Традиция социально-психологических романов в творчестве Сомерсета Моэма

Оглавление

Введение    ..... 3

Глава I. Жизнь и творчество выдающегося английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма…....4

1.1. Творческий путь Сомерсета Моэма…..4

1.2. Сомерсет Моэм и театр…..…..8

ГЛАВА II. Традиция социально-психологического романа в творчестве Сомерсета Моэма………….11

2.1. Анализ произведений С.Моэма……11

2.2.Традиция социально-психологического романа в творчестве С.Моэма…21

Заключение........28

Список использованной литературы….....30

Приложение……...31

 

 

 

Сомерсет Моэм – ярчайший представитель английской литературы ХХ века. Каждый его роман представляет собой отдельную историю связанную с различными этапами писателя.

Произведения Моэма не только легки для восприятия читателем, но и реалистичны, поэтому они наталкивают читателя на глубокие мысли, на поиски смысла жизни.

Романы Моэма очень полезны для студентов, изучающих иностранные языки, так как они дают возможность глубже узнать особенности диалектики, а также особенности социальной жизни Англии в начале ХХ века

Актуальность данного исследования, которую предстоит осуществить в данной работе, состоящей из введения, двух глав, заключения и списка литературы определяется сложностью и современностью социально-психологического романа. Социальная проблематика романа «Театр» привлекает читателя к рассмотрению межличностных отношений между героями.

Объектом исследования нашей работы является жизнь и творчество величайшего английского писателя Сомерсета Моэма.

Предметом исследования становится традиция социально-психологического романа «Театр».

Следовательно, целью исследования будет раскрытие сущности социальных межличностных отношений героев романа.

Исходя из цели и предмета исследования, можно выделить следующие задачи:

1.     Изучить литературу по данной теме

2.     Раскрыть сущность социально-психологических отношений героев в романе

3.     Проанализировать психологизм Сомерсета Моэма.

 

Широко известный и самый высокооплачиваемый в 30-е годы писатель Сомерсет Моэм выступал как драматург, романист, новеллист и критик. В своем творчестве он придерживался в основном реалистических принципов, однако его художественный метод складывался также под влиянием натурализма, неоромантизма и модернизма. Несмотря на популярность, Моэм не получил серьезного признания публики, о чем он размышляет в автобиографии «Подводя итоги», замечая, что «стоял в первом ряду второразрядных». Мастерство сюжета Моэма сравнивали с манерой Мопассана. В его романах действие происходит в разных странах, повествование ведется в простом и изысканном стиле [1;69].  

Уильям Сомерсет Моэм родился 25 января 1874 в Париже. Его отец был там совладельцем адвокатской фирмы и юридическим атташе посольства Великобритании. Мать, известная красавица, держала салон, привлекавший многих знаменитостей из мира искусства и политики. Французский стал для него первым родным языком. В возрасте 10 лет он лишился родителей, его отправили в Англию, где он жил в семье дяди, викария, в городе Уитстебл. Учился в школе Кингс, в Кентербери, а потом в Гейдельбергском университете¹.

Восемнадцатилетний Моэм провел год в Германии, через несколько месяцев после возвращения поступил в медицинский институт при больнице св. Фомы. Моэм жил и писал в Париже в течение десяти лет. В 1897 получил диплом терапевта и хирурга, но врачебной практикой никогда не занимался: еще студентом он опубликовал свой первый роман «Лиза из Ламбета», вобравший впечатления от студенческой практики в этом районе лондонских трущоб. Книга была хорошо принята, и Моэм решил стать писателем. Первая пьеса, «Человек чести» была написана в 1903 году. В течение десяти лет его успех как прозаика был весьма скромным, но после 1908 он стал приобретать известность: четыре его пьесы – «Джек Строу», «Смит», «Дворянство», «Хлеба и рыбы» - были поставлены в Лондоне, а затем в Нью-Йорке [4;169].

  Под видом репортера, Моэм работал на британскую разведку в России в Петрограде, где принял участие в попытке препятствия приходу большевиков к власти, во время русской революции 1917 года, но заикание и проблемы со здоровьем препятствовали карьере на этом поприще. В том же году он купил виллу на французском Лазурном берегу и жил там постоянно, кроме периода с октября 1940 по середину 1946 года. В 1938 году в книге «Поводя итоги» он высказал мысль о неизбежности смены буржуазного порядка новым обществом без частной собственности. Моэм считал, что писатель должен хорошо знать жизнь, принимать участие в жизни общества. Важнейший вопрос времени - вопрос о войне и мире - ставится им в духе гуманизма в таких произведениях, как «За боевые заслуги» и «Острие бритвы», колониальный вопрос затрагивается в рассказах «Макинтош» и «Дождь» [2;25].

С начала Первой мировой войны Моэм служил в санитарной части. Позже его перевели в службу разведки, он побывал во Франции, Италии, России, а также в Америке и на островах южной части Тихого океана. Работа секретного агента нашла яркое отражение в его сборнике новелл «Эшенден, или Британский агент». Считается, что этот сборник положил начало жанру современного шпионского романа. Альфред Хичкок использовал несколько отрывков из этого текста в фильме «Секретный агент», в частности истории «Предатель» и «Безволосый мексиканец». В фильме (местом действия является Швейцария) агент убивает не того человека, а затем продолжает преследовать настоящую жертву [14].

Как человек, совместивший профессии агента разведки и писателя, Моэм следует по стопам Кристофера Марло³, Бена Джонса и Даниеля Дефо, стоит в одном ряду с современными авторами, в числе которых Грэм Грин, Джон Ле Карре⁴, Джон Диксон Карр, Алек Во и Тэд Олбери.

Плодовитый писатель, Сомерсет Моэм создал 25 пьес, 21 роман и более 100 рассказов, однако ни в одном литературном жанре он не был новатором. Значительную часть литературного наследия Моэма составляют романы. Моэм достиг большой популярности благодаря правдивому изображению нравов лицемерного буржуазного общества, блеску литературной формы, которая основывалась на принципе простоты, ясности и благозвучия [4;183].

