Роман Дж.Свифта "Путешествие Гулливера"

стр. 25 из 26 Содержание I . B ведение. «Путешествия Гу лливера» - высшее достижение Свифта ... ... .2 II . Основная часть. 1.Книга Свифт а в атмосфере времени … ………………………… 5 2.Фантастика дву х первых путешествий … ………………………7 3. Соотношение науки и жизни в третьей части книги … …… . 16 4.Сказочная ра згадка фантастического мира в четвертой части книги … …………………………… ………………………………………18 III. Заключение. Роман с Свифт а «Путешествия Гулливера » на главной маги страли литературного развития … …………………………… …………20 IV. Список литературы … …………………………… …………………23 Свифт начал творческую де ятельность на рубеже двух веков, когда чрезвычайно разнообразный опыт а нглийской литературы XVII в. стал подвергаться переосмыслению в свете наро ждавшихся просветительских идей. Свифт был современником и сам отчасти принадлежал к великому общественному движению, именуемому Просвещение м. Под влиянием писателя-эс сеиста Темпла сложились основы мировоззрения Свифта. В философско-рели гиозных вопросах он разделял скептицизм Монтеня в англиканской интерп ретации, подчеркивающей слабость, ограниченность и обманчивость челов еческого разума; его этическое учение сводилось к англиканскому рацион ализму с требованием строгой упорядоченности чувств, их подчиненности здравому смыслу. В основе его исторических представлений лежала идея ис торической изменчивости. Публицистической деятельности Свифта в защиту И рландии сопутствовал творческий подъем, результатом чего было создани е "Путешествий Гулливера" (1721-1725). Это произведение - высшее достижение автор а, подготовленное всей его предыдущей деятельностью. "Путешествия Гулли вера" - одна из самых сложных, жестоких и мучительных книг человечества. Мо жно даже сказать одна из самых противоречивых книг. В четвертой части "Пу тешествий Гулливера" Свифт вроде как бы изъясняется в ненависти к челове честву. Согласиться с тем, что это единственный вывод из его книги - значит поставить его в лагерь врагов гуманизма и прогресса. Джонатан Свифт- автор од ного романа, произведения, вобравшего в себя опыт почти шестидесятилетн ей жизни. Нельзя сказать, что в «Путешествиях Гулливера» исчерпаны все и деи, волновавшие писателя, выражены все его чувства. Никто не станет утве рждать, что в этом романе воплощен весь опыт, накопленный в борьбе с вражд ебным миром и в единстве с теми, во имя кого он, Свифт, сражался со злом. Памфлеты, стихотворения, трактаты, проповеди в за конченном виде запечатлели отдельные этапы его жизни и жизни Англии Ирл андии. Но сатирический роман должен был включить в себя эти разделенные р анее потоки художествен- Х удож е стве н но й й мысли, переплавить прежние идеи. Только в «Путешес твиях Гулливера» Свифт добился того, к чему он с разных сторон подходил н а протяжении многих лет творчества - синтеза английской действительнос ти всеобъемлющего анализа человеческого существования. Изучить направ ление общественного и индивидуального бытия, высмеять мир торжествующ ей несправедливости, узаконенной и самой отвратительной глупости – к этому он стремился в сво ем главном произведении. Что сильнее всего повлияло на осуществление небы валого смелого художественного замысла? Гений автора, его глубокий демократизм, умение творчески воспользоваться на иболее совершенными формами сатирической типизации, разработанными Ра бле и Эразмом Роттердамским? А может быть, все решила способность создав ать самобытную систему образов или острая социальная потребность в сат ире Свифта? Очевидно, что все эти факторы, каждый по-своему воздействовал и на процесс создания романа, не противостоя один другому, а взаимодейст вуя. Однако можно поставить вопрос и так: разве все то, что определило содержание и форму свифтовского романа, не было столь сущ ественно при создании произведений Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Чапека? Если мы согласимся, что это так, то мы тем самым вов се не обесценим творчество Свифта. Напротив, станет ясно, что сатирик не с тоит особняком на обочине литературной магистрали, а «входит» в великий процесс развития реалистического искусства. Вместе с тем Свифт не растворяется в традиции. Его место никто другой не займет: он был одним из первых глубоких критиков бу ржуазн о- о - собствен - нического общества. И он повел свое наступление пр отив мира «денежных людей» (так он именовал своих противников) тогда, ког да этот мир был еще крепок. 19 марта 1726 года декан дублинского собора св. Патрик а прибыл в Лондон. В течении двенадцати лет он жил в Ирландии, а теперь, пре возмогая болезнь, вновь отправился в анг лийскую столицу. В прежние годы, когда он был моложе и крепче, для него ничего не стоило добраться на суд не до берегов Англии, а затем в почтовой карете до Лондона. В последнее вре мя его особенно донимали головокружения- эти непрекращающиеся сигналы будущей катастрофы- умопомешательства, которым завершилась его долгая жизнь. Но, собравшись в Лондон, он выглядел бодрым, испытывал творческое у довлетворение и не сомневался в том, что эта поездка будет особенной. Сви фт вез с собой рукопись «Путешествий Гулливера», над которой он работал в течение пяти лет. В течение пяти самых бурных лет своей жизни! Пр очитав роман. Читатель убедится, что его автор меньше всего похож на пяти десятилетнего человека. Он выступил как молодой боец. Свифт, очевидно, зн ал, что официальный Лондон холодно, если не враждебно, примет его сатиру. Свифт не случайно написал единственный свой рома н в Ирландии, не случайно - в 58 лет. Движение писателя к «Путешествиям Гулли вера» было долгим, трудным, сложным. Ведь ему одному предстояло уже в XVIII столетии, когда буржуази я была еще прогрессивной, вскрыть ее неизлечимые болезни, ее пороки. Уста новление точного диагноза было замечательной