. Здесь табуации особенно отчетливо реализуются в поведении людей, принадлежащих к различным, социально-политическим стратам. Г. Спенсер заметил, основываясь на материалах таких обществ: «Закон (т.е. традиция) не поощрял сходство между действиями высших и низших лиц, а, напротив, требовал не сходства: что делает правитель, то не может делать управляемый, а управляемому приказано делать именно то, что не должно делать правящее лицо».
Это форма поведения, характерная для представителей традиционных обществ и легко фиксируемая в поведении людей современных индустриальных обществ, обеспечивала психологическую асимметрию, в результате чего правители получали психологическое превосходство над управляемыми могли навязывать им свою волю. Превосходство выражалось в том, что управляемые испытывали к властвующим весь комплекс эмоциональных переживаний, которые обусловливал психофизиологический механизм запрета, включавший наряду с положительной эмоцией, определяемой как любовь, уважение, расположение и т.д., также страх. Другими словами, речь идет о фрейдовском «священном трепете». Однако здесь необходимо объяснить, каким образом чувства, вызываемые у индивида психофизиологическом феноменом запрета, адресовались властвующим, и почему индивид (подчиненный), поведение которого отделено от поведения другого индивида (господина) культурной нормой табу, неизбежно испытывает к последнему сложные чувства любви и страха.
Ответ на этот вопрос возможен, если проанализировать те пласты мышления, которые определяли индивидуальное восприятие действительности на ранних этапах социальной эволюции и которые, в известной мере, сохраняется в менталитете современного человека. Прежде всего, вспомним наблюдения этнографов относительно того, как легко представители архаических обществ переносили в своём сознании свойства одних предметов на другие. Л. Леви-Брюль, отмечая эту особенность архаического мышления писал: «Оно (мышление) всюду видит самые разнообразные формы передачи свойств путём переноса, соприкосновения, передачи на расстояния путём заражения, осквернения, овладения, словом, при помощи множества действий, которые приобщают мгновенно или по истечении более или менее долгого времени какой-нибудь предмет или какое-нибудь существо к данному свойству действий, которые, например, сакрализируют (делают его священным) или десакрализируют (лишают его этого качества) в начале и в конце какой-нибудь церемонии.
Наблюдая, как австралийцы переносят свойства табуированного объекта на другие предметы З.Фрейд отмечал: «Но самое удивительное в этом то, что тот, кому удалось нарушить такое запрещение, сам приобретает признаки запретного, как бы приняв на себя весь опасный заряд».
С психологической точки зрения это опять же объясняется комплексностью, индиффиренцированностью тех пластов мышлению, каковые определяли менталитет примитивного человека и продолжают сохраняться в психологии индивида современного общества.
В слаборазвитом теоретическом, понятийно-логическом мышлении «представление» ещё не отделимо от эмоционального, волевого моментов. Поэтому предметы или явления, фиксировавшиеся таким мышлением в одной ситуации (комплексе) могли наделяться одними и теми же свойствами, хотя связь между ними объективно могла быть совершенно случайной, но субъективно воспринималась как закономерная вследствие особенностей мышления. Так, предмет или явление, к которому индивид питал стойкое эмоциональное отношение, попав в одну ситуацию (комплекс) с другим предметом (явлением), путём субъективно устанавливаемой между ними связи передавал свои свойства этому предмету. Это послужило базой для возникновения магии, ставшей господствующим типом идеологических представлений на ранних стадиях социогенеза.
В потестарных системах поведение вождя выделялось на фоне остальных членов общества. На что, в частности, обратил внимание З.Фрейд: «Властелином представляются большие права, совершенно совпадающие с запрещениями табу для других. Они являются привилегированными особами: они могут делать то, наслаждаться тем, что, благодаря табу запрещается всем остальным. В противовес этой свободе имеются для них другие ограничения табу, которые не распространяются на обыкновенных лиц».
Что касается советского общества, то запреты охватывали всю систему в целом. Причем запреты, которые регламентировали все сферы жизнедеятельности, были рационально не мотивированы. Достаточно вспомнить многочисленные попытки отечественной публицистики найти рациональные объяснения этим запретам и всякого рода секретности, которые буквально со всех сторон окружали советского человека. Однако эти попытки неизбежно приводили к выводу об их абсурдности, о чём было сказано немало сатирических слов. Система всевозможных запретов маркировала социально-политическую иерархию в обществе, особенно её высшие эшелоны. Б.Ельцин пишет: «Существует некий человек… растет по служебной лестнице и система выдает ему сначала один уровень спецблаг, поднялся выше – уже другой, и чем выше он растет, тем больше специальных радостей жизни падает на него, - и далее, - секции Гумма специально предназначены для высшей элиты, а контингенту начальников чуть пониже – уже другие спецмагазины – всё по рангу». Здесь же отметим и высочайшую степень табуации верховного правителя. Свободный доступ к нему был запрещен. Его нельзя было видеть в обыденной обстановке, общение с ним регламентировалось тщательно разработанным этикетом и т.д.