Его прославленные комедии, такие, как «Круг», «Верная жена», не отступают от канонов английской «хорошо сделанной пьесы». В художественной прозе, будь то крупная или малая форма, он стремился изложить фабулу и решительно не одобрял социологической или какой-либо иной направленности романа. Лучшие романы Моэма - в значительной степени автобиографические «Бремя страстей человеческих» и «Пироги и эль или скелет в шкафу»; экзотический «Луна и грош», навеянный судьбой французского художника П.Гогена; повесть о южных морях «Тесный угол»; «Острие бритвы». «Острие бритвы» не просто роман, а подлинная «школа нравов» английской богемы начала XX века, книга язвительная до беспощадности, но в то же время полная тонкого психологизма [4;136].

Сомерсет Моэм не ставит диагнозов и не выносит приговоров — он живописует свою собственную «хронику утраченного времени», познать которую предстоит читателю!

После 1948 Моэм оставил драматургию и художественную прозу, писал эссе, по преимуществу на литературные темы. Стремительная интрига, блестящий стиль и мастерская композиция рассказа доставили ему славу «английского Мопассана» [1;70].

Хотя Моэм пользовался всемирной известностью, ему не было присвоено звание рыцаря⁵, а его связь с Джералдом Хакстеном, его личным секретарем, долго была предметом сплетен.

Моэм умер в Ницце 16 декабря 1965 года. Говорят, перед смертью он просил сэра Алфреда Айера⁶ навестить его и уверить его в том, что нет жизни после смерти. Урна с прахом Моэма, согласно его воле, захоронена у стены созданной на его деньги и носящей его имя библиотеки школы «Кингз Скул» [4;188].

 

 

Сомерсет Моэм умер в 1965 году на 91-м году жизни, в полном одиночестве на своей вилле на юге Франции. Удивляет, что начиная с девяностых годов XIX века и почти до конца жизни, он оставался современным художником, поднимавшим общечеловеческие проблемы. В таланте Моэма всегда была удивительная чуткость к трагическому началу, скрытому драматизму характеров и человеческих отношений. Кумиром его юности был Ги де Мопассан, которого когда-то упрекали в скептицизме и равнодушии. Моэм точно так же, как его идол, не был равнодушным человеком. Конечно, он болезненно переживал упреки английской интеллигенции в зависимости от вкусов широкой публики. На самом деле, он действительно находился на грани коммерческого искусства и высокого интеллектуализма [5;46].

Первый сценический успех Моэма связан с комедией «Леди Фредерик» — это был 1903 год. С тех пор комедии и драмы Моэма стремительно заполняют сцены Англии и Европы: «Сливки общества», «Земля обетованная», «Круг», «Верная жена», «Шеппи». Для Сомерсета Моэма всегда важна фабула, но, по-сути, он тяготеет к психологической драме. Его любили ставить и играть потому, что он обладал инстинктом ума, а пьесы его насыщены выигрышными ролями, оригинальной композицией, диалог в них отточен и остроумен. В середине 30-х годов Моэм перестает работать для театра. Его романы «Бремя страстей человеческих», «Узорный покров», «Луна и грош» соединяли в себе лиризм и сатирическую линию. Знаменитая книга Сомерсета Моэма «Подводя итоги» стала настольной для нескольких поколений, но, сколько бы он ни писал романов и эссе, его пьесы никогда не сходили со сцены. Причин было много — безупречный вкус, тонкая ирония, занимательный сюжет, а за всем этим — глубина философской мысли. Его размышления о жизни, внешний цинизм, бесстрашная прямота, как писали английские критики, породили особую форму реализма [1;69].

«Священный огонь» был написан в 1929 году. Эта пьеса никогда не ставилась на русской сцене и никогда раньше не переводилась. За драматургической ситуацией, афористичностью и отточенностью диалогов и монологов Моэм раскрывает трагедию потерянного поколения. Жестокость и бессмысленность войны превратили его героя Мориса в человека, которому не хочется жить. Моэм ограничивает действие рамками одной семьи. Измены, расчет, глубокие чувства, ответственность перед детьми, неспособность быть счастливой и дать счастье другому — вот что поведал Моэм не как скептичный наблюдатель, а как неравнодушный судья, раскрывающий драму и последствия потерянного поколения [2;28].

Русский зритель хорошо знает комедии Моэма — «Круг» и «Верная жена» много лет не сходят с отечественной сцены, а телевизионный фильм по роману «Театр» с Вией Артмане в главной роли несравненной Джулией Ламберт имел огромный успех. Пьесы и романы Моэма часто экранизировались, в фильмах снятых по его произведениям играли Бэт Дэвис, Глория Свенсон и великая Грета Гарбо.

«Священный огонь» отличается от привычного Моэма — в нем мало иронии и много интеллектуальной игры. Автор сосредотачивается на разрушении иллюзий и обнажении скрытых от глаз побудительных мотивов, направляющих действия его персонажей. Наблюдая много гримас случая и насмешек судьбы, он никогда не выдумывает сюжеты — он подсматривает их у жизни. Сила великого англичанина в понимании сложностей человека и непредсказуемости его поступков, в глубине постижения диалектики души. Это демонстрирует его пьеса «Священный огонь», с годами не утратившая смысла и актуальности [3;114].

Сомерсет Моэм — человек поразительной судьбы, писатель, совмещавший литературный труд с миссией тайного агента. Однако в истории мировой литературы он оставил заметный след, прежде всего как непревзойденный мастер прозы — как автор, в совершенстве овладевший тончайшим искусством рассказчика и обладавший уникальным даром романиста... [4;126]

Достоинства объективной манеры письма и блестящего стиля, которым Моэм в немалой степени обязан своей любовью к мастерам французской прозы, присущи и его лучшим романам. Помимо «Бремени», это роман о художнике «Луна и грош» и роман об актрисе «Театр», образующие вместе с романом о писателе «Пироги и пиво» нечто вроде трилогии о творцах искусства, его смысле и отношении к реальной жизни, а также «Узорный покров», «Рождественские каникулы» и «Острие бритвы». За взаимоотношениями персонажей, столкновениями их устремлений, страстей и натур у Моэма отчетливо проступает художественно-философский анализ некоторых "вечных" тем мировой литературы: смысл жизни, любовь, смерть, сущность красоты, назначение искусства. Постоянно возвращаясь к волновавшей его проблеме сравнительной ценности нравственного и прекрасного, Моэм в каждом случае, хотя и по-разному, отдавал предпочтение первому, как то явствует из логики созданных им образов: «...больше всего красоты заключено в прекрасно прожитой жизни. Это - самое высокое произведение искусства» [13;105].