победой художественно - ф илософской мысли Свифта, однако сделанное открытие не только превратил ось в торжество сатирика, но и стало причиной глубокого отчаяния, овладе вшего писателем. Его исследовательская мысль бесстрашно проника ла в будущее. А это будущее - английская действительность XIX и даже XX столетий- никак не походи ло на царство справедливости, полновластия и благополучия народа. Отсюд а мрачные тона в сатире позднего Свифта – в «Путешествиях Гул л ивера». Из этого ливер а». Из этого вовсе не сл едовало, что, предавшись горестным размышлениям, писатель сложил оружие . Он нисколько не ослаблял тех ударов по несправедливости, которые начал наносить задолго до создания романа. Жажда познания и практического пре образования жизни тоже никогда не с якла у Свифта. Социально- исторический фундамент сатирическог о романа складывается из целой системы элементов, каждый из которых сам п о себе является частью целого- жизни общества или свифтовской концепции о бщества. И для того чтобы этот ком плекс был постигнут в его существенных чертах и функциях, все пронизывающих идей . Э ти художественно - философские для того чтобы этот комплекс был постигнут в его су щественных чертах и функциях , всепронизывающих идей. Эти худо жественно - филосо в ские идеи определенн ым идеи определенным об разом развиваются, движутся в романе . В отличие от Рабле, к оторый в своем романе стремился дать целостное представление о всех сто ронах действительности, Свифт преднамеренно ограничивается исследова нием политической структуры общества, его морали. Еще более узко содержа ние романа может быть определено как художественный анализ общих проблем человеческо го бытия, деятельности государства, его воздействия на мораль и судьбу о тдельной личности ( Гулливера). «Путешествия Гулливера » - это политико - филосо ф в ский роман, в котором раскрытие важнейших с оциальных противоречий осуществляется в обобщенном образе государств а, пронизывающем все четыре части произведения и сообщающем ему художес твенную целостность. Книга Свифта множеством н итей связана с его современностью. Она кишит намеками на злобу дня. В кажд ой из частей "Путешествий Гулливера", как бы далеко не происходило действ ие, перед нами прямо или косвенно отражается Англия, по аналогии или по ко нтрасту решаются английские дела. Но сила сатиры Свифта заключается в то м, что конкретные факты, персонажи и ситуации обретают общечеловеческий смысл, оказываются действительными для всех времен и народов. Чтобы разо браться в этом, надо рассмотреть книгу Свифта в атмосфере времени, ее пор одившего. Писатели XVII в. не могли указать человечеству путь, по которому он о должно было следовать. Они не знали такого пути и не верили в его существ ование, поэтому они способны лишь к фантастическим построениям. Это напр авление и пессимистический дух сатиры Свифта были прямым наследием XVII ве ка. «Путешествия Гулливера» - и по замыслу, и по резуль тату - итоговая для Свифта книга, и поэтому от нее можно протянуть нити ко многим произведениям и событиям его жизни. В современной рядовой литературе путешествий от ношение свифтовского сочинения было определенно пародийное. Один из ко мментаторов Свифта XX века американец Мэйнрад Мэк замечает: «Его ( Гуллив ера ) отчет о путешествиях был сделан так, чтобы походить на истинные расс казы путешественников свифтовского времени… Путешествия, как реальные , так и воображаемые, были одним из ведущих литературных жанров. В замысел воображаемых путешествий почти всегда входила сатира на существующий европейский порядок, и достигалась она неиспорченности. Мужестве и высоких нравственных с тандартах простодушных народов, с которыми якобы познакомился путешес твенник. Но и реальные путешествия, даже написанные миссионерами и свяще нниками, клонили к тому же. Отражая, может быть неосознанно, общую совреме нную реабилитацию «естества», все эти путешествия равно стремились под черкнуть добродетели неиспорченного сына природы. Человеческая натура , представленная в таких рассказах, - не казалась нравственно ненадежной, нуждающейся в контролирующих устройствах цивилизации. Напротив того, н атура в своем инстинктивном существе оказывалась несомненно хороша, он а была лишь испорчена цивилизацией ; и если устранить ее разлагающее вли яние, то совершенствованию человека практически нет пределов. Свифт, целью которого в « Гулливере» было, кроме вс его прочего, показать тщету этих упований, сознательно берет на вооружен ие враждебный ему литературный жанр и использует его по-своему». [ 11,c.165] Гулливер нигде не встречает благородных и просто душных дикарей. куда более реалистические туземцы ранят его стрелой в ч етвертой части; тем не менее он предпочитает «лучше отдаться в руки варв аров, чем жить среди европейских йеху». Дрожь омерзения при мысли о сооте чественниках у него действительно появляется после длительного созер цания образцов благородства и простодушия – но отнюдь не человечески х образцов. И эта жутковатая насмешка Свифта не одурманивает, а отрезвля ет. И реалистический стиль литературы путешествий . и самый этот жанр служил для преподнесения буржуаз ного гуманизма, «истины» о человечестве и человеческой сущности – «истины 2 , в ее солидном, нравоописат ельном О бличье » . И об «истинности» своих записок более всего заботится Гулливер. Только на нее он и претендует с настойчивостью почти пугающей; ведь, казалось бы, любому ребенку ясно, что и лиллипуты, и великаны, и летающий о стров, и говорящие лошади – все это фантазии. Очень интере сные, невероятные, блистательные фантазии, делающие честь изобретатель ности автора. Но автор от этой чести отказывается. «Я отлично знаю , что пи сания, не требующие ни таланта, ни знаний и никаких вообще дарований, кром е хорошей памяти и аккуратного дневника , не могут особенно прославить и х автора», - скромно пишет Гулливер. Я предпочел излагать голые факты наип ростейшим способом и слогом», - уверяет он. И «сначала хирург, а потом капитан нескольких кор аблей» Гулливер открывает Англию: то незаметно для себя в лилипутской и мперии; то глазами «знатной персоны из Terra australis incognita » [12, c . 