Цели живого существа

Цели живого существа. Константин Фрумкин Похожа ли машина на живое существо? Не очень, и, кроме прочего, между ними е сть одна существенная разница: у машины есть конкретная функция, у нее ес ть задача, которую она выполняет. Вопрос о целях существования живого су щества решается мягко говоря неоднозначно. Живой организм «просто» сущ ествует, существует на первый взгляд бесцельно, в то время как все бытие т ехнического устройства ограничено его назначением. Но этим техническо е устройство похоже на один из органов живого тела. В отличии от организм а в целом, об органе – так же как и о машине, можно сказать, что он предназна чен для… Если у какие-то органы еще представляют собой загадку для медиц ины и физиологии – то это значит, что ученым пока окончательно не ясны фу нкции этих органов, и нахождения этих функций было бы вполне достаточно для определения их природы. Да и не стоит удивляться сходству между орга нами и техникой – ведь вообще человеческие орудия родились как продолж ения органов человеческого тела, прежде всего рук. Таким образом мир тех ники напоминает мир отдельных органов тела, не собранных в целостные орг анизмы, и поэтому понятно, почему многим техника представляется чем то у родливым, неорганичным и противоестественным. В каком то смысле мир техн ики – это мир растерзанной, расчлененной жизни. Впрочем, «растерзанной» техника выглядит, лишь поскольку мы рассматрив аем ее отдельно от человечества. Машины не объединяются в некое подобие организм, поскольку объединяющим началом для мира техники является чел овек, машины являются проекциями его органов, его деятельности и его жел аний. Человек обеспечивает чтобы техника работала как взаимосвязанная система, когда надо он включает одни машины и выключает другие, весной он приводит на поля трактора с плугами, а осенью – уборочные комбайны, то, чт о перемешано миксером он ставит на электроплиту. Поэтому мир техники ест ь лишь часть в едином организме человеческой цивилизации, и в нем он обре тает свою целостность. У техники в целом есть цель – она обслуживает чел овечество. Но у человечества, как и у человека, как и в всякого иного живог о существа его на первый взгляд нет. Живые организмы, в отличии от явлений неживой природы часто называют «це лесообразными» или «целеустремленными» системами, но в описаниях их це леустремленности царит замечательная недоговоренность. «В живом орган изме каждый орган выполняет свою функцию и все они вместе служат общему благу». Но что значит «общему»? Общему всех этих органов? Но органы – это не индивидуальности, которые образуют организм как люди – государство, они образованы как инструменты для обслуживания целостности, но идея эт ой целостности неясна. Рассмотрения организм человека и высших млекопитающих может породить теорию, что все органы служат лишь для обслуживания мозга и нервной сист емы, кои являются престолом сознания. Но во-первых и мозг, и сознание и нер вная система вообще появляются в процессе эволюции сравнительно поздн о, многие живые существа спокойно обходятся без них, а во-вторых высшую не рвную систему вполне можно истолковать как орган общей координации и уп равления, то есть только как «правительство» организма. Во многих госуда рства тоже иногда кажется, что все население служит лишь для обслуживани я правительства, и все же это не мешает нам видеть в правительствах не бол ее чем органы координации государственных организмов. Ну а злоупотребл ения властью возможно и на уровне страны, и на уровне организма. И именно поэтому феномен жизни видится нам непреодолимой загадкой. Нам н е понятно, чем руководствовался тот божественный механик, который сконс труировал живые существа. Если он не имел цели, для выполнения которой жи вые существа должны были служить, то с чего он начал свое конструировани е, от чего оттолкнулся, почему он выбрал такую «форму существования белк овых тел»? Все рассуждения о различии между живым и неживым как правило кончаются г лубокомысленной констатацией, что точной границы между живым и неживым нет, поскольку все феномены, считающиеся отличительными особенностями живого, такие, как движение, питание, рост и т.