 

 

Литературная биография писателя, как он сам признавал, сложилась удачно. «Лиза из Ламбета», воссоздавшая быт и нравы лондонских трущоб конца прошлого века - Моэму часто приходилось там бывать, когда он изучал медицину при больнице св. Фомы, - большого успеха не имела. Однако же и ревнители "чистоты нравов", устроившие остервенелый разнос книгам Т. Харди «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный», как-то обошли вниманием роман Моэма; может быть, потому, что шельмование «Джуда», имевшее место незадолго до появления «Лизы», разрядило их критический запал. Как бы там ни было, книга Моэма получила даже несколько благожелательных отзывов, и это укрепило начинающего автора в решении предпочесть литературную карьеру медицинской [3;114].

Читатель, конечно, заметит, что в книгах Моэма нередко заходит разговор о деньгах. Иной раз этого требует сюжет, как, например, в романе «Острие бритвы», в других случаях разговор возникает применительно к собственному творчеству писателя. Моэм не скрывал того факта, что пишет не ради денег, а для того, чтобы избавиться от преследующих его воображение замыслов, характеров, типов, но при этом отнюдь не возражает, если творчество обеспечивает ему, помимо прочего, еще и возможность писать то, что он хочет, и быть самому себе хозяином. Законное, с точки зрения здравого смысла, желание художника многими критиками воспринималось как убедительное свидетельство пресловутого моэмовского «цинизма», миф о котором сумел пережить писателя-долгожителя. Между тем речь может идти уж никак не о корыстолюбии, но о жизненном опыте человека, который изведал бедность в юности и достаточно насмотрелся картин униженности, нищеты и бесправия, чтобы понять: бедность в ореоле святости и кроткого смирения - выдумка, нищета не украшает, а растлевает и толкает на преступления [6;38].

Вот почему Моэм рассматривал писательство и как способ заработать на жизнь, как ремесло и труд, не менее, но и не более почетные и достойные, чем прочие честные ремесла и работы: «У художника нет никаких оснований относиться к другим людям свысока. Он дурак, если воображает, что его знания чем-то важнее, и кретин, если не умеет подойти к каждому человеку как к равному». Можно представить, как это и другие подобные высказывания в книге «Подводя итоги», позднее прозвучавшие и в таких сочинениях эссеистско-автобиографического плана, как «Записная книжка писателя» и «Точки зрения», могли взбесить самодовольных «жрецов изящного», кичащихся своей принадлежностью к числу избранных и посвященных. С их точки зрения, «цинизм» - еще мягко сказано о коллеге по творческому цеху, который позволяет себе утверждать: «...умение правильно охарактеризовать картину ничуть не выше умения разобраться в том, отчего заглох мотор» [2;30].

Будущий писатель родился в семье служащего британского посольства в Париже, рано потерял родителей и воспитывался у дяди, викария в городке Уитстебл на юго-западе Англии; там Моэм окончил среднюю школу. Об этих годах его жизни читатель может составить представление по двум романам, переведенным на русский язык, - «Бремя страстей человеческих» и «Пироги и пиво, или Скелет в шкафу». В первом воссозданы переживания ранимого увечного мальчика, одинокого среди грубоватых здоровых сверстников и в доме родственников-пуритан. Во втором выведен самодовольный подросток, юный сноб, зараженный предрассудками среднебуржуазной среды, от которых он не без труда избавляется. Много позже, в предисловии к «Записной книжке», Моэм, говоря о себе в третьем лице, упомянет «бунт против образа мыслей и обычаев той среды, в которой он вырос». Демократизм его, таким образом, качество благоприобретенное, плод наблюдений, самовоспитания и выработки непредвзятого взгляда на вещи, что лишний раз опровергает легенду о «цинизме» писателя [6;75].

Демократизм сослужил ему хорошую службу и в чисто литературной сфере: благополучная литературная биография немыслима без взаимопонимания между автором и читателем, их непрерывающегося благожелательного контакта. Уважительное отношение Моэма к труду и ремеслам следствием своим имело столь же уважительный подход к потенциальному читателю, каковым мог быть ремесленник или рабочий. Писатель неизменно выступал против нарочитой усложненности формы, заведомой неясности выражения мысли, особенно в тех случаях, когда непонятность «...рядится в одежды аристократизма. Автор затуманивает свою мысль, чтобы сделать ее недоступной для толпы [11;4]. «Я отказываюсь верить, - там же прокламирует Моэм, - что красота - это достояние единиц, и склонен думать, что искусство, имеющее смысл только для людей, прошедших специальную подготовку, столь же незначительно, как те единицы, которым оно что-то говорит. Подлинно великим и значительным искусством могут наслаждаться все. Искусство касты - это просто игрушка». Это принципиальное положение эстетики Моэма стоило ему симпатий рафинированной элиты, но зато завоевало широкого читателя. Он ведь не только наставлял: «Стиль книги должен быть достаточно прост, чтобы любой сколько-нибудь образованный человек мог читать ее с легкостью...» [1;75] - он всю жизнь воплощал эти рекомендации в собственном творчестве.

Нравственная и эстетическая критика мира буржуа почти во всех произведениях Моэма выливается, как правило, в очень тонкое, едко-ироническое развенчание снобизма, опирающееся на тщательный отбор характерных словечек, жестов, черт внешнего облика и психологических реакций персонажа. Эстетствующий сноб Элрой Кир («Пироги и пиво»), помощник губернатора Гонконга Чарлз Таунсенд и его жена Дороти («Узорный покров»), американец Эллиот Темплтон, потрясающая в своей гротескной убедительности квинтэссенция снобизма («Острие бритвы»), - образы первого ряда, но писатель не упускает случая выявить и припечатать социальный феномен на уровне персонажей второго, третьего, десятого плана, и каждый раз ему хватает для «моментального» портрета пары фраз, неожиданного сравнения, одного-двух штрихов или единственной детали. Так, снобизм снедаемой честолюбием жены скромного адвоката передан одним предложением: «За двадцать пять лет миссис Гарстин ни разу не пригласила в гости человека просто потому, что он ей нравился» [13;12]

В лучшем случае, свидетельствуют сюжеты произведений Моэма, снобистское миропонимание оборачивается трагикомедией (как в рассказах «Нечто человеческое» или «Ровно дюжина»), которая, однако, может завершиться самой плачевной развязкой (новелла «В львиной шкуре»). В условиях же колониальной действительности строгое соблюдение нравственных и социальных прописей кода «белого человека» или, напротив, их нарушение служит источником жизненных трагедий, загубленных судеб и репутаций, надругательства над человеческим достоинством, подлостей и преступлений, создает нравственный климат, не только допускающий, но потворствующий забвению общечеловеческой морали при внешнем соблюдении принятого социального «протокола».