603 ] - бробдингнежского короля; то дивясь родственным б езумствам на Лапуте и в Бальнибарби; то, наконец, собственным просветлен ным и вывихнутым разумом. В мире каждого путешествия Англия открывается по разному; и фантастика каждого путешествия есть наглядный способ ее открытия. Проще всего дело обстоит в первых двух путешествиях. Из фантастического допущения в ырастает фантастическая ситуация; и эта ситуация оказывается картиной действительности, в которой ненормальны не лилипуты или великаны , а при шелец Гулливер. В первом случае он ненормален, потому что не может, при иск реннем желании, жить лилипутской жизнью; во втором – он не нормален как англич анин, как европеец, как человек нового времени. Фантастика двух первых путешествий – в сопоставлении размеров , и это сопоставление образует постоянный иронический прием, издеватель ское напоминание об относительности всех норм – житейских, государственн ых, даже физиологических. Только нравственные понятия не исчезают с земл и в вихре относительности, а устанавливаются в своей угрожающей, независ имой от размеров и привычек самостоятельности. Можно проследить, как в первом путешествии устан авливается нормальность лилипутского стандарта и как сопоставление ра змеров позволяет читателю наблюдать лил л ипутскую Англию в нужном нравственном ракурсе. При первом появлении «человечка ростом не более шести дюймов» перед глазами привязанного к земле Гулливера путешестве нник громко вскрикивает от изумления. Человечки копошатся, пищат на непо нятном языке, осыпают Гулливера стрелами, похожими на иголки. У него еще е сть время восстановить себя, свой рост, свое естественное поведение: что стоит подождать ночи, высвободиться и растоптать все их армии? «Однако судьба решила иначе». Является знатная о соба со средний палец ростом и урезонивает голодного путешественника с помощью «угроз, обещаний, сожаления и благосклонности». «С видом величай шей покорности» попросив есть, Гулливер соображает, не нарушил ли он «ст рогие правила этикета» [1 , c . 203] Он уже смотрит на себя со стороны, глазами лилипутов. Это н ачало превращения мистера Лемюэля Гулливера в Куинбуса Флестрина, Чело века – Гору. Гулливер все больше ощущает себя частью лилипутского микрокосма. Оч ередной лилипутский распорядитель – уже не существо со средний палец, а «особа высокого чина от лица его императорского величества». «Его превосходительство, взобравшись на мою праву ю голень, направился к моему лицу в сопровождении десятка че ловек свиты . Он предъявил свои верительные грамоты , за королевско й печатью, приблизя их к моему глазу ». Может быть, д ля читателя это все еще пока комично, для Гулливера - уже почти нормаль но. Устан авливается власть лилипутов – их соображени й их п онятий, их законов, их размеров. В рассказе появляется им ператор и государственный совет, занятые вопросом, как им быть с выброше нным на берег чудовищем. Его лилипутское величеств нешуточно сравниваетс я с европейскими монархами . Следует пассаж Гулливера: « Эти люди - превосходные математики и достигли большого совершенства в механике благодаря поощ рениям и поддержке императора, известного покровителя нау к … О н часто ст роит громадные военные корабли, иногда достигающие д евяти футов длины…» . [1, c . 264] Г Г улливер чувствует и ведет себя в лиллипутском мире как прирученное громадное животное. Его сажаю т на привязь в виде де в и яносто одной цепоч - ки с тридцатью шестью висячими замками. Ему отводят ко нуру - заброшенный храм, в дверь которого он может «свободно прополза ть». В храме он тут же гадит, чувствуя себя при этом виноватым, как нашк одивший щенок. Не Гулливер, а Куинбус Флестрин – ручное животное лиллипут ск о р го императора, особы воистину выдающейся: «…черты лица его сильные и му - жественные, губы австрийские, нос орлиный, цвет лиц а оливковый, стан прямой, туловище, руки и ноги пропорциональные, движени я грациозные, осанка величественная». Мало того: «… ростом он на мой ногот ь выше всех своих придворных; одного этого хватит, чтобы внушить зрителю чувство почтительного страха». [1, c . 270] Читатель вправе усмотреть в этом портрете госуда ря и повелителя насмешку над сверхчеловеческим величием – и ре только лил л ипутского монарха, - но пот ому и насмешку, что для Гулливера это император во всем его великолепии. И сопоставление размеров напоминает читателю, что перед ним комедия, а Гул ливер – ее действующее лицо. Кром е того, он еще и рассказчик. Свифтовской точки зрения в рассказе нет; есть гулливеровская, а Гулливер постепенно усваивает лил л ипутский масштаб вещей и отношение к вещам. Лил л ипутская точка зрения рас пространяется и на собственные вещи, которые и описи имущества предстают перед читат елем как странные и невероятные сооружени Опись почти умилительна: нель зя не улыбаться, читая, как маленькие человечки бродят по колено в табаке, находят гребень, похожий на решетку перед императорским дворцом, слышат тиканье часов как шум колеса водяной мельницы. По сути дела. Опись – рассказ о том, как на вещи, связывающие Гулливера с миром человеческих измерений, накладывается л илипутская мерка. Пусть это скорее смешно, чем печально, но Гулливер окон чательно переселен в лилипутский мир. Фантастическая ситуация замкнута: она и есть дей ствительность, и остается жить по ее законам. По этим законам Гулливер, «д ержа правую ногу в левой руке и положа в то же время средний палец