п. имею свои аналоги в неорган ическом мире: кристаллы в купоросе тоже как бы питаются и растут и так дал ее. Кстати, примерно тоже самое можно сказать и о границах между растения ми и животными. Между тем совершенно очевидно, что всякий живой организм обладает совершенно специфичной, сложной, динамической, и не имеющей ана лога в минеральном царстве структурой. Беда лишь в том, что словами очень трудно выразить суть этой структуры, и тем более свести ее к нескольким к омпактным критериям отличия живого от неживого. Определение Энгельсом жизни как формы существования белковых тел не так уж и глупо , чтобы там не говорили рьяные антикоммунисты, поскольку оно, в отличие от рассуждений о «критериях живого и неживого», содержит в себе слабенькое указание на качественную определенность реально существующих живых организмов: бе лок есть химическая основа живой материи, а многосмысленное слово «форм а», кроме прочего, содержит намек на ту сложную структуру, которая состав ляет подлинную основу специфичности жизни. Эта специфическая структурность была зафиксирована еще Аристотелем, в его знаменитом и таинственном понятии «энтелехия». В трактате «О душе» А ристотель сказал: душа есть энтелехия тела. Впоследствии о смысле этого определения велось много споров. Существует даже легенда, что некий сред невековый схоласт был готов подать душу дьяволу ради того, чтобы тот ему открыл, что Аристотель понимал под энтелехией. Между тем тест Аристотеля довольно прозрачный. Во первых душа есть форма тела. Во вторых она являет ся причиной его движения. То есть энтелехия есть форма (устройство, струк тура), являющаяся причиной того, что тело движется и функционирует. С пози ций научной биологии это две стороны энтелехии кажутся естественными. В едь биология как раз считается, что тело живет и движется потому что оно Т АК устроено. Но вот как ТАК- это очень трудно однозначно сформулировать. Один из самых сложных вопросов эволюционной биологии - почему организм и ли тот или иной орган приобрел именно такую конкретную форму, а не другую. Биологи, могут объяснить функции органов, но в конченом итоге не могут от ветить, почему эти функции выполняются именно такими органами, именно та кой формы, единственны ответ на это- так сложилось, но почему именно так? К то и почему выбрал именно эти формы? Вопрос этот кажется продолжением и п роекцией сформулированного Хайдеггером основного вопроса метафизики - почему есть нечто, а не наоборот, ничто. И именно загадочность вопроса о к онкретной таковости биологических тел делает осмысленным вопрос о зад ачах их функционирования, ибо эти задачи, это Смысл существования, может пролить свет на вопрос о происхождении их формы, форма может в какой то ст епени вытекать из Цели. Для мышления, которое рассматривает органы тела как средства, служащие н еким задачам, живой организм не должен существовать, ибо нет того изнача льного повода, для которого он должен быть построен. Не означает ли это, чт о у функционирования живого организма все-таки есть какой-то скрытый общ ий смысл? Чем живые существа отличаются от машин? Допустим, смысл машин мы понимаем потому, знаем как и для чего они функцио нируют в нашей цивилизации. Не будет ли в чужой, не знающей назначения маш ин культуре наша техника производить впечатление самодовлеющих сущест в? Но представим себе, что наш паровоз перенесен в некое зазеркалье, где лю ди никогда не знали железных дорог. Более того, в этом зазеркалье паровоз лежит кверху колесами, и никто не видит, что он может ездить. Если жители З азеркалья преступят к анализу локомотива, если они смогут разобраться в его устройстве и во взаимоотношении его частей, то анализ смысла и назна чения паровоза для них сведется к анализу смысла его вращающихся колес. Все остальное ясно: печь нужна для нагревания воды, вода- чтобы превращат ься пар, пар- чтобы давить на поршни, поршни вращают колеса, а вот колеса уж е не делают ничего, просто крутятся впустую. Чтобы понять смысл всего мех анизма, нужно только понять смысл его завершающего звена. Именно потому, что колеса паровоза для самого паровоза бессмысленны, и для его функцион ирования не необходимы - именно поэтому они являются его ключевой деталь ю, обеспечивающие его выход вовне, его связь с создателями и с пользовате лями. Жители Зазеркалья могут не разгадать что паровоз есть средство тра нспорта, и что он должен ехать по «железным палкам», но они поймут главное : что паровоз – это машина, вращающая свои колеса. Паровоз можно заставит ь крутить мельницу или карусель, его колеса можно превратить просто в пр едметы культа как символы вечного колеса сансары, но неизменным остаетс я главное: все подсистемы паровоза представляют собой функционально вз аимосвязанную цепочку, и на колесах эта цепочка обрывается – далее чело век должен сам думать, что делать с точкой обрыва, и как ее можно использов ать. Итак: во всякой машине есть нечто, что не является ее подсистемой, что не о тносится к ее функционированию, но что определяет сам смысл этого функци онирования, и исходя из чего машина сконструирована именно в данной форм е. Для транспорта это груз или пассажиры, которых