Этот климат, кстати, определяет конфликт в романе «Узорный покров» - легкость, с какой неискушенная героиня, влюбившись в образцового «сахиба» Чарли Таунсенда, изменяет мужу, и жестокость отрезвления, наступающего, когда ее живое чувство грубо пресекается во имя буквы приличий: «...когда ты требуешь, чтобы со мною развелась жена, к которой я очень привязан, и чтобы я погубил свою карьеру, женившись на тебе, ты требуешь очень многого» [13;29].

На взгляд Моэма, абсолютизация любой мнимости, порождающая нетерпимость, и всякие, пусть самые искренние, вошедшие в плоть и кровь формы фанатизма, включая религиозный, противны человеческой натуре, суть насилие над человеком. Жизнь, не устает напоминать, писатель рано или поздно их сокрушает, избирая своим орудием самого человека, и расплата бывает жестокой, как в случае с преподобным Дэвидсоном из хрестоматийной новеллы «Дождь».

Между кодексом «офицера и джентльмена» и подлинной нравственностью, между догмой и живой жизнью в книгах Моэма обнаруживается такое же расхождение, как между колониалистскими мифами и реальностью: «...до сих пор Китти слышала только, что китайцы - народ вырождающийся, грязный, отвратительный. И вот - словно приподнялся на минуту уголок занавеса, и ей открылся мир, полный красок и значения, какой и во сне не снился» [13;51].

На поверку получается, что Моэм сказал свое слово об «имперском» общественном сознании соотечественников, причем сделал это в свойственной ему, внешне нейтральной манере, когда не автор своими подсказками и пояснениями, а сам художественный материал, соответствующим образом организованный сюжет и персонажи, раскрывающиеся преимущественно извне, ведут читателя к определенному моральному выводу о воспроизведенном куске жизни.

Теми же средствами в «Острие бритвы» подводит Моэм к оценке другого социального мифа, бытующего уже по ту сторону Атлантики, - мифа о великом американском процветании. Непомерный снобизм Эллиота Темплтона сопрягается на протяжении книги с безудержным прагматизмом его американских знакомых и родичей, причем между тем и другим не возникает никакого противоречия, что само по себе достаточно красноречиво. Однако, словно этого все-таки недостаточно, Моэм устами персонажей множит и множит славословия американским капиталам и захватывающим, глобальным перспективам, которые они сулят Америке [4;29].

По натуре Моэм был человеком сугубо партикулярным, однако и ему доводилось соприкасаться с делами войны и мира. Речь идет не об участии в боевых операциях, а о том, что принято именовать «тайной войной». Первый раз это было в конце 1910-х годов. Моэм согласился тогда выполнить для британской разведки деликатную миссию, о которой поведал впоследствии в автобиографических записках и в сборнике «Эшенден, или Британский агент». Он был послан в ряд европейских стран для тайных переговоров с целью не допустить их выхода из войны. С той же целью и еще с заданием помочь Временному правительству удержаться у власти он прибыл в Россию после Февральской революции. Не без изрядной доли самоиронии он уже стариком писал о том, что миссия сия была неблагодарной и заведомо обреченной, а сам он - никудышным «миссионером».

Тем не менее, и этот опыт, судя по всему, пригодился ему как писателю, обогатив знанием «тайной войны» во всей ее отнюдь не романтической, жестокой, а то и отталкивающей наготе.

И не только это. Поездка в Россию и то, что увидел там этот проницательный наблюдатель, думается, могли укрепить его в некоторых соображениях, к которым он пришел еще у себя на родине и которыми позже поделился в книге «Подводя итоги»: «Трудно примириться с тем, что у людей нет работы; что самая работа так уныла; что они, а с ними их жены и дети, живут впроголодь и впереди их не ждет ничего, кроме нищеты. Если помочь этому может только революция, тогда пусть будет революция, и поскорее». Тем более маловероятным представляется, чтобы «русский» опыт и провал миссии в Петрограде не внесли своей лепты в признание Моэмом неизбежности и необратимости революционных преобразований общества: «Я не сомневаюсь, что пролетариат, все яснее сознавая свои права, в конце концов захватит власть в одной стране за другой, и я не перестаю дивиться, почему нынешние правящие классы, чем упорствовать в напрасной борьбе с этой неодолимой силой, не используют всякую возможность подготовить массы к выполнению предстоящих им задач, так чтобы, когда нынешних правителей отстранят от дел, их постигла бы менее жестокая участь, чем в России». Моэму никак не откажешь в трезвом понимании исторических процессов независимо от того, устраивали они его или нет[5;60].

Наследие Моэма неравнозначно, а созданное им отмечено известной сдержанностью, отстраненностью и рационализмом в передаче биения жизни. Может быть, лучше своих критиков понимал это и сказал об этом он сам: «...в произведениях моих нет, и не может быть той теплоты, широкой человечности и душевной ясности, которые мы находим лишь у самых великих писателей» [11;7]. Но в его лучших книгах, выдержавших испытание временем и обеспечивших ему место в ряду классиков английской литературы XX века, ставятся большие, общечеловеческого и общефилософского плана, проблемы. Ответы Моэма бывали подчас непоследовательными, спорными, а то и неприемлемыми, но в любом случае привлекательна художническая честность автора в подходе к решению этих проблем - вплоть до откровенного признания, что он и сам не знает ответа, а если и предлагает собственную точку зрения, то просит не считать ее истиной. Да и существуют ли исчерпывающие ответы на некоторые волновавшие Моэма и, следовательно, его персонажей вопросы? Литература, по крайней мере, и по сей день едва ли скажет тут последнее, решающее слово.