правой р уки на темя, а большой на верхушку правого уха». Клянется соблюдать условия своего содержания при дворе. Гулливер « с большой радостью и удовлетворе нием» подписывает вышеупомянутые вполне резонные условия; и «хотя неко торые из них не были так почетны, как я желал бы», но это только из враждебных козней. «В знак благо- благо дарности я пал ни ц к ногам его величества». Остается только заявить: «…и я стал свободен». Он действительно свободен – по-лиллипутски, как любой другой подданный здешнего императора; разве что с некоторой поправкой н а свой несуразный рост. Все это пока что весьма комично. Тут нет примитивн ого оценочного соотношения: добродушный, умный и справедливый великан и хитрые и зло б б- ные ные пигмеи. Наоборот, читатель волен даже сочувствовать мелкому народцу, которому свалился н а голову Человек-Гора. Свой мирок, свои маленькие законы; как выясняется в очерке общественных установлений Лиллипутии, довольно разумные законы . Размерное соотношение долго остается бытовым, скорее забавным, чем воп иющим. Пришелец осваивается в Лиллипутии, входит на правах Человека-Горы в ее жизнь, посещает столицу. похожую на кукольную декорацию, и постепенн о теряет собственное ощущение размеров. Может быть, это иногда оборачива ется для него несколько унизительным, но в конце концов, пусть себе лилип утская игра идет по лиллипутским правилам. Негодовать тут не на что, и чит атель не будет строго судить Гулливера за его, пожалуй слишком старатель ное, приспособление к жизни умилительно важных малюток. Но когда крохотный мирок незаметно предстает кру пным планом, умиление проходит и заменяется презрением. Оказывается, к м алюткам не стоит снисходить. Всплывает все больше злых и едких подробнос тей, и читательское презрение к мелкому народцу вдруг переходит в узнава ние: перед ним родная Англия в царствование Георга I , и хотя некоторые события смещены, но автор явно написал язвительный пасквиль на всю политиче скую жизнь последних десятилетий. Тори и виги, «высокая» и «ни зкая» церковь, король Георг и королева Анна, герои войны с Францией и сэр Р оберт Уолпол выведены и осмеяны скопом, представлены как копошащиеся ли ллипуты. Лилипутские свары - – зрелище жалкое и сме хотворное, но не потому ли, что они похожи на английские деяния и свершени я? Не пигмеи хитрый, злобный и бесстыдный народец, а мы хитрые, злобные и бе сстыдные пигмеи. И И п п оскольку пигмеи отличаются от нас, постольку они з аслуживают интереса и снисхождения; отсюда в тексте первого путешестви я и появляется глава о науке, законах и обычаях лилипутов, совершенно про тивоположных английским и, очевидно, одобряемых Свифтом. Если у спасающегося бегством от пигмейских козне й Гулливера есть основания презирать лилипутов. То только за сходство с соотечественниками. Впрочем, он их не презирает, а сетует на излишне, може т быть, суровое с ним обхождение. Но вместе с Гулливером, который оказался все-таки слишком велик для Лиллипутии и благополучно возвращен на родин у, читатель может найти утешение в своем нормальном, приблизительно шест ифутовом росте. Что бы там ни имел ввиду автор, а дело происходило якобы в Лиллипутии – и читатель выходит из этой истории, чувствуя себя великаном. Может быть, именно поэтому, что в первом путешеств ии у читателя есть возможность посмеяться свысока, заодно, так сказать, с о Свифтом, оно и не вызывало никаких нареканий; напротив, ставилось в прим ер перед остальными как уместная сатира. Но Свифт не собирался позволять читателю упивать ся собственным ростом. Без всякой передышке и без всяких дополнительных рассуждений следует второе путешествие, на шестой странице которого яв ляется «человек исполинского роста». Вскоре Гулливер, бывший Человек-Го ра, попадает на поле ячменя «высотой футов сорок» другому исполину: «…ро стом он был с каланчу, а каждый его шаг…равнялся десяти ярдам». [1, c .291] Гулливера не ждет общение с идеальными гигантами : он попадает в обычный фермерский дом, ничем, кроме размеров, от европейск ого не отличающийся. Обыкновенные люди ведут под взглядом крохотного и п оэтому приметливого Гулливера свою обыкновенную жизнь. Гулливеру она в идна не выгодно преувеличенной: повседневная грубоватость, простейшие прихоти, естественнейшая корысть заурядных исполинов для него дело жизни и смерти. Это пока не жизнь другого народ а: все в ней до стеклянной рюмочки, кошки на коленях у хозяйки и собак, вбегающих в столовую,- так «как это обыкновен но бывает в дереве н н ских домах». Но гигантский масштаб мешает наслаждаться уютом и спокойствием этой мирной картины. Человек предстает перед Гулливером и читателем существом чудовищным: даже десятилетний сорванец – потенциальный изувер, а м ладенец и вовсе пожиратель путешественников. Снимается вся кая возможность умиления перед простым человеческим бытом; и вид кормящ ей женщины оказывается поистине тошнотворным, когда в громадный рот пок ушавшегося на Гулливера младенца запихивается сосок («величиной почти в пол моей головы») шестифутовой груди в «пятнах, прыщах и веснушках». Все это пишется отнюдь не для развенчания челове ческой природы и, разумеется, не в укор кормящим матерям, несмышленым мла денцам и десятилетним шалунам. Свифт просто напоминает читателю, что ,го рдясь своим человеческим обликом, не нужно забывать о его телесноти, кот орая не обязательно изящна и благопристойна. Новейший культ «естествен ного человека»заключал в себе фигуру умолчания и легко вырождался в хан жеское умиление перед ангелическими картинами очищенного и приглаженн ого существования, где даже дикари годились если даже не для возвышенног о геройства, то для очаровательного комизма. И вульгарно-материалестиче ский оптимизм нового времени был вовсе не похож на раблезианский оптим изм, на восхищение человеком во всей его