требуется перевезти, дл я станков это детали, которые надо обточить, для часов – это осмысленнос ть цифр, которые они показывают, сами не понимая и читать не умея. Иногда э та «цель» не воплощается ни в каком материальном «предмете труда», но пр едставляет собой просто идеальную задачу, связанную с взаимоотношение м машины со средой – как например у экскаватора или дрели. Машины служат человеческим ц елям, схема взаимодействия частей в машине завершается некой ценностью, которая уже не имеет смысла для функционирования машины, но имеет смысл для человека, использующего эту машину. Машина су ществует только потому, что существует эта ценность, и схема машины «выросла» исх одя из этой ценности. Живое существо ничему не служит, цели не имеет, поэто му, сточки зрения принципов машинного мышления, сточки зрения принципов целесообразного функционирования оно существовать не должно. Конечно, стоит признать, что мы ведем разговор основываясь на принципах довольно таки наивной «функционалисткой» герменевтики, главный закон которой – все, что функционирует, должно иметь цель функционирования. И будучи ф илософами или богословами, мы радостно и уверенно скажем априори, что жи вые существа этим принципам не подвластны, что жизнь – не зачем, а потому , что… Но беда в том, таком случае никакого подробного анализа живого орга низма для нас не возможно, ибо по другому мы мыслить не умеем. Об этом безы сходном функционализме человеческого мышление хорошо сказано Юрием Бо родаем: «С одной стороны, схема (Бородай говорит о кантовском понятии схе мы, как формы человеческих представлений-К.Ф.) может быть отражением лишь нашей субъективной деятельности, ибо она показывает не «что», предмета, а лишь «для чего» и «как» он нами делается. Но, с другой стороны, именно пос кольку становится возможным впервые получить устойчивый образ и самог о «что» предмета. Правда, это «что» может предстать перед нами лишь в форм ах нашей деятельности, т. е. лишь в формах «зачем» и «как». То есть конкретн ая таковость предмета, «что» его формы вытекаю из «зачем и «как». Особенн о ясно это в отношении рукотворных, культурных вещей. «Например ребенок спрашивает: «Что такое дом?» В ответ мы объясняем, «для чего» строится дом , а тем самым и «как» он должен быть построен…мы в нем видим само всеобщее – наше идеальное понятие-цель, мы видим в данной эмпирической вещи нечт о, предназначенное служить укрытием от снега и дождя, т.е мы заранее ищем г лазами в данной вещи крышу.» Итак, для дома есть его «зачем», но что будет, е сли мы рассмотрим не дом, а скажем собаку? «С какой «целью», кем и как она бы ла «сделана», мы не знаем. Но пытаемся догадаться – понять ее идеальный « проект». Это значит, что также, как и схема искусственных наших собственн ых произведений (наших домов, топоров, самолетов), мы пытаемся строить в во ображении гипотетические представления об окружающих нас непонятных « спроектированных не нами» «вещах в себе». Ну, а поскольку сконструироват ь живое существо человеку все таки невозможно, то именно поэтому для чел овека в собаке всегда останется «за пределами самодельных наших схем их понимания обязательно остается в них что-то иррациональное», и «сотворе нная по неизвестному нам проекту собака навсегда в какой-то мере останет ся «вещью в себе». Впрочем, не означает ли все это, что человек с его обычными подходами к вещам просто не может понять феномен жизни? Им енно на этом настаивал в свое время Анри Бергсон, который, вполне признав ая, что «интеллект, рассматриваемый в его исходной точке, является спосо бностью фабриковать искусственные предметы, в частности орудия для соз дания орудия, и бесконечно разнообразить их изготовление», категоричес ки отрицал какое бы тони было сходство между жизнью и орудиями и таким об разом делал вывод, что «Интеллект характеризуется естественным непони манием жизни.» Впрочем, посмотрим все же, что мо жно сказать о жизни с точки зрения орудийно ориентированного интеллект а. К тому же, говорить о смысле существования живого организм можно хотя б ы еще и потому, что во всех частях, органах и подсистемах живого существа м ы находим целесообразное функционирование, и лишь их целостность сущес твует, вопреки своей бессмысленности. Все органы тела работают осмыслен но, и лишь будучи сложенными в единый организм они куда то теряют свою осм ысленность. Не потому ли, что взаимодействующие органы образуют замкнут ую саму на себя цепочку? Органы работают для существования тела, а тело, ес ть не более, чем совокупность органов. Смысл тела схлопывается тавтологи ей. Если каждый из органов определяется своим «для того, чтобы», то будучи замкнутыми в круг, эти «для того» образуют также и круг логический. Тело е сть тавтология. Могут возразить: но неужели такая уж редкость – системы, которые не имею т полезных функций и работают только на самообслуживание? Чего далеко хо дить – возьмем туже бюрократию! Если верить либеральным публицистам, то чем грандиознее бюрократическая система, тем меньше она обращает внима ния на окружающий мир, и занимается решением исключительно своих внутре нних проблем. Писатель-фантаст в свою очередь скажет: в неком будущем машины объединят ся в единую систему, которая будет работать без участие человека, челове к ей станет не нужен, эта система будет самообучающейся и самовоспроизво дящейся, и однажды и даже уничтожит человечество как ненужную деталь. Чт о тогда скажет "функционистское" мышление о такой планете машин? Ответ на эту фантазию элементарен: да, планета машин может существовать без человека, но она не может возникнуть без человека. С точки зрения работы уже существующей машины Цель есть конечный этап ее функционирования. Но с точки зрения создания машины Цель есть ее начало. От цели «пляшет» конструирование машины. Даже в фантазии фантастов самодостаточная цивилизация машин существуе т лишь постольку, поскольку она является преемником мира машин, служивши х человеческим целям. Кончено, самодостаточные машины могут развиватьс я в неизвестном направлении, и через века их эволюции кто-то , взглянув на них уже не узнает бывших слуг людей, в их схемах не останется «ничего чело веческого», ничего служебного. Но эволюция началась лишь потому, что у не е был исходный материал, у которого была плоть и конкретная форма, и у этог о исходного материала был а единственная функция – служить человеку. А какая функция была у исходного материала биологической эволюции? В рассуждениях о вещах любого рода самым таинственным является вопрос о б их происхождении. Происхождение жизни – величайшая из загадок. Происх ождение машин чуть яснее: они созданы людьми, и созданы исключительно ка к средства к достижению человеческих целей. Из бесконечного числа возмо жных вариантов, из бесконечного числа потенций, таящихся в бытие творцам и машин была выбрана их конкретная форма, и этот выбор был прежде всего по дчинен задаче достижения определенных целей. Если бы не было человеческ их целей, задаче достижения которых служат машины, то и речь бы не зашла и о мире машин, и тем более о его гипотетическом самодостаточном этапе. Можно поверить, что в процессе эволюции машин сначала погибнут люди, а за тем отомрут за ненадобностью те части машин, которые непосредственно об служивали людей: автомобили будут без кабин и салонов, компьютеры – без клавиатур и экранов. Но нельзя поверить, что машины сразу возникли без та ких частей, ибо эти части были главным, все остальное к ним достраивалось. Возникновение бессмысленной машины непредставимо, ее невозможно спрое ктировать, ибо непонятно с чего начинать, и от чего отталкиваться, для ее п роявления из мира потенций нет повода. Всякая представимая человеку сис тема, что живет абсолютно автономно, есть система с отмершими целевыми ф ункциями, но ни в коем случае не возникшая сразу без них. Тоже самое нужно сказать и о бюрократии: можно представить ее как утратившую полезные фун кции, но нельзя представить себе ее как сразу возникшую без функций. Нель зя себе представить, чтобы когда-то было учреждено Министерство Ничего и с большим штатом. Человек может мыслить самодостаточное существование лишь как инерцию существования целесообразного. Скажут: но как же государство? Государства не служат ничему конкретному, а просто существуют – и в тоже время состоят из множество функциональны х подсистем. Недаром государства сравнивают с живыми организмами! Все эт о правда, но для существования государства есть основание, кое древнее с амого государства. Это основание – сам человек. Человек жил, когда не был о государств, и возможно будет жить, когда государств не будет. Человек мо жет жить без государства, но государств без людей не бывает. В сущности го сударство есть лишь форма сосуществования множества людей. И целевая не определенность государства есть лишь проекция целевой неопределеннос ти человеческой жизни. Если бы люди в силу некоего врожденного фанатизма считали бы себя лишь средствами для некой цели, то и государство бы из сам одостаточного механизма превратилась бы в «машину для…». Если бы люди сч итали целью своей жизнью строительство пирамид, государство стало бы бо льшим строительным трестом. Если бы люди считали себя лишь игрушками и м ашинами Бога войны, государство бы превратилось в армию. Но поскольку лю ди не ведают точно своих целей, то государство – это