Скажем, вопрос вопросов – «что такое вообще жизнь, и есть ли в ней какой-то смысл» [9;5] - преследовал Моэма на протяжении всего творческого пути. В период «Лизы из Ламбета», то есть юношеского увлечения вульгарным дарвинизмом и спенсерианством (исполненный бесподобного сарказма портрет мрачного молодого детерминиста дан в XXI главе «Итогов»), ответ, как и следовало ожидать, был примитивно однозначен: человек живет, чтобы участвовать в непрекращающейся борьбе за существование. В «Бремени страстей человеческих» взгляды автора меняются, приближаясь к философии Мопассана в романе «Жизнь»: смысл жизни - в ней самой. Иное решение предложено в романе «Луна и грош»: оправдание человека - в плодах его деятельности, необходимых человечеству; наивысшая форма деятельности - сотворение прекрасного, Красоты с большой буквы. «Узорный покров» привносит в эту формулу свою поправку:

«Мне представляется, что на мир, в котором мы живем, можно смотреть без отвращения только потому, что есть красота, которую человек время от времени создает из хаоса... И больше всего красоты заключено в прекрасно прожитой жизни. Это - самое высокое произведение искусства» [13;104].

Моэм находит вечные ценности, способные придать смысл жизни отдельного смертного человека, в Красоте и Добре. С рядом оговорок он утверждает в «Итогах» приоритет нравственной и эстетической сторон жизни перед всеми остальными (что уже делал в своих романах). В мировой литературе, как и философии, это не ново, но Моэм и не претендует на открытия в этой области. Эмпирик и скептик, он приходит к вечным истинам на собственном опыте, предпочитая ничего не принимать на веру. Точно так же и его персонажи сами постигают справедливость трюизмов и прописных истин, и нужно отдать Моэму должное: он умел раскрыть примечательно индивидуальные, невообразимые, прямо-таки невероятные обличья, которые способно принимать общеизвестное на ярмарке житейской суеты[6;70].

Не новы и выводы, к которым приходит Моэм, предпринимая художественное исследование взаимосвязи между прекрасным и нравственным, с одной стороны, и их соотнесенности с жизнью - с другой. Но это уже осмысление и обобщение творческого опыта, своего и чужого. В художественных же произведениях - а Моэм значителен в первую очередь как художник - важна самобытность метода его художественного мышления, то, как именно он, Уильям Сомерсет Моэм, на своем материале и во всеоружии собственного стиля приходит к открытию известных истин о человеке и искусстве. В разных романах это происходит по-разному.

«Луна и грош» - роман о судьбе художника. Замысел книги подсказан биографией знаменитого французского живописца Поля Гогена, и в критике нередки попытки упрекать Моэма за искажение правды образа и отход от фактов. На эти упреки, высказывающиеся, кстати, и в связи с романом «Пироги и пиво», где усматривается искажение облика Томаса Харди и некоторых его современников, лучше всего ответить словами самого Моэма из предисловия к «Записной книжке»: «Я никогда не считал, что могу написать что-то из ничего, я всегда нуждался в каком-нибудь реальном факте или характере в качестве исходной точки, но затем мое воображение, моя выдумка, чувство драматизма неизменно превращали все это в нечто принадлежащее мне» [1;71]. Чарлз Стрикленд, преуспевающий биржевик, бросивший работу, семью и родину, чтобы, исковеркав несколько судеб, стать живописцем, создать гениальные полотна, оцененные уже после его смерти, и погибнуть на Таити в нищете и безвестности, несомненно, принадлежит Моэму, и только ему.

Широко бытует мнение, будто Моэм популярен постольку, поскольку писал увлекательно и просто. Смеем утверждать, что не меньшее значение имело то, о чем он писал. Не подходи он к жизни серьезно, без скидок на заниженные запросы любителей необременительного чтения, не задавайся он вопросами, требующими от читателя встречной работы мысли, - и популярность его была бы совсем другого рода. Это - основное. Но и без неповторимого «моэмовского» стиля, разумеется, не было бы того Моэма, которого ценит и любит самый разнокалиберный читатель[6;69].

В вопросах формы писатель был так же взыскателен, как и в отношении содержания своей прозы. Он был профессионалом в хорошем смысле, писал каждый день, и только дряхлость положила конец этой привычке, с годами превратившейся в потребность. Он ни разу, даже будучи уже признанным мастером, не позволил себе представить на суд публики «сырую» или по каким-то причинам не удовлетворяющую его вещь. Он жестко следовал реалистическим принципам композиции и построения характера, которые полагал наиболее отвечающими складу своего дарования: «Сюжет, который автор рассказывает, должен быть ясным и убедительным; он должен иметь начало, середину и конец, причем конец должен естественным образом вытекать из начала... Так же как поведение и речь персонажа должны вытекать из его характера» [1; 73].

Над фразой и словом он работал упорно, доводя каждое предложение до филигранной отделки. «После долгих размышлений я решил, что мне следует стремиться к ясности, простоте и благозвучию» - так сам Моэм определил в «Итогах» специфические черты своего письма, и читатель находит у него особую соразмерность между смысловым наполнением, звучанием и даже внешним рисунком предложения, фразы. Поэтому проза Моэма «фактурна» и эмоционально выразительна при всей естественности, простоте, отсутствии стилевых украшений и орнаментальности[6;47].

Парадоксальное сочетание вещей, казалось бы, несочетаемых, которое, за неимением или нежеланием объяснения, удобно списать по разряду противоречий, было в высшей степени свойственно Моэму, человеку и писателю. Связанный рождением и воспитанием с верхушкой "среднего класса", именно этот класс и его мораль он сделал главной мишенью своей язвительной иронии. Один из самых состоятельных литераторов своего времени, он обличал власть денег над человеком. Скептик, утверждавший, что люди ему в принципе безразличны и ничего хорошего ждать от них не приходится, он был особенно чуток к прекрасному в человеке и ставил доброту и милосердие превыше всего. И далее в том же духе.