Подобное мы ежегодно наблюдаем и на общении Путина с народом якобы в прямом эфире. Общение с ним жестко регламенируется.
Страх и смерть и сегодня сопутствуют власти, в том числе и российской. Так, пресса с удовольствием смаковала подробности южноосетинского конфликта, на котором рос имидж наших политиков. Это происходило во время Олимпиады, а спорт – метафора войны, как пишет в «Комсомольской правде» Сергей Доренко. Он также испугался андронного коллайдера – «настоящего страха года», а о его запуске нас известили опять-таки власть предержащие.
Истерия в прессе ассоциировалась обычно с именем лидера Грузии Э.Саакашвили. Многие его действия действительно выходили за рамки рациональности и могут анализироваться только на основе бессознательных механизмов власти. О нём писали: «абсолютно несчастное, несамостоятельное, истерическое существо…». А в Интернете недавно даже появились сообщения о том, что он психически больной человек и рассказывалось, как он ел свой галстук в эфире BBC.
Как показывает общественно-историческая практика, смена власти никогда не приводила к уничтожению указанных принципов её организации, которые с поразительным постоянством воспроизводятся после революционных катаклизмов, хотя и в других идеологических этикетках. Поэтому, когда сегодня говорят о возрождении необольшевизма, имея ввиду в том числе воспроизводство прежних форм организации политического процесса, следует осознавать, что корни этого явления гораздо глубже, чем в прошлом коммунистической России. В конечном итоге они определяются социально-психологическими свойствами людей, несущих в себе мощный архаический пласт, в соответствии с законами которого эти отношения воссоздаются вновь и вновь. Этот же поведенческий алгоритм, по которому поведение управляющих не совпадает со стереотипами управляемых, характерен и для неформальных отношений власти, когда они стремятся к лидерству, в то время как другие больше ориентированы на подчинение.
Материалы по разным народам мира свидетельствуют, что аномальность в поведении таких личностей была обязательным условием для реализации претензий на лидерство. Отметим и тот факт, что на ранних этапах общественной эволюции эта аномальность могла выражаться в физических и психических свойствах, выделявших лидеров из числа остальных. В архаических социумах лидерами зачастую становились люди с физическими и психическими отклонениями. Другими словами, поведенческий алгоритм, возникший в результате столкновения социальной нормы в ходе антропосоциогенеза и определивший восприятие лидера, как непохожего, исключительного, «аномального», распространялся и на внешние признаки людей.
Еще Ф.Ницше писал: «При всяких условиях нужно доставлять толпе то, что ей приятно, или сначала вбить ей в голову, что то или иное было бы приятно, и затем дать ей это. Но ни в коем случае…нельзя делать вид, что завоевываешь. Толпа должна иметь впечатление, что перед ней могучая или даже непобедимая сила воли… Сильной волей восхищается всякий, потому что ни у кого ее нет… В остальном такой человек должен иметь все качества толпы: тогда она тем менее будет стыдиться перед ним, и он будет тем более популярен. Итак, пусть он будет насильником, завистником, эксплуататором, интриганом, льстецом, пролазой, спесивцем – смотря по обстоятельствам».
Его поклонник А. Гитлер был действительно аномален. Сейчас не только политологи, но и писатели, публицисты пытаются разобраться в тайне лидерства. Ими сформирован новый жанр «альтернативной истории», где они обращаются не только к событиям, повлиявшим на ход мирового развития, но и к биографиям крупных исторических деятелей. Например, в последнее время авторы из разных стран задумываются над тем, какой могла бы быть судьба Адольфа Гитлера, если бы… Так, у Джерри Юлсмана нищий художник Шикльгрубер умирает от голода в 1913 году; у Дэвида Дворкина Гитлера убивают в 1943-м на Восточном фронте; у Жана Мистлера он погибает в июле 1944-го во время покушения; у Жана Мазарена – кончает жизнь самоубийством, тем не менее ученые изобретают новое грозное оружие и война продолжается. Есть и сторонники «счастливого конца, которые доводят жизнь Гитлера до счастливой старости. Они описывают основные эпизоды детства и юности фюрера, и читатели с удивлением видят перед собой обычную личность, наделенную всеми человеческими слабостями. Весь смысл в том, чтобы показать, что чудовищами не рождаются, ими становятся. Личные неурядицы, бедность в студенческие годы, поражение Германии в Первой мировой войне, позорный Версальский договор – всё это вызвало озлобление, стремление отомстить. Ситуация погружает Гитлера в кошмар безумия, которое обернулось для мира чудовищной трагедией и гибелью миллионов человек.