и армия, и строительн ый трест и много чего еще. Если бы вопрос о целесообразности живых органи змов мог бы быть решен также просто, как вопрос о целесообразности госуд арства! Для этого надо в человеке найти элемент более древний и более сам одостаточный, чем сам человек. Надо представить человека как государств о клеток, или – по Циолковскому – как государство атомов. Но, к сожалению , нет никаких оснований рассматривать клетки многоклеточных организмо в в качестве чего-то большего, чем их структурные элементы, чем их микроор ганы, ну, а что до атомов – то предоставим дело фантастам. Проводя аналогию между живым организмом и машиной, можно утверждать, что для того, чтобы найти в живом организме неч то, что определяет цели, которые вкладывал в него его предполагаемый тво рец, необходимо найти в нем нечто на первый взгляд бессмысленное, то есть не нужное для функционирования живого организма, но зато зависимого от с амого организма, и потому могущего являться средством связи живого суще ства с некими внешними ему ценностями. С этой точки зрения аппендицит ил и волосяной покров человека могут в большей степени претендовать на рол ь главных смыслонесущих органов, чем почтенный моз г, которы й все таки можно истолковывать как орган общей координации и стратегиче ской адаптации организма к среде. Впрочем, и для мозга не все потерянно, не все в мозгу рационально и осмысленно – не забудем, что человеком для его нужд используется только 10% его «серого вещества». Поскольку мозг не може т существовать интенсивного кровоснабжения, то для содержания этих ост авшихся 90% как раз может понадобиться весь оставшийся организм. Плохо одн о: эти 90% пока что не как не действуют, и если дело действительно в них, то, обр азно говоря, наши паровозные колеса пока что не вращаются, а ждут своего ч аса. Но у жизни есть еще и другие достаточно бес смысленные для нее побочные эффекты – взять, хотя бы осадочные породы, и звестняки – результаты существования моллюсков. Было бы куда проще реш ить вопрос о смысле живого, если бы мы предположили, что жизнь была создан а на земле некой инопланетной цивилизацией, которая рассчитывает через миллиарды лет вернуться и черпать оставшиеся от жизни миллиарды тонн пе реработанного минерального сырья – уголь и нефть, кораллы и мел, почвы, и прочие покрывающие поверхность земли биогенные материалы- вплоть до ме таллолома в руинах человеческих городов. Для того, чтобы получить эти ми ллиарды тонн, нужно было придумать систему, которая, перерабатывая неорг анические вещества в органические, самовоспроизводится в течении соте н миллионов лет – исходя из этой задачи можно было бы спроектировать вс ю биосферу. И нас не должно смущать, что производство мела – лишь незначи тельный побочный эффект существования жизни, когда речь идет о столь зна чительных временных масштабах, большая часть энергии живой системы уйд ет на самовоспроизводства, да и «настоящие» машины тоже не всегда эффект ивны, КПД паровоза, как известно – 5 процентов, но для создателей паровоза важнее было то, что он все таки едет куда надо, то есть был бы результат. Пло хо одно: нет никаких теологических или хотя бы эстетических оснований сч итать побочные последствия существования жизни ключевыми для ее поним ания. Хотя, что касается угля и нефти, т о тут надо вспомнить еще одну весьма любопытную теорию Бергсона. Согласн о мнению французского философа, сущность жизни заключается именно в сов ершенно непредсказуемых, спонтанных действиях, так что ни о каких целях живых существ быть не может , поскольку цель предполагает представление о будущем результате, жизнь заключается именно в активности вопреки пре двидениям – предвидеть можно лишь действия механизмов в неживой матер ии. Но это значит, что единственной целью функционирования живых существ , о которой все же можно говорить - это накопление потенциальной энергии, н еобходимой для обеспечения этой спонтанной активности: «…животная жиз нь состоит во-первых в том, чтобы добывать запас энергии, а во-вторых, в том, чтобы расходовать ее в разнообразных и непредвидимых направлениях при посредстве возможно более податливой материи.» Углерод – основа живой энергии, так что целью Жизни по Бергсону является накопление свободных у глерода. Если вспомнить, что углерод – не только энергетическая, но и мат ериальная основа жизни, то живых существ можно назвать шахтерами, сделан ными из угля: они не только добывают уголь но и сами являются складами для готовой продукции. И все же даже Бергсон говорил, что накопляемая энерги я нужна для чего-то чего то непредвидимого, но отличного от накопления. Почему существует самолет? В среде авиаконструкторов