Книги Моэма и личность их автора вызывали, вызывают и, можно с уверенностью сказать, будут вызывать к себе разное отношение, но только не равнодушие. Честность писателя перед самим собой и своими читателями всегда импонирует. Она вызывает на заинтересованный разговор с сопоставлением суждений, оценок и точек зрения, и такой разговор с Моэмом ведут вот уже несколько поколений, соглашаясь с ним, споря, а то и полностью расходясь во мнениях. Значит, книги Моэма продолжают жить, а с ними и их автор.

 

 

Моэма легко читать, но за этой легкостью кроются кропотливая работа над стилем, высокий профессионализм, культура мысли и слова. Легковесность проблематики, облегченность художественных решений тут решительно ни при чем, однако упреки в том и другом и по сей день высказываются по его адресу. В какой-то мере это объясняется тем, что Моэм писал лишь о том, что знал досконально, поэтому некоторые существенные области жизни, к которым он не имел прямого касательства и которые не мог наблюдать воочию, выпали из круга непосредственного изображения в его книгах - война, революционные движения эпохи, жизнь трудящихся классов, «коридоры власти». Он вообще полагал, что писателю не дело заниматься политикой, поскольку-де это пагубно сказывается на творчестве. Имеется в виду, конечно, не политический роман как явление художественного письма, а попытки представить политические идеи в прозаическом обрамлении: иллюстративность литературе и вправду противопоказана. Но пути, какими «политика», история, время проникают в ткань художественного произведения и в нем запечатлеваются, воистину неисповедимы.

Социалистический роман был присущ для XVIII века. Позже, уже во второй половине XIX века появляется социально-психологический роман.

В социально-психологическом романе автор ставит важные социальные вопросы, волновавшие людей того времени. Своеобразие этого романа Моэма заключается в том, что в нем показана психология современного автору человека, пытающегося найти решение насущных социальных проблем. Моэм вместе с тем не дает готовых ответов на поставленные вопросы, но заставляет читателя задуматься над ними.

При написании своих романов, Моэм следовал своим неизменным традициям: во многих его романах хорошо рассматриваются взаимоотношения между героями. Легко увидеть ту самую основу, на которой строятся эти отношения. Возьмем, к примеру, роман «Театр», главная героиня Джулия Ламберт - она красива, богата, знаменита; занята любимым делом в самых благоприятных для этого условиях, то есть играет в собственном театре; её брак считают идеальным; у нее взрослый сын... Но женщина лишена того самого семейного счастья, о котором мечтают чуть ли не все женщины планеты. Ее любовь к мужу умерла, так и не получив ответа со стороны Майкла. Вспоминая о прошлом, Джулия грустит: жизнь обманула её. Но у нее осталось её искусство - каждый вечер она выходит на сцену, из мира притворства в мир реальности. Вскоре она знакомится с молодым бедным клерком Томом и влюбляется в него. Позже она узнает, что Том обещал некоей Эвис Крайтон роль в их театре, ибо Джулия, по его словам, пляшет под его дудку. Джулии едва удается сдержать свои эмоции. Итак, Том не любит её. Хуже того - считает богатой старухой, из которой можно вить веревки. И самое гнусное - он предпочел ей третьеразрядную актрису! Эта новость бьет по ее самолюбию и вскоре она понимает, что она освободилась от чувств к Тому. И вот приходит звездный час Джулии. Игравшая на репетициях вполсилы, на премьере она разворачивается во всю мощь своего таланта и мастерства, и единственная большая мизансцена Эвис превращается в триумфальное выступление великой Джулии Ламберт. Ее вызывали десять раз; у служебного выхода неистовствует толпа человек в триста; Долли устраивает пышный прием в её честь; Том, забыв об Эвис, опять у её ног; Майкл искренне восхищен - Джулия довольна собой. Она поняла - ее «притворство» и есть единственная реальность...

Она счастлива. Она не только нашла себя и обрела свободу, но и увидела красоту своей прожитой жизни, не смотря на все невзгоды [12;128].

Центральное место в романе занимает известная актриса Джулия Ламбет, которая встречается с бедным клерком Томом. Что ее привело к этому поступку? Ответ на этот вопрос Моэм пытается найти путем тщательного анализа психологии этого человека. Кто такая Джулия? В чем она был права и в чем заблуждалась? Измена Джулии мужу явилось реакцией на условия действительности того времени. Атмосфера в романе показана как скучная и обычная жизнь без взлетов и падений. Джулия — актриса. Непоказана как скучная и обычная жизнь без взлетов и падений. Джулия — актриса. Не только на сцене но и в жизни «Подделка для тебя правда. Как маргарин - масло для людей, которые не пробовали настоящего масла» - говорит сын Джулии Роджер. Он с самого детства видит не мать, а актрису. Джулия, привыкшая играть на сцене театра, продолжает играть и в реальной жизни. Не удивительно, что в таких условиях у Джулии появляются чувства к Тому, хотя понимает, что такая связь выходит за рамки приличий. Она хочет понять, как ей изменить свою жизнь, но в то же время боится изменений. Ее правда в том, что она сама пытается найти путь, который приведет к изменениям к лучшему. И Джулия нашла его. Она считает, что этот путь — любовь. Почему же именно любовь, тем более к другому мужчине? В Джулии зреет индивидуалистический бунт, явившийся следствием ее усталости от обыденности.

Верный традициям английской литературы, искушенной в художественном анализе снобизма, - традициям Свифта и Джейн Остен, Диккенса и Теккерея, Джордж Элиот и Т. Харди, - Моэм язвит своей иронией не человека вообще, но лишь извращение его природы под влиянием нормативных требований социальных условностей. И если он всегда готов пенять человека, сделав скидку на естественные слабости и несовершенства рода людского, то на культ условностей и жрецов этого культа его терпимость не распространяется. При всей неоднозначности характера Эллиота Темплтона, которого автор наделяет важнейшими, с его точки зрения, добродетелями - щедростью, добротой и милосердием, - персонаж этот в глазах читателя непередаваемо комичен, порою же просто жалок, ибо снобизм, как modus vivendi превращает его жизнь в бессмысленную погоню за миражем.

Красота «прекрасно прожитой жизни», «самое высокое произведение искусства» - возникает и на страницах «Узорного покрова».

Этот роман о силе любовного наваждения, его преодоления и трудном становлении души и характера никогда не числился среди наиболее значительных книг писателя, а между тем это важная веха в его творческом развитии, и в нем есть все то, что составляет сильную сторону прозы Моэма.