Физические аномалии включались народным сознанием и в понятие царского авторитета, что прослеживается, например, в легендах о царях-избавителях, которые жили в общественном сознании народ на протяжении длительного исторического периода. Как отметил К.В. Чистов, в конструкцию этих легенд поведение «избавителей» неизменно входила демонстрация «царских отметин» на своём теле, что свидетельствовало об их царском происхождении. Эти «отметины» состояли из всякого рода аномальностей: родимых пятен, лишаев, необычного волосяного покрова и т.д.
Проявление этого менталитета можно найти и в современной политической культуре России, например, в «Аргументах и фактах» (1991. № 37) было опубликовано письмо читателя под названием «Берегите Михайла Меченого», в котором, со ссылкой на Библию шла речь о М.С. Горбачеве, как божьем избраннике на власть. Автор утверждал: «…Пока Михайло жив, будет покой на земле, не будет Михайло – будет очень плохо нашей России». Иными словами, налицо отчётливая корреляция между «отметиной» (речь шла, конечно, о родимом пятне на голове президента) и его правом на власть.
Здесь можно привести еще один факт из сегодняшней политической культуры России. В одном из телевизионных выпусков новостей телекамера крупным планом остановилась на руке Б.Н. Ельцина. Несомненно, что цель этого поведенческого акта оператора была одна: показать, что на руке президента России не хватает одного пальца.
Аномальностью отличается и нынешний украинский лидер. Так, глава крымского республиканского комитета КПУ, депутат Верховной Рады Украины 5 созыва Леонид Грач публично проклял Президента Виктора Ющенко и обозвал его «уродом». «А почему всё это происходит?», – задался далее вопросом Грач и тут же ответил: «Потому что сидит урод, которого посадили американцы». В конце своей речи главный коммунист Крыма был еще более конкретен, заявив: «Для меня Ющенко – урод!»
В 2005 году на Украине к власти пришла странная пара, которую журналисты тут же окрестили "красавица и чудовище". Впрочем, странная только на первый взгляд. На самом деле, сложно было придумать более гармоничный тандем. Во-первых, пострадавший за правду, обезображенный мужчина, которого избирателю полагалось жалеть, одновременно удивляясь его силе. Во-вторых, настоящая славянская красавица, в которую можно было влюбиться и гордиться ее эффектными появлениями во всевозможных правительственных кабинетах и на народных митингах.
Представляется, что «закодированная» в человеческой культуре установка на власть как на аномальное явление, формирование которой относится к начальным стадиям человеческой истории, обусловило и известное отношение людей к подобного рода индивидуальностям. Люди с психическими отклонениями воспринимались как бы естественными лидерами, так как отличались от других, значит, могли вызвать у окружающих уже известные нам эмоциональные ощущения.
В.В. Жириновский воспринимался долгое время как неординарная фигуры и даже получал большие проценты на выборах, пока психические отклонения известного политика воспринимались как естественные и более того – необходимые для представителя власти.
Похоже, что сегодня, искатели власти имеют те же перспективы. Иными словами, такой выбор предполагает для них перспективу постоянно «держать себя в рамках», что далеко не каждому по душе. Поэтому и сегодня власти ищут преимущественно люди с известными физическими и психическими отклонениями, которым, с одной стороны, в силу этих недостатков не составляет особого труда отказаться от многих «радостей жизни», а с другой – само общество своим отношением к ним формирует в них соответствующую установку. Представляют в этом смысле интерес и высказывания самих держателей власти. В одном из телеинтервью с президентом Польши Л. Валенсы, показанном в марте 1992 года, ему был задан вопрос: «Каков вкус власти?» «Ужасный», - ответил президент, далее шли жалобы на то, что он не может следовать обычному для человека поведению: ему не дозволяется самому водить машину, что он очень любит; не может себе позволить посидеть и выпить с друзьями и т.д. Далее Лех Валенса сказал: «Для извращенца какого-нибудь, возможно, этот вкус и сладок».
Итак, можно сделать следующие выводы по третьей главе.
1. В группе механизмов политического лидерства, использующихся на постсоветском пространстве существуют партиципаторные механизмы, отвечающие за политическое участие, позволяющее объектам властного воздействия отождествлять себя с проводимой политикой.
2. Политическое поведение лидера является целенаправленным и мотивированным, в главе выделено множество различных личностных потребностей, которые так или иначе связаны с его политической деятельностью, а также несколько основных потребностей, мотивирующих политическое поведение лидеров. Признано, что неверно недооценивать значение бессознательных внутрипсихических конфликтов в развитии и укреплении потребности во власти и различных черт личности, проявляющихся в её осуществлении.