бытует шутка, что в самолете летит только двигатель – все остальное ему мешает. Но, допусти м, пилот и крылья тоже как-то участвуют в полете. Но вот есть в самолете неч то, что точно ничего кроме помех полету не создает и без чего самолет лета л бы гораздо легче, быстрее и маневреннее – это салон и пассажиры в нем. О днако только ради них самолет пускается в полет. Авиация рождается из ид еи перемещения данных пассажиров (или груза, или бомб) из пункта А в пункт Б, а все остальное – двигатель, крылья и пилоты - призваны лишь обслуживат ь эту идею. Правда , есть спортивные самолеты, на которых нет ни салона, ни г рузового отсека. Спортивный самолеты возвращают авиацию к ее детству- на первых аэропланах тоже не было, ни пассажиров, ни груза. Но был пилот – и в нем было все дело, авиация была чудом летящего человека. Вообще, воздухоп лавание родилось вовсе не как новое средство транспорта, но как воплощен ие человеческой мечты о полете. Монгольфье и другие первые воздухоплава тели были не только и не столько пилотами своих аэростатов, сколько теми людьми, которые смогли полететь, то есть разом они были разом и пилотом, и пассажиром, и грузом, и той ценностью, которая придавала смысл всей затее. Возможен, однако, и беспилотный спортивный самолет. Но он возможен лишь к ак наследник и продолжатель традиций самолетов пилотируемых, и на всем е го формах и конструкторских решениях лежит воспоминания о тех временах, когда самолеты несли людей. Самолет, который должен лететь, но не должен ничего нести будет в своем ра звитии иметь тенденцию к исчезновению, к беспредельной миниатюризации. Если нечто должно полететь, но это нечто может быть каким угодно, и почему бы ему – чтобы не мешать полеты – не быть микроскопическим, невесомым? Р азумеется, в реальной жизни для миниатюризации беспилотного спортивно го самолета есть множество физико-технических ограничений. Одна из них - ветер. В условной безветренной атмосфере спортивный самолет быть может был бы более похож на игрушечную модель, но в реальности миниатюрная мод ель станет игралищем воздушных потоков, для преодоления этих потоков ну жна мощность двигателя, мощность предполагает определенный вес – и вот , мы уже достраиваем более или менее нормальный, не игрушечный самолет. По чему самолет, который не должен нести никакого груза не впадает в бескон ечную миниатюризацию? Потому что с грузом или без груза, но двигатель, спо собный развивать ту или иную скорость, должен иметь какой-то вес, горючее к нему должно иметь какой-то вес, и вообще достаточно много сил самолет у п риходится тратить на самопреодоление. Сам двигатель тоже себе мешает. Ин ыми словами: самолет не равен нулю, поскольку в каждой из его деталей соде ржится нечто, что может выполнять роль груза, перевозка которого – цель полета. Самолет образован из мешающей полету материи. Крыло самолета – это не только и не исключительно средство полета, но прежде всего лишь сл егка пригнанный для полета кусок металла, обладающий массой свойств, с п олетом не связанных а то и прямо ему враждебных – как например вес или со противление среде в горизонтальном, продольном направлении. Все, что в с амолете служит полету – форма крыла, мощность двигателя, сноровка пилот а- служит для их же самопреодоления, то есть для преодоления того , что в са молете, в его крыльях двигателе и пилоте полету мешает. Так может быть и все физиологическое функционирование живого организм а необходимо лишь для того, чтобы преодолеть косность и инертность той н еживой материи, из которой, в конченом итог, организм состоит? В этом довол ьно таки нелепом предположение все таки что-то есть, но чтобы оно имело см ысл необходимо ответить на вопрос: преодоление- ради чего? Ближайший отв ет очевиден: ради жизни, так же как устройство самолета призвано преодол еть его косную материальность ради полета. Однако между понятиями жизни и полета есть она грандиозная разница. Понятие полета отлично от понятия « функционирования всех систем самолета», и поэтому мы можем, не впадая в тавтологию говорить, что самолет работает, чтобы летать. Неисправный сам олет работает не летая, также и самолет в аэродинамической трубе функцио нирует, но не летит, зато если у аэроплана мотор заглохнет в воздух, он пер естанет функционировать, но какое-то время будет продолжать лететь, план ируя. Летают, наконец, не только самолеты – летают птицы, летают выпущенн ые из пращи камни, парят левитирующие йоги, летает, наконец даже то, в чем в ообще нечему функционировать, как например, воздушные змеи или планеры – продолжая наращивать аналогии меду воздухоплаванием и жизнью плане ры можно назвать зомби авиации, ожившими