Есть реалистическая трактовка восточной экзотики, этого традиционного элемента английской романтической и неоромантической литературы. Есть проницательное изображение британского колониального чиновничества. Есть злое развенчание снобизма, эгоизма и ханжества. Есть характеры, показанные в развитии и крайних проявлениях взаимоисключающих побуждений. Есть присущее «цинику» Моэму умение различить и ненавязчиво открыть читателю красоту там, где она присутствует, - в картинах чужой страны и жизни ее народа, в природе и неодушевленном предмете, в физическом и нравственном облике человека.

Центральные эпизоды романа разворачиваются в китайском городке, куда приезжает правительственный бактериолог Уолтер Фейн бороться с эпидемией холеры и куда он привозит с собой жену - в расчете на то, что само провидение так или иначе разрешит мучительное и безвыходное положение, в которое оба они попали из-за любви Китти к Таунсенду. С этого места в развитии событий сюжет разделяется на два параллельных «рукава»: самоотверженной войне местных властей, медиков и монахинь из католического монастыря против эпидемии в духовном плане соответствует внутренняя борьба Китти со своей постылой любовью к пошлому и пустому снобу.

Прослеживая душевные движения героини во всей их непоследовательности и эмоциональной путанице, Моэм показывает, как исподволь, незаметно для нее самой меняется строй мыслей и чувств Китти, ее отношение к жизни, как вызревает в ней «невеселая прозорливость, рожденная страданием», и понимание долга. С интуицией настоящего психолога писатель отмечает при этом, что в воспитании чувств Китти пример мужа, проявляющего чудеса самоотверженности и погибающего, спасая чужие жизни, не играет существенной роли, потому что она не любит Уолтера, хотя объективно и признает его достоинства. Но эти последние не затрагивают ее существа, тогда как пример сестер-монахинь, напротив, пробуждает в ней самый живой и трепетный отклик.

«Красота души», которую ощущает героиня в их подвижничестве, в их, по терминологии Моэма, «правильных поступках», и оказывает решающее воздействие на ее дальнейшую судьбу. Писатель подчеркивает, что причина тому отнюдь не в откровении христианского свойства: «...хотя их образ жизни внушал ей такое уважение, вера, толкавшая их на такой образ жизни, оставляла ее равнодушной». Но преподанный ей урок «прекрасно прожитой жизни» выводит ее на путь освобождения от «бремени страстей человеческих». Сама не подозревая об этом, Китти находит то, что в восточной философии обозначает понятие «Дао», включающее в себя идеи судьбы, предназначения и жизненного пути.

Свой путь ищет и находит Ларри Даррел («Острие бритвы»), едва ли не единственный в творчестве Моэма образ, по определению Ф. М. Достоевского, положительно прекрасного человека. Правда, становление Ларри происходит при иных обстоятельствах, а философия практической жизни складывается под влиянием индийского учения веданты, но сущность поисков та же - стремление достигнуть особого, просветленного состояния духа через «правильные поступки» [9;40].

Сопоставление Ларри с Эдвардом Барнардом из раннего рассказа Моэма позволяет увидеть, как изменилось представление писателя о личности если и не идеальной, то к идеалу приближающейся. В обоих случаях решительный отказ от официальных ценностей буржуазного образа жизни предполагается как изначальное условие. Добавим к этому терпимость, мягкость и благожелательную открытость миру. На этом сходство кончается. В характере Барнарда нет того, чем щедро наделен Ларри, - органичного стремления к непрерывному духовному поиску и обновлению. Второе принципиальное отличие - решение проблемы «я и другие». Герою новеллы достаточно, чтобы его оставили в покое, дав возможность, как вольтеровскому Кандиду, возделывать свой сад. Ларри этого мало. Противясь любым попыткам превратить его в чью-либо собственность, он в то же время готов отдать себя и свое участие в распоряжение тех, кому это жизненно необходимо. Об активном милосердии Ларри свидетельствует его отношение к двум «падшим» в глазах респектабельного общества женщинам - Сюзанне Рувье, которую он в прямом смысле спасает от смерти, и сломленной обстоятельствами американке Софи Макдональд.

Повествователь - а он, напомним, носит здесь настоящую фамилию автора - уже не задумывается над тем, являет ли собою жизнь Ларри «самое высокое произведение искусства»: она, эта жизнь, оправдывает самое себя и наполняется смыслом, не нуждаясь в том, чтобы ее ценность отмеривали по эстетической шкале. Знаменательно, что Моэм, неизменно скрывающийся в романах и новеллах за маской рассказчика и не позволяющий себе выносить нравственный суд над персонажами (это делает за него читатель), в данном случае, когда грань между автором и повествователем практически стерта, демонстративно нарушает это правило, самим для себя установленное, и выступает с прямой оценкой: «...я могу только восхищаться светлым горением столь исключительного человека». Это говорит о том, что в своем, можно сказать итоговом романе он объективно признает: смысл жизни человека - в ее нравственном содержании. Существенная, добавим, поправка к размышлениям на эту тему в «Узорном покрове» и «Подводя итоги» [6;79].

В романе «Луна и грош» Стрикленд-художник неизмеримо значительнее со всех точек зрения, чем Стрикленд-человек. Смысл его жизни, как оправдание жизни всякого художника, писателя, актера и т. д., в том и состоит, что плоды его трудов становятся необходимы людям, пусть сам он об этом и не задумывается, - мысль, которую автор разовьет в позднее написанных романах о творческих судьбах - "Пирогах и пиве" и "Театре". Поэтому, не прощая человека, Моэм возвеличивает дело жизни творца, однако не дает читателю забыть о главном: служение только Красоте освобождает художника от многого, облегчает самораскрытие гения - и приводит человека в нравственный тупик, как привело его героя. В финале спор между прекрасным и нравственным решается в пользу морали.

Моэм вводит в роман эпизод гибели самой гениальной работы Стрикленда - росписи на стенах хижины, сожженной согласно последней воле художника. На протяжении всей его творческой биографии искусство подавляло в Стрикленде человеческое, но человек восстал и взял реванш. Парадоксальным своим поворотом эта развязка приводит на память концовку "Портрета Дориана Грея" Оскара Уайльда. А эпитеты, какими характеризуются фрески Стрикленда, - "первобытное", "ужасное", "нечеловеческое" - указывают на то, что могут существовать и иные, более высокие и одухотворенные формы прекрасного, синтезирующие Красоту с Добром. Другими словами, гений прекрасного с разумной человеческой совестью.