3. «Аномальность» лидера, закодированная в человеческой культуре, может иметь как рациональное, так и иррациональное объяснение. Складывается впечатление, что наиболее выдающиеся руководители, т.е. те, которые не только сами ориентировались на реформы, но и заражали своими идеями огромные массы людей, характеризовались очевидными психическими отклонениями
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, в данной работе выявление специфики психоаналитических концепций и оснований власти, рассмотрены сексуальные стратегии власти, раскрыты психофизиологических механизмов традиционных аспектов власти, а также дискурсы российской власти с позиций психоанализа с приведением многочисленных примеров из политических практик российских и зарубежных политиков.
В ряде психоаналитических теориях теоретики социального указывали на то, что вмешательство социального всегда производит некоторый избыток психического, который социальное не может контролировать. Всё же производство психического как отдельная сфера не может изгладить социальное основание такого производства. «Институция» эго не может полностью преодолеть своё наследие социального, ведь его «голос» с самого начала является заимствованным и претензия социального трансформирована в психическое самоосуждение.
Власть, навязываемая кому-либо, есть та власть, что способствует его появлению и этой амбивалентности избежать невозможно. В данной работе приведено множество примеров, подтверждающих данное высказывание.
В работе также выяснено, что субъективные психические особенности отдельных лиц и социальных групп являются главным фактором властных отношений. В то же время психику необходимо при этом рассматривать не только как нечто самодовлеющее, неизменное. Несмотря на то, что в ней на первый план выдвигаются подсознательные инстинкты, способствующие вечным властным влечениям. Человеческая психика, тем не менее, формируется под воздействием внешней социальной среды. Развитие в современных теориях позиций основателей психоанализа доказывает это.
На примере России показано, что у нас давно существует насущная необходимость создания новой системы власти, исследования и понимания законов и механизмов ее функционирования. А для объяснения психологической природы власти требуется тщательное и обоснованное обобщение самых разных сведений о ее природе.
Понятие власти чрезвычайно широко и многогранно, отношение к ней простирается от преклонения до полного неприятия: от сакрального восприятия до полного её отторжения.
Исследования в области психоанализа и интерес к нему значительно расширили наше представление о сложности оснований власти. В психоаналитической традиции (связанной с именами Ф. Ницше, Ч. Мерриама, Г. Лассуэла, З. Фрейда, Э. Фромма, Дж. Кетлина, К. Хорни, Л. Дюги) власть изучается как отношения лидерства – подчинения, носителями которых выступают индивиды и группы; власть устанавливается в межличностном взаимодействии, в силу биологических и психических особенностей людей – носителей власти.
В результате проведенного анализа определены сущностные признаки политической власти: проекция власти на цель, мотивация власти; структура власти; партнеры и конкуренты власти; иерархия, неравенство, распределение общественных функций; аномальность власти лидера; коллективная идентификация; принуждение, легитимация принуждения, коллективная безопасность; ценностная система.
Структура и сущность политической власти в психоанализе рассматривается через межличностные взаимодействия, поведение отдельных людей, как совокупность агентов (властвующих и подвластных, подчиняющихся), наделенных неравными возможностями доступа к общественным благам и их присвоению - материальному и символическому. Доказано, что методологическая и теоретическая база психоанализа позволяет изучить и описать основания политической власти и объяснить некоторые особенности политического поведения современных лидеров, реакции личности на объективную политическую реальность. Прикладные аспекты психоаналитического подхода к психике лидеров позволяют содействовать гармонизации политических отношений и индивидуальных реакций на власть.
Литература
Автономова Н.С. Власть у Фрейда: между "либидо" и "сверх-Я" // Электронный документ.
Адлер А. Мотив власти. // Адлер А. Наука жить. Киев: Port-Royal, 1997. С.235–241 // http://flogiston.ru/library/adler_vlast.
Адорно Т.В. Исследование авторитарной личности. – М., 2001. – 452 с.
Азми Д.М. Э.Фромм о позитивных и негативных аспектах современной демократии // Государство и право. 2002. № 5. С.103.
Батлер Д. Психика власти.- Харьков, СПб., 2002. – 159 с.
Блондель Ф. Политическое лидерство // Райгородский Д.Я. Психология и психоанализ власти. В двух томах. Хрестоматия. Том 1, 2. М.: Бахрах-М, 1999. - Т.1. - С.395.
Бондаренко А. Психологическая помощь: теория и практика. – М., 2001. – 336 с.
Бочаров В.В. Истоки власти // Антропология власти.