Евгений Замятин . Роман "Мы". Ответить на один из вопросов , указанных в требованиях .

Тем не менее, Воронский знаком с текстом и даже определяет его жанр. Заменяя, слово утопия, словом художественный памфлет.
Воронский так же как и Замятин имел революционное прошлое, но в отличие от последнего, он на разочаровался в революционном перевороте 1917 года и остался в стране, строить социалистическое общество. Для Воронского социализм был не идеалом, но стал вопросом тактики, практики и воплощения в жизнь на уровне «здесь и сейчас».
Людей он делил по принципу «наши», т.е. те, кто с радостью и нетерпением смотрят в социалистическое будущее, и на тех, для кого слово «социализм» звучит как приговор. Поэтому замятинская позиция для него была неприятной.
Всё, о чём писал Замятин в «Мы» Воронский опровергал, потому что не мог согласиться с тем, что шло поперёк идеологии. Да и верил он в светлые идеалы коммунизма.
Воронской сам проводил аналогии с текстом романа-утопии, но с тем, чтобы всё отрицать, и в первую очередь свободу, под которой он понимал жизнь по своей воле, т.е. когда человек является сам себе хозяином. Позволю себе процитировать несколько строчек из его мотиваций: «это только кажется людям, обросшим волосами, что они живут по своей воле; при социализме эта зависимость человека от стихии и незнание этой зависимости будут заменены знанием и планомерным научным освобождением от нее (прыжок из царства необходимости в царство свободы)».[ 1].
Замятин, по мнению Воронского, вёл борьбу против синтеза личности с общественным коллективом, почему-то стараясь убедить, что подобное слияние ни в коей мере не приведёт к поглощению «Я» - «Мы». Более того, Воронской вполне доволен концом романа, полагая, что, если коммунизму противопоставляется зелёная травка, свободные люди без одежд и личный протест, то по-другому не может быть.
В результате, Воронской сам стал жертвой политических репрессий и в 1937 году был расстрелян.
Таким образом, мы видим, что Россия Советского периода способствовала формированию энтропии в социуме, поскольку шло регулярное обезличивание. Тех, кто выделялся, ликвидировали как «врагов народа». Не то же ли произошло с с I-330 и её соратниками?
Если резюмировать всё, сказанное выше, то получается, что, по глубокому убеждению Евгения Замятина существуют два космических универсальных закона. Закон сохранения энергии, который Замятин ассоциирует с революцией, а так же закон «вырождения» энергии т.е. закон энтропии.
Применительно к роману-антиутопии «Мы», закон энтропии в Едином Государстве доведен до абсурда, имя которому принцип равенства, хотя наиболее подходящим здесь является обиходный в простой речи термин – уравниловка.
Самое страшное в замятинском антимире в том, что энтропия пронизывает святая святых индивидуума - личную жизнь, мышление и, в частности, мировоззрение. Последнее видно во время ежегодных выборов главы Государства, когда все голосуют постоянно за одного и того же кандидата - Благодетеля.
Если подходить к вопросу индивидуального сознания и его проявления в романе, то следует напомнить, что Замятин – представитель времени, именуемом Серебряный век. Это не просто конец XIX – начало XX веков, это особый историко-культурный феномен русской жизни. Одним из ярких его проявлений был символизм. В России это не только поэтическая школа, но и стремление стать образцом мышления, претензия на поиск органического синтеза религии, народной культуры и философии. Символизм – одно из самых активных и масштабных течений Серебряного века. Это связано с тем смыслом, который вкладывался символистами в само понятие «символ». Так, у Вяч. Иванова мы находим следующую интерпретацию: «Символ – слово, становящееся плотью, но не могущей ею стать: ежели бы стало, то было бы уже не символом, а самою теургическою действительностью».[3, 97-98]. На наш взгляд, подобная трактовка удачно выражает собственно программу символа как такового. Символисты видели в символике универсальное средство кодировки, посредством которого стало возможным выражать идею в чувственной форме.
Поскольку каждый образ в романе исключительно символичен, несмотря на то, что никогда Замятин не был адептом данного направления, то чувствуется некоторая связь между ними. Однако автор не склонен быть сторонником разрушении принципа индивидуации, поэтому, несмотря на энтропию, довольно регулярно его преследовавшую в жизни, он сделал свой выбор. Имя этому выбору – свобода.
Литература
1.Воронский А.К. Литературные силуэты. Евгений Замятин. http://www.magister.msk.ru/library/personal/voroa003.htm
2.Замятин Е. Мы. М., 2003.
3. Иванов Вяч. О секте и догмате // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. С.197 – 198.
8