Булгаков М.А. Понтий Пилат и Иешуа «Мастер и Маргарита»
Иешуа Га-Ноцри – человек « лет двадцати семи» - не помнит родных, его отец « вроде бы сириец». У этого проповедника нет двенадцати учеников и толпы последователей, как было у Иисуса, а есть только преданный Левий Матвей. «Иешуа поразительно одинок, хотя открыт всем людям».
Рассмотрим подробнее главу «Понтий Пилат». Суд и допрос – обыденная, рутинная повседневность – перерастает в глубокий нравственный конфликт между Пилатом и Иешуа Га-Ноцри – прообразом Христа. Последовательно рассматривая спор героев, обращая внимание на художественные средства, детали, язык писателя, читатель становится судьей и жертвой происходящего. Мы «переболеваем» самые разные состояния души: и равнодушие, и страдание, и надежду, и боль, и искушение, и гнев. Наша духовная мудрость множится несказанно.
В самом начале главы слова « в белом плаще с кровавым подбоем» предвещают нечто грозное. Белый – цвет непорочности и святости, красный – преступление и отступничество, кровь. Обращает на себя внимание фигура секретаря: «Секретарь перестал записывать и …бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора». Очевидно, секретарь – это своего рода барометр, обнаруживающий состояние своего хозяина. Пилат задает вопрос, не имеющий отношение к делу подсудимого: « Что есть истина?» Это своеобразная кульминация диалога, в ней – самое неожиданное и удивительное. Пилат торжествует, потому что уверен: ответа не последует. Какого же его удивление, когда Га-Ноцри на убойно-иронический вопрос произносит: «Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти.»
Ответ поразителен: абстрактное, неземное, далекое от сумасшедшего арестанта, мертвящей жары, опостылевшего города понятие – истина – вдруг оказывается живым, вещественным, вот оно – в изнуряющей тебя боли. Истина оказалась человеческим понятием она исходит от человека и замыкается на человеке. Головную боль Пилата можно прочесть как состояние личности: это крик страдающей души.
Головная боль исчезает, но Пилат все еще не способен отречься от привычного строя мыслей и стремится найти земное оправдание чуду. « Ты великий врач?» - спрашивает Пилат, не догадываясь, что от страдания его избавило обыкновенное сострадание, человеческое участие. Вот она – истина - любовь , взаимопонимание, милосердие.
Иешуа глубоко проник в душу Пилата, он увидел его одиночество: «Беда в том,…что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна»- и тут говорящий позволил себе улыбнуться».
Пилат зависим от обстоятельств, Иешуа – внутренне свободен, искренен в своих чувствах и суждениях на столько, на сколько может быть искренен только абсолютно чистый и добрый человек. Он беседует с Пилатом не как осужденный с представителем власти, а как человек с человеком. Он смело и решительно говорит все, что думает, позволяя себе улыбку. Но Пилат не гневается, в его глазах просыпаются «всем знакомые искры», он видит в Га-Ноцри достойного противника и оппонента.
Все мои наблюдения приводят к парадоксальному выводу: Пилат, обладая формальной властью над Иешуа, на самом деле гораздо слабее его, как личность. В чем сила Га-Ноцри? В том, что он - от истины. Пилат чувствует духовную власть собеседника: Иешуа не боится ничего, он знает, что его жизнь не в руках прокуратора: «Не думаешь ли ты, что ты ее [жизнь] подвесил?... если это так, ты очень ошибаешься».
Пилат ищет путь спасения Иешуа, и в это время в колоннаду влетает ласточка. «В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула.» - объявить философа душевнобольным, избавив тем самым его от смерти. Казалось бы, жизнь может быть продолжена, но – простая и емкая фраза, выделенная Булгаковым в отдельный абзац: «Осталось это продиктовать секретарю». Секретарь, и незаметный, и все время присутствующий, даже когда его физически нет рядом, вместе с конвоем и Синедрионом, олицетворяет ту самую толпу, чей голос имеет решающее значение. Вот почему Пилат «с ненавистью…глядел на секретаря и конвой».
Жестами и интонацией Пилат призывает Иешуа солгать во спасение: «Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послать арестанту какой-то намекающий взор». Но даже перед лицом смертельной опасности Иешуа замечает: « Правду говорить легко и приятно». Иешуа не приемлет ложь в любом ее проявлении, а Пилату как раз нужна ложь…
В этом эпизоде отчетливо видно, что Иешуа и Пилат – антиподы. Страх, рожденный зависимостью от государства, необходимостью следовать его интересам, а не истине, и определяет в конечном счете выбор прокуратора, а трусость является, наверное, бесспорным проявлением внутренней несвободы.