подчеркнутой грубости, животнос ти, телесности. Оптимизм нового времени был бестелесным: абстрактные сло вословия человеку походили на опасливое самодовольство. Свифт не считал физиологию теневой стороной жизн и, подлежащей умолчанию или просветленно-опрятному изображению. Он дает грубые, неприятные, часто неприличные физиологические детали крупным п ланом, что, однако, не мешает ему ввести в повествование девятилетнюю (и с орокафутовую) нянюшку Гулливера, добрую, нежную и внимательную Глюмдаль клич. Другая сторона дела – непомерное и унизительно е уменьшение Гулливера. Он напоминает о себе не сравнением с великанами, но столкновением с обрушивающимся на него предметным миром: Гулливер сп отыкается о хлебную корку, прячется в листочках щавеля, насмерть бьется с крысами, спит на полочке под потолком. Человек, желающий считать себя не только венцом творения, но и властелином твари, владыкой природы, оказывается с уществом по-детски, нелепо и комично беспомощным – и не в борьбе с исполинами , а перед свирепого вида домашней кошкой. Великаны же для Гулливера не люди, а полубоги, кото рых нужно умилять и задабривать. Он пока не общается с ними, а представляе тся им, как «странный зверек… по виду своему совершенно похожий на челов ека». «Говорили, что этот зверек подражает всем действиям человека». При этом он остается представителем европейской человеческой породы; ирон ический указующий перст Свифта заметен когда Гулливер наивно оправдыв ается, что «даже сам король Великобритании, оказавшись на моем месте, при нужден был бы подвергнуться такому же унижению». [5,c.112] Здесь нормальный масштаб – исполинский. И соотношен ие размеров принижает здесь Гулливера куда больше, че м лилипутов в первом путешествии. Те выглядели смышленым и искусным наро дцем; их ничтожество выявлялось лишь по сходству их политической жизни с европейской. В Бробдингнеге ничтожество Гулливера – постоянно напоминающий о себе физиологический факт. Обозревающие его ученые резонно выводят, что он даже «не мог быть произведен на свет согласн о нормальным законам природы», что разумнее всего было бы считать его не доноском, но во всяком случае не более чем необъяснимой игрой природы – «определение как раз в ду хе современной европейской философии». Для того чтобы считать существо вание Гулливера естественным, нужно предположить что-то вроде чуда: сотв орение специального мира для него и ему подобных крохотных недоносков. П ойти на это значило бы признать аристотелевские «скрытые причины», пост упиться «прогрессом человеческого знания». Этого наука не может сделат ь даже в Бробдингнеге. В простом быту великанов Гулливер может быть толь ко повадливым зверьком, -все его человеческие претензии смехотворны. Но вот его, ручного зверька, гомункула Грильдрига, берут к королевскому двору и обставляют ему там игрушечну ю жизнь. Здесь он тоже не может совершить ничего человеческого: его подви ги в битвах с мужами и осами, демонстрация искусства мореплавания на игрушечн ой лодке,музыкальной культуры на бегу – дубинками по клавишам – или ремесленных навыков в изготовлении гребня из промылков от королевского бритья – все это проделки Грильдр ига, придворного гомункула, забавно подражающего людям. Но здесь, в Бробдингнеге, ему все-таки дается шанс показать себя человеком, представителем высокоорганизованной цивилли зации, основанной на идеалах гражданственности, разума и свободы, выступ итьописателем достоинств и величия своего любезного отечества. И тут уж е не сопоставление размеров губит гулливерский панегирик Англии; напро тив, собеседник – бробдингнежский кор оль - готов на время педставить себе европейское общество полномерным и обсудить его с помощью простой и трезвой человеческой логики. Эта самая логика, в которой нет ничего специально бробдингнежского, и оказывается убийственной. Сам Гулливер – на правах Грильдрига – вызывает лишь умиленное снисхождение; ноесли его считать предст авителем целой расы, а расу судить по- человечски,то это – “выводок маленьких отвра тительных песмыкающихся, самых пагубных из всех которые когда- либо полз али по земной поверхности”. Оставляя в стороне существо беседы,здесь важ но отметить, во-первых, что именно как европеец Гулливер не может притяза ть на человеческое достоинство, а, напротив, достоин л ишь омерзения; во-вторых, что это вывод не с идеальной высоты бробдингнеж ского роста,а с точки зрения нормальной человечности. Ибо человеческую сущьность бробдингнежцев сам по себе размер никак не меняет. Обыкновенные картины фермерского быта пр едваряют все остальное; в обществе возвышающемся над Гулливером, нет нич его идеального, ничего сверхчеловеческого. При дворе, как и на ферме, Гулл ивер наблюдает обычных людей в невыгодном для них ракурсе. Двор как двор. “Мало-помалу,- замечает путешественник,- мне стало казаться, будто я нахож усь в обществе разряженных в праздничные платья английских лордов и лед и, с их важной поступью, поклонами и пустой болтавней. Даже благоговению п еред королевой мешает вид ее трапезы, во время которой она “брала в рот сразу так ой кусок, который насытил бы дюжину английских фермеров… грызла и съедала с костями крылышко рябчика… в девять раз больше крыла нашей индейки”. Стоит посочувствовать Гулливеру, который “не мог без отвращения смотре ть на это зрелище”. Отвращает и вид обнаженных прелестей гигантских фрейлин; при слишком подробном рассмотрении они тошнотворны и непристо йны. Свифт как будто с особым вкусом подбавляет раблезанские под робности в бробдигнежский быт: чудовищная казнь с фонтаном крови, гигантские гнойники, раны и увечья бробдингнежских нищих, свинопо добные вши на их одеждах… Эти подробности нисколько не мешают другим: оп исанию «благородной постройки» королевской кухни, главного храма коро левства, потрясающего