манекенами от воздухоплавания. Итак, с авиацией все ясно. Но понятие жизни кажется тождественным поняти ю функционирования живого организма, или вернее, мы не знаем иного опред еления жизни. Организм, все системы которого функционируют, всегда счита ются живым, а когда они не функционируют – он всегда не живой, и нет никог о, кто бы жил, кроме функционирующих живых организмов. Смерть, прекращени е жизни в медицине связывают с прекращением дыхания и кровообращения. По нять, что значит «жизнь» вне функционирования организма - это и значит на йти внешнюю цель этого функционирование, подобную целям функционирова ния отдельных органов тела. Государство существует, несмотря на свою бесцельность, поскольку состо ит из людей, чье физическое существование не индефферентно к существова нию государственной организации, также как самолет без груза существуе т, поскольку состоит из алюминия и керосина, чье физическое существовани е индефферентно к полету. Тавтология убивает бытие. Системы возникают в областях разрыва. Самолет возникает на разрыве между весом аллюминия и необходимостью полета, гос ударственный аппарат возникает на разрыве между жизнью разрозненных л юдей и специфическими возможностями их массовой организации. Но где так ой разрыв для живого организма? Он сам – жизнь, и сам – живущий. Гениальны й кибернетик, которого бы попросили спроектировать живой организм, не см ог бы этого сделать, ибо не знал бы главного – не знал бы исходной задачи, а потому не знал бы, с чего начать. Первое что должно прейти в голову: что поск ольку все без исключения органы человека имеют какой то смыл (не в аппенд иците же искать общий смысл жизни), и цепочки взаимодействия живых орган ов нигде не обрываются, но замыкаются сами на себя, на свою целостность, и поскольку таким образом, смыла не имеет лишь и х целост ность, то вывод однозначен. В той степени, в какой мы вообще имеем право го ворить о целях, которым служат живые организмы и о смысле феномена жизни, мы должны предположить, что этой таинственной цели служит все существов ание живого организма взятое в целом, и с весьма широким спектром послед ствий этого существования. «Взять в целом» живой организм – это знач ит, не придавать решающего значения ни одной из многих его жизненных фун кций, ни одному их его многочисленных отправлений. Акцент на одной функц ии – признак, что существо не самодостаточно, а чему-то служит. Так однокл еточные организмы, став в процессе эволюции клетками в составе многокле точных, утратили самодостаточность, и приобрели специализацию Живое существо – не орудие, и не «средство для …», но оно может использоваться в данном качестве другим ж ивым существом. Самый яркий пример этому – одомашнивание животных. Коро вы и свиньи превращены человеком орудия, доставляющие ему молоко и мясо. Домашний скот в какой то степени еще представляет собой самодовлеющих б иологических существ, вышедших из дикой природы, но в какой-то степени эт о уже лишь орудия, чье бытие определяется человеческой волей, исходящей из собственных целей. Что как именно сказалась на животных влияние челов еческой воли? Ответ очевиден. Человек, насколько смог, попытался односто ронне и гипертрофированно развить в животных именно те функции, которые были ему полезны, которые отвечали изначальным целям доместикации. Если это молочный скот – в нем развивается надойность, мясной скот превращае тся в машины по отращиванию мяса на своих боках, которые должны много куш ать и максимально хорошо толстеть, над овцами селекционеры бились, чтобы те давали больше шерсти. Как уже говорилось, машины не похожи на живые организмы, но они похожи на о рганы и подсистемы живых организмов. Живое существо может быть истолков ано как сходное с машиной светом случае, когда весь организм его оказыва ется нужным лишь потому, что обеспечивает существование одного органа, к оторый один выполняет некую важную цель, и который, в силу этого, оправдыв ает существование всего остального организма. Дойная корова – это не жи вотное корова, а нечто, от чего нам нужно только молоко, и дойную корову на крестьянском дворе терпят, кормят, холят и даже иногда любят лишь потому, что невозможно держать в доме одно вымя без коровы. Судьба одомашненного скота дает нам важные указания. Всякая функция, вся кий орган живого организм содержит в себе потенциал превращения самодо влеющего существа в «средство-для…». И значит, сохранение самодостаточн ости живого существа происходит через обеспечения пропорциональности и баланса между его функциями, чтобы не на на оду из его функций не падал ч резмерный акцент – не в смысле ценностном, не в смысле гипертрофированн ого развития. Именно