Образ Пилата драматичен: он и обвинитель, и жертва, отступившись от Иешуа, он губит и себя, свою душу. Поэтому, понимая необходимость предать смерти бродячего философа, он про себя произносит: « Погиб!», а затем: « Погибли!». Поэтому, его душу пронизывает непонятная, нестерпимая тоска:
Отринув
мир из ржавчины и зла,
Иешуа
свободен стал и свят!
Горит
под прокуратором земля –
Повержен
Высшим Разумом Пилат…
Быть может, Иешуа для Пилата становится преступником, когда тот вопреки попыткам прокуратора спасти его, не идет на соглашение, а вновь и вновь развивает свои безумные идеи. Иешуа опасен утопическими убеждениями о «царствие истины и справедливости», где не будет «власти, ни кесарей, ни какой-либо иной власти.»
Иешуа и Иисус живут по законам любви к людям, а эти законы власти не писаны. Если бы мы были добры и предупредительны друг к другу, зачем понадобилось бы отдавать кому-то часть своей свободы «для поддержания порядка»? Но мы живем, постоянно ожидая от ближнего своего чего-то недоброго. Вот почему нет места на земле ни Иисусу, ни Иешуа – они слишком добры, слишком свободны для жизни в земном мире.
Булгаков все-таки не освобождает Пилата от ответственности за смерть Га-Ноцри, потому что прокуратор проявил малодушие и трусость - именно это является источником предательства, – отступился от истины.
При чтении романа создается впечатление, что это обычный, смертный человек, по-детски доверчивый, простодушный, даже наивный, но вместе с тем мудрый и проницательный. Он слаб физически, но силен духовно. Иешуа воплощает в себе лучшие человеческие качества. Поражает нравственная сила героя. Ни побои, ни наказания не могут заставить его изменить своим принципам, заботе о других, вере в добро ("все люди добрые") и в "царство истины и справедливости".
Булгаковский Иешуа поражает своим милосердием: он даже жалеет своего судию (Пилата), страдающего от гемикрании. Умирая на иерушалаимском солнцепеке, просит у стражника дать попить распятому рядом с ним разбойнику.
Даже перед угрозой смерти Иешуа не отступается от добра. Его сила - в бескомпромиссности, в верности себе самому. А как не впасть в отчаяние, когда самый верный ученик, записывая за ним его проповеди, все извращает и путает?
Роман Булгакова - произведение о нравственной ответственности человека за свои поступки. Понтий Пилат погубил ни в чем не повинного человека, вступив в сделку со своей совестью. Сначала он испытывает даже соучастие к своему подсудимому. Богатый жизненный опыт Пилата помог ему поверить в невинность Иешуа. Он пытается склонить его на компромисс, а когда это не удается, стремится уговорить первосвященника Каифу помиловать Га-Ноцри по случаю наступления пасхи.
Роман Булгакова показывает, что в экстремальных условиях люди в страхе за свою карьеру, свою жизнь отказываются от истины, совершают сделку с самим собой, своей совестью. Страх, зависимость от государства, следование его интересам определяют в конечном счете выбор Понтия Пилата.
Будучи по своей природе конформистом, Пилат требует этого конформизма и от Иешуа. Но когда тот отказывается идти на соглашательство, чтобы спасти свою жизнь, и вновь развивает свои "безумные" идеи о власти ("всякая власть является насилием над людьми"), он становится для прокуратора преступником. Иешуа опасен для общества своими утопическими идеями о "царстве истины и справедливости", предсказаниями о времени, когда не будет "власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти".
Опасен для римского прокуратора Иешуа и тем, что безгранично верит в преобладание доброго начала в любом человеке. Жизненный опыт убедил Понтия Пилата в обратном. Вот почему он кричит страшным, сорванным командами голосом непреклонному в своей вере в "царство истины" Иешуа: "Оно никогда не настанет!".
Раскрытие сути конфликта "евангельской" части романа позволяет сделать вывод о том, что диалоги Иешуа и Понтия Пилата проецируются на атмосферу страшных 30-х гг. XX в. российской истории, когда личность беспощадно ущемлялась государством. Это порождало всеобщее недоверие, подозрительность, страх, двуличие. Вот почему так ничтожны и мелки в романе людишки, составляющие мир московского мещанства. Автор показывает различные стороны человеческой пошлости, нравственного разложения, высмеивает тех, кто отступился от добра, утратил веру в высокий идеал, стал служить не Богу, а дьяволу. При этом писателя постоянно интересует вопрос: что есть истина - следование государственным интересам или ориентация на общечеловеческие ценности? Как появляются отступники, предатели, конформисты? Что движет их поступками?
Выбор Понтия Пилата соотносится со всем ходом мировой истории, является отражением вечного конфликта между конкретно-историческим и вневременным, общечеловеческим.