парада б Библиотека 5баллов. ru Соглашение об использовании Мат ериалы данного файла могут быть использованы без ограничений для напис ания собственных работ с целью последующей сдачи в учебных заведениях. Во всех остальных случаях полное или ча стичное воспроизведение, размножение или распространение материалов д анного файла допускается только с письменного разрешения администраци и проекта www .5 ballov . ru . РосБизнесКонсалтинг робдингнежской кавалерии. В своей совокупности раблезанские детали созда ют определенный колорит – как и у Рамбле, патриархально-архаический. Величин а, подчеркнуто телесная, сопутствует величию – не сверхчеловеческому, а вызывающе реальному, простому и грубому. Телесен – значит реален, и в этом реа льном бробдингнежском мире возможен реальный расчет нравственности и гражданственности. На этом расчете и построена общественная жизнь Бробдингнега,где нет ни изощре нного искусства управления, ни прогресса естественных наук, ни даже «гра жданского и уголовного судопроизводства». Свифт представляет читателю не утопию, а гигантскую картину повседневной жизни, в которой материаль ность человеческого существования служит действительным основанием д ля здравого смысла. Бробдингнег – мир особый фантастический только потомку, что там низменные детали не мешают величественным и все вместе предопре-деляют реалистическое управление государством под эгидой короля-гуманиста. Э то напоминает общественный идеал Возрождения, и бробдингнежские описа ния, естественно, отсылали современников Свифта в прош лое. Ушедший общественный идеал вставал перед ними не как сентиментальн о-реакционная утопия, а как фантастическое, раблезианское живописание н ормальной жизни. Новейшие утопии были бестелесны, как кошмары, хот я и осуществимы в выморочной пустоте современности: пуритане требовали отменить телесный мир, либеральные оптимисты осторожно украшали “есте ственного человека” благородными подробностями существования. Им и ад ресовались гротескные напоминания о грязи и уродстве единственно возм ожной человеческой жизни. Так что, например, описание трапезы бробдингне жской королевы нисколько не унижает эту исполинскую государыню, но зато звучит неприятно и оскорбительно для изящных английских леди. Равно как и бробдингнежские нищие, ничуть не умаляя разумности общественного уст ройства Бробдингнега, напоминают скорее о незаживающем гноище английс кого нищенства, о котором новейшие оптимисты предпочли бы вспоминать с д еловой сентиментальностью. Итак, фантастика первых двух частей – фантастика наглядного со поставления размеров – служит способ ом создания двусторонней нравственной перспективы изображения. Гуллив ер с точки зрения данной размерной нормы или действительность с точки зр ения несоразмерного ей Гулливера – дв а а взаимодополняющих плана. Таким образом нужные реа лии выдвигаются и обозреваются в нужном ракурсе, и последовательность н равственных суждений не риторическая, а изобразительная, наглядная, сам оочевидная. Характер повествования существенно меняется в т ретьей части путешествий. Третья часть книги философски трактует вопро с о соотношении науки и жизни. Искусство Свифта состоит в том, что он умеет самые отвлеченные и абстрактные вещи выразить конкретно и наглядно. Ост ров Лапута парит в небесах. На нем проживают знатные люди, представители аристократии. Люди эти погружены в глубокие размышления. Все подчинено з десь науке, абстрактной и умозрительной. Остров не просто населен учеными. Он - чудо науки, которое оторвано от народа. Наука - достояние высших классов. Сама столица государства и большинство селений помещаются на земле, где живут подданнные. Чудо науки применяют против народа. Все это не просто выдумка Свифта. Он выразил в остроумной и наглядной форме реальное противоречие старого общества - отрыв народа о т культуры и науки. Обитатели острова Лапута уходили в отвлеч енные сферы и были равнодушны к реальной жизни, где процветало невежеств о и нищета. Здесь Гулливер – нормальный человек в безумном мире; он на роли более или менее стороннего наблюдателя, движимого главным образом любо- любо знательностью. С оучастие в здешней жизни ему не по характеру. Гулливер описывает реальный облик безумств, чего он сделать явно не см ог бы, если бы вместе с жителями Лапуты и Бальнибарби потерял всякое пред ставление о нормальности. Он путешествует по областям сбывшихся мечтаний современников: остров, где царит чистая наука, страна, управляемая свыше кастой ученых, «пересоздание науки, искусства, законов, языка и техники н а новый лад», свободное общение с мертвыми, земное бессмертие. Иногда он и сам увлекается величественными перспективами осуществленного безуми я; но та же роль стороннего наблюдателя не дает ему быть затянутым в сумас шествие и позволяет увидеть вещи как они есть. Наглядное описание здешней жизни имеет форму эк зотической фантасмагории, где причудливые образы, подобия и подробност и иллюстрируют одну за другой сменяющие безумные ситуации. Развития действия здесь нет – есть порядок наблюдения. Больные мечты современности приобретают химерическую реальность: идеи воплощаются, замыслы находят научное соответствие, представления обра стают деталями, метафоры реализуются. Отмены материальных закономерностей человечес кого существования не происходит, но возникает иллюзия их преодоленния . Нельзя – даже на летуч ем острове – жить полной жизнью в мире чистой науки, н о можно свихнуться на математике и вырезать пищу в форме геометрических фигур; нельзя – даже именем счастливо го будущего – добыть солнечные лучи из огурцов , пережечь лед на порох или переработать кал в пищу, но можно посвятить этим гуманным занятиям всю жизнь. Наконец, нельзя путем усиленного внедрения бредовых сельскохозя йственных методов добиться всеобщего