гармония и уравновешенность всех функций тела заставляют говор ить о следовании человеком своего назначению, о том что он остался челов еком. Одна из глубоких интуиций человеческой культуры заключается в том , что человек – это не орудие для… а самодовлеющее существо, а условие его не-орудийности – соблюдение меры, баланса между всеми его атрибутами и отправлениями. Вякая односторонняя гипертрофированность в развитии то го или иного аспекта человека служит признаком, что человек посвятил сво ю жизни некой задаче. Всякая профессия оставляет мету на человеческом те ле. У грузчиков укрепляются мускулы, у часовщиков слабеют глаза. Тело мед ленно подстраивается под социальные и технологические функции индивид а. Мы говорим об идеале человеческой гармонии, поскольку человек может в какой-то степени отклоняться от своего гармоничного и сбалансированно го идеала и в какой то степени становиться орудием и функцией. Причем, что интересно для человека противопоставление самодостаточности и орудий ности оказывается тождественным противопоставлению многосторонност и и односторонности. Специалист подобен флюсу, его полнота одностороння я, именно одностороннее развитие превращает человека в машину. Видя что профессиональная односторонность уродует человека, утописты прошлых в еков мечтали о комбинации человеком будущего физических и умственных п рофессий, чтобы «землю попашет – попишет стихи», Энгельс писал, что чело век будущего будет пол дня работать архитектором, а пол дня – с тачкой на стройке. Кстати, с точки зрения гигиены идея не такая уж и тупая – жаль, чт о ее не может допустить конкуренция в мире архитекторов. Собственно, в машину человека превращает слово «только». О филателисте м ожно сказать, что он превратился в машину по собиранию марок, если в его жи зни есть только марки. Женщин в известных обстоятельствах называют «род ильными машинами» - это значит, что они света белого не видят, а только рож ают, и это не дает проявится другим сторонам их личности. Но в чем цель цел остной и сбалансированной деятельности живого существа? Загадка. Перед лицом этой загадки спокойно себя чувствуют лишь спиритуалистиче ские ориентированные мыслители, считающие, что жизнь нужна для того, что бы дух, мог воплотиться в материю. Идея может и неплоха, но проблема в том, ч то из идеи воплощения еще никак не следует идея живого организма. Для тог о, чтобы она последовала, нужно понять, что собственно имеет дух к материи ? Воплотиться- чтобы что? Что собирается делать дух, воплотившись? От ответ а на этот вопрос зависит то, какое тело ему понадобится. Отправления, сове ршаемые телесным живым организмом, кажется, нужны в основном для воспрои зводства этой телесности, а вот что делается телом именно для души? Стоп! А не в этом ли разгадка - в занятиях для души? Мы ведь искали нечто биол огически бессмысленное. А как раз именно то, что человек делает «для души » для практической жизни оказывается бессмысленной, а то и вредным. Что ч еловек делает для души? Увлекается коллекционированием, искусством, поп исывает стихи, пьет водку, по гурмански обжирается, колется наркотиками, жарится под солнцем в шезлонге, кайфует перед телевизором с чашкой кофе, копается на дачном участке или бьется над проблемой сверхпроводимости. Ученым и огородникам повезло – они могут извлекать из своей душевной ск лонности какую-то пользу, любители отдыха в лучшем случае спасают себя о т стресса и переутомления, но вот любители поэзии и искусства уже вполне могут повредить своим хобби своей карьере а то и поссорить себя с женами, не говоря уже об алкоголиках и наркоманах. С точки зрения производства, отдых – лишь вспомогательная функция, служ ащая для восстановления сил труженика, однако с точки зрения очень многи х, если не большинства работающих, мы вынуждены работать ради того, чтобы качественно отдыхать. В тоже время, отдых, конечно, у нас на подозрении: в н ем слишком много от естественной потребности в восстановлении сил. Алко голь тоже лишь телесная потребность, хотя и вредная. Другое дело – искус ство. Удивительнейшая сфера. Величайшие философы воздавали ему хвалы ка к чему-то величественному, наипрактичнейшие миллионеры татили огромны е деньги на закупку его произведений, художникам воздается величайшая с лава – и в тоже время, за ним прочно укрепился статус чего-то прямо против оположного рациональности и практичности; да и кроме того человечество просто не может определенно ответить, на кой ляд вообще эта фигня нужна? Такая вот веселая картина получается на радость гуманистам и гуманитар иям. Жизнь существует для того, чтобы в процессе биологической эволюции появился бы человек, который