 

 

 

Сомерсет Моэм — человек поразительной судьбы, писатель, совмещавший литературный труд с миссией тайного агента. Однако в истории мировой литературы он оставил заметный след, прежде всего как непревзойденный мастер прозы — как автор, в совершенстве овладевший тончайшим искусством рассказчика и обладавший уникальным даром романиста. В своих произведениях он широко раскрывает сущность традиции социально-психологического романа. Каждый его роман - это отдельная история взаимоотношений героев, созданная на основе нравов и быта начала ХХ века. Знаток человеческой души и характера, умевший выразить их с редкой стилистической точностью. Особенность его художественного взгляда на мир - восприятие происходящего в трагикомическом ключе. Осмеянию подвергаются и общественные установления, и житейская суета, и собственные убеждения. Свои взгляды на мир Моэм высказывает откровенно, порой шокируя общепринятую мораль. По художественной манере Моэм реалист до мозга костей, говорить правду о том, что знаешь, - его основная заповедь. При этом Моэм очень строг к форме: стройность сюжета, выверенность диалога, чистота интонации повествования, экономность и емкость описаний, неизменная суховатая ирония - все то, что сложилось в понятие «моэмовский стиль», характерный для лучших его романов и рассказов, одновременно раскованный и открытый - и по-английски сдержанный: каждое слово точно, взвешенно, употреблено абсолютно к месту. В этом суть феномена успеха Моэма.  

За взаимоотношениями персонажей, столкновениями их устремлений, страстей и натур у Моэма отчетливо проступает художественно-философский анализ некоторых «вечных» тем мировой литературы: смысл жизни, любовь, смерть, сущность красоты, назначение искусства. Постоянно возвращаясь к волновавшей его проблеме сравнительной ценности нравственного и прекрасного, Моэм в каждом случае, хотя и по-разному, отдавал предпочтение первому, как то явствует из логики созданных им образов. Жизни главных персонажей моэмовских романов, и есть художественное воплощение этой высшей формы красоты.

 

 

1. Гусева Е. Моэм и его герои //Вопросы литературы. -  1966. - №3. – С. 69-78.

2. Качалкина Ю. Жизненный путь Уильяма Сомерсета Моэма //Книжное обозрение. – 2003. - № 7. – С. 25-31.

3.Михальская Н.П. Зарубежные писатели //Библиографический

4.Морган Т. Сомерсет Моэм. Биография - М.; Захаров, 2002.

5.Толстой Л. Н. Собр. соч.: в 22 т. - М., 1983. – Т.16. – С. 46-60.

6.     Скороденко В. Уильям Сомерсет Моэм - М.; Радуга, 1991.

7.     Моэм У.С. Бремя страстей человеческих - М.; АСТ Москва, 2007.

8.     Моэм У.С. Луна и грош - М.; АСТ Москва, 2007.

9.     Моэм У.С. Острие бритвы - М.; АСТ Москва, 2007.

10. Моэм У.С. Пирог и пиво или скелет в шкафу - М.; АСТ Москва, 2007.

11. Моэм У.С. Подводя итоги - М.: АСТ Москва, 2007.

12. Моэм У.С. Театр - М.; АСТ Москва, 2007.

13. Моэм У.С. Узорный покров - М.; АСТ Москва, 2007.

14. Моэм У.С. Эшенден, или Британский агент М.; АСТ Москва, 2007. -

 

 

 

 

¹Гейдельберский университет им. Карла Рупрехта, Германия, основан в 1386 году.  

  ²Веданта - наиболее распространенное индийское религиозно-философское течение; к веданте в широком смысле относятся собственно веданта, пурва-миманса, некоторые учения вишнуизма и шиваизма, а также неоиндуизма. Собственно веданта - одна из шести ортодоксальных (признающих авторитет вед) философских систем; сочинения "Веданта-сутра" или "Брахма-сутра" - приписывается мудрецу Бадараяне (4-3 вв. до н. э.). Основывается на трактовке высказываний шрути ("священные тексты" индуизма) об атмане (индивидуальном духовном начале) и брахмане (высшей реальности). Целью бытия веданта считает "освобождение", достижение изначального тождества атмана и брахмана. Позднейшие варианты собственно веданты: адвайтаведанта Шанкары, учение Рамануджи. Представители веданты в новое время: Рамакришна, Вивекананда, Радхакришнан и др.  

  ³МАРЛО (Marlowe) Кристофер (1564-1593), английский драматург. Освобождение личности от аскетической средневековой морали, богоборческий пафос характеризуют трагедии "Тамерлан Великий" (1587-1588, издана 1590) и "Трагическая история доктора Фауста" (издана 1604). Историческая хроника "Эдуард II" (издана 1594). Предполагаемый соавтор У. Шекспира в некоторых ранних пьесах.  

  ⁴ЛЕ КАРРЕ Джон (настоящее имя Дейвид Джон Мур Корнуэлл, Cornwell) английский писатель родился в 1931 году. Остросюжетные политические детективные романы о роли разведывательной службы в сохранении свободы и политической стабильности в государстве: "Убийство по-джентльменски" (1962), "В одном немецком городке" (1968), "Почетный школьник" (1977), "Маленькая барабанщица" (1983). В романах о британской разведке "Шпион, который пришел с холода" (1963), "Медник, портной, солдат, шпион" (1974), "Идеальный шпион" (1986; в двух последних отразилось дело "двойного" разведчика Филби), "Русский дом" (1989, в русском переводе "Русский отдел") - нравственные и идеологические парадоксы.

⁵Звание рыцаря - это личное дворянское звание; обыкновенно присваивается за особые заслуги видным политическим деятелям, крупным бизнесменам, высшим чиновникам, а также ученым, артистам и т.п.; перед именем рыцаря ставится титул сэр, перед фамилией его жены - леди.

⁶АЙЕР (Ayer) Алфред Джулс (1910), английский философ, представитель неопозитивизма. Пропагандировал идеи Венского кружка; для поздних работ характерна тенденция к лингвистической философии.