изобилия, но можно опустошать так им путем страну и полагать себя поборником научного прогресса. Поскольк у эти иллюзии властвуют над жизнью, поскольку мир превращается в сумасше дший дом, и по камерам Бедлама нового времени бродит Гулливер . Свой стандарт нормальности есть и в этом мире – как гуманист-реформатор. Гулливер не перенимает этот стандарт, но как европейцу и британцу он ему не вполне чужд, и время от времени приходится признав ать его единственно разумным в условиях своего времени. Нагнетание фант астических подробностей третьего путешествия гипнотизирует так же, ка к теории, идеалы и открытия нового времени, - и в самом деле, таким путем, хо ть и навыворт , открывается новый мир, постигаются его закономерности. Зд ешний мир возникает из фантазий, как современность из безумств; и у этого мира свои законы , своя общест венная практика, свои способы жить и понимать друг друга. Во всем этом лабиринте фантастических воплощени й, утопий современного творческого разума Гулливеру предоставлена рол ь стороннего наблюдателя и описателя – казалось бы, без особых на нее прав. Ведь он все-таки типичный соврем енник , а значит, и соучастник этих безумств – у себя на родине. Но именно поэтому он и может быть з десь , на Лапуте, и в Больнибарби, Глаббдобдрибе, Лаггнеге, если не сочувст венным , то понимающим наблюдателем, распознавать замыслы в нагроможден иях странностей и нелепостей и создать своим описанием впечатление вым орочной стройности и целостности этого сумасшедшего мира. Именно любоп ытство поверхностно образованного современника предопределяет его б еседы с мертвецами и придает им остроту. Зараженность Гулливера совреме нным безумием подготавливает сильнейший драматический эффект третьег о Путешествия – очную ставку с земным бессмертием. Гулливеровски й гимн вечноживущему человеку и, как мрачно-издева-тельская иллюстрация к нему, леденящее и реалистическое зрелище колонии бессмертных, по сути дела, завершают третье путешествие и подготавливают читателя к четверт ому. После безумного хоровода живых, умерших и бессме ртных наступает затишье и ясность. Мелькают вступительн ые мореходные подробности,- и вот уже высаженный на берег Гулливер идет по проезжей дороге со следами человеческих но г и лошадиных копыт и видит «большие поля засаженные овсом». Взлеты фант азии декана Свифта обычно не задерживаются. Но на этот раз ничего фантастического незамечено ни в обстановке , ни в описании туземных животных «странной и безобразн ой внешности». Омерзение вызывается и нагнетается биологическим реали змом описания, почти неестественной животности этих «гнусных тварей». Читатель, вместе с Гулливером, ош ибочно «полагает, что… достат очно насмотрелся на них». На смену пляшущим вокруг Гулливера скотам появл яется обыкновенная лошадь загадочного поведения: она удивленно осматр ивает путешественника, членораздельно ржет, наконец, повелительно веде т за собой. Гулливер вступает в фантастический мир: либо это «волшебники, которые превратились в лошадей с каким-то неведомым мне умыслом», либо ж е хозяева таких лошадей «должны быть мудрейшим народом на земле». И гото вясь к чудесам, он признает ржание речью и выучивает еще непонятные, лоша диные сочетания звуков – «йеху» и «гуигнгнм». Но вокруг Гулливера только ру чные лошади без седоков, конюхов и хозяев. . У гуигнгнмов нет слов и соответственно терминов д ля выражения понятий "власть", "правительство", "война", "закон", "наказание", и других понятий. Нет у них также слов обозначающих ложь и обман. И поэтому у них не существует тюрем, виселиц, политических партий и так далее. Перед н ами патриархальная утопия, некое догосударственное состояние, жизнь п ростая и естественная. Основное правило их жизни - совершенствование раз ума. Они не знаю ни страстей, ни корысти. При заключении брака и речи нет о л юбви или ухаживаниях. Нет ревности и нежности, ссор, прелюбодеяния и разв одов. Гуигнгнмы не боятся смерти. Они относятся к ней спокойно. Удивительная разумность и рассудительность не знающих страстей отличает их не тольк о от йеху, но и от людей. Такой пресной жизнью и живут разумные лошади, имен уемые гуигнгнмами. Сказочная разгадка фантастического мира предпо лагается все с тем же ведущим соображением: главное действующее лицо – всегда человек. И в этом Гу лливер не ошибается; но он невольно ищет человека в роли разумной и творч еской, ищет человеческий замысел в нелепостях лошадиного поведения. Ост ановится пока придется на разгадке аллегорической: лошади очеловечили сь. В таком случае все пр еимущества у Гулливера как у человека настоящего, в собственном благоро дном облике – человеку пристойнее б ыть человеком , нежели лошадью. Но лошади сличают Гулливера с «отвратительной тварью». Тварь наз ывается йеху, нос итель человеческого облика «с ужасом и удивлением» замечает, что это отв ратительное животное по своему строению в точности напоминает человек а. биологическое сходство полное; но Гулливер выгодно отличается от гади ны наличием одежды. Доказано, что в обществе человека делает платье; но не считать же платье биологическим определением человека! У Гулливера дос таточно самостоятельных качеств для отличия от йеху и восстановлением в правах поруганного этим скотом человеческого облика. Фантастическая ситуация определилась: очеловеч енные лошади, оскатиневшиеся люди и нормальный Гулливер. Значение этой ситуации пока не ясно; его предстоит отыскать самому Гулливеру. Человеческие подробности лошадиной жизни, могли бы показаться просто комичными, но дело сильно меняет сопутствующая им фигура йеху. Некоторые исследователи укоряли Свифта в том, что ему изменила « способность из совершенн о невероятного создать иллюзию реального»: «трудно поверить в лошадей, с троящих дома, доящих коров, вдевающих нитки в иголки». [7, c .650] Именно эту бытовую несуразность лошадиной страны он должен принять как единственное нормальное положение вещей. Для этог о у него должны найтись более чем веские основания. В четвертой части осо бый способ утверждения реальности «совершенно невероятного»: оно пред ставлено как естественное с точки зрения нравственности и разума. История Гулливера - это история исканий, социолог ических исследований современности и попытки разобраться в утопиях. Вместе с тем это в какой-то мере история приспособл ения к существующим условиям жизни, попытка компромиссного решения про блемы: личность - государство - общество. Общение Гулливера с различными п равителями было одновременно изучением механизма власти, проверка тео рий государственного устройства и попытка найти свое местоположение в государстве. Крушение надежд Гулливера предопределило изменение его роли: он пе рестал быть путешествен- путешествен ником - исследователем человечества и обрел черты трагического героя, который вступил в конфликт с окружающим его общес твом. Это перевоплощение прои сходит только в последних главах романа, но Свифт, по-видимому, считал, что перелом настолько важен сам по себе, что перевешивает по значению все ос тальное. Вот почему в финале романа отступают на второй план картины общ ественной жизни и выдвигается в качестве главной сюжетной линии духовн ая драма Гулливера. Меняется структура произведения. В романе "Путешествия Гулливера" происходит слияни е острой политической проблемности, философии, истории, комических ситу аций, фантастики, публицистики, пародии и трагедии, путешествия и рассуж дений героя. В этом художественно-философском комплексе можно до конца р азобраться, если за исходную позицию Свифта принять стремление созда ть реалистическую сатиру, сказать всю правду и тем самым нанести сокруши тельный удар по всем прототипам лилипутов, лапутян и йеху, обитающим в Ан глии, а также по господствующим идеям, которые либо персонифицированы в романе, либо отражены в образах - - понятиях. "Путешествия Гулливера" запечатлели тот период, когда во всех сферах общественной жизни основательно укре пились буржуазные отношения, и роман Свифта своим построением передает их относительную неподвижность. Обстоятельства в этом сатирическом пр оизведении имеют только одно направление развития, выражающееся в расш ирении и углублении сферы зла. Жизнь, все живое как будто лишены движения: под глуб оким покровом этой незыблемости нарастает трагедия одинокого Гулливер а. Но сами по себе социальные отношения, устройство общества мертвенно з астыли. Не случайно Гулливер за годы своих странствий не заметил никаких переме н к лучшему в родной стране. Время остановилось. Или, если уточнить: время движется во враждебном человеку направлении. Трагическое время, не пред вещавшего подлинного и ощутимого прогресса. Поэтому и сатира Свифта тра гична в своей жизненной основе и в своей художественной сути. Роман Свифта "Путешеств ия Гулливера" находится на главной магистрали литературного развития. Его выдающееся значение определено в первую очередь постановкой и решение м сложнейших и важнейших социал ь но - - философ - ских проблем, волновавших европейское общество в XVIII в., а также в более поздние времена. Роль свифтовс кой сатиры настолько велика, что не только современники Свифта У. Гей, Дж. Арбетнот, но и крупнейшие английские писатели других поколений так или и наче восприняли уроки автора "Путешествий Гулливера" и находились под ег о влиянием. Всемирно историческое з начение творений Свифта впервые было отмечено В. Г. Белинским, рассматри вающим творчество английского сатирика как часть общеевропейского лит ературного процесса XVIII столетия. Великий русский критик отнес роман Свиф та к той разновидности этого жанра, которую развивали также Стерн и Вольтер. Являясь памятником литерату ры XVIII в., "Путешествия Гулливера" во многом созвучны понятиям человека ХХ в ека, о роли народа и долге перед ним, о необходимости соответствия формы организации общества интерес ам народа. Ярость и ненависть автора сат ирического романа, возмущ енного неразумием и несправедливостью власти в собствен ном обществе, также делают Свифта единомышленником многих сменивших ег о современников поколений. Речь идет о созвучии мыслей и чувств, об уме проби вшемся через столетия к людям, построившем новое общество. Свифт умер 19 октября 1745 г. в Дублине. На его могиле высечена составленная им эпитафия: "Здесь покоитс я тело Джонатана Свифта, доктора богословия, декана этого кафедрального собора, где суровое негодование не может терзать сердце усопшего. Проход и, путник, и подражай, по мере сил, смелому защитнику свободы". В его последнем напутствии выражена цель писателя, без которой немыслимо было появление "Путешествий Гулливера": побудить каждого, кто прочтет роман, зад уматься над тем, как устроен мир, и стать на сторону тех, кто мужеств енно сражается за свободу, занять активную позицию в жизни. Список литера туры 1. Джон атан Свифт. Путешествие Гулливера . - Москва.- 1978. 2. Дуба шинский И.А. П у тешествия Гулливера . - Москва.-1969. 3. Живо ва Е.С. Своеобразие Гулливера // Искра.- 1995.-№4. 4. Кага рян ц кий Ю. Джонатан Свифт и его роман « Путешестви я Гулли вера». 5. Мура вьев В.С. Джонатан Свифт.-М., «Просвещение» ,-1968.-303 стр. 6. Сери я Мировая Литература.- 1998. 7. Фран ковский А. Путешествия в некоторые отдален ные страны света Лемюэля Гулливера… М., 1947 . 8. Всесвітня л i тература. Методика, пошук, досвід. -1996. 9. Заруб i жна л i тература.-10/96 . 10. Хрестоматія i з зар уб i жно i л i тератури.- 2002. 11. M.Mack. Gulliver ’ s Travels. В кн . : « Swift. A C o llection of Critical Essays » . Prentice-Hall, 1964. 12. Swift J. Epistolary C or respondence . « The Works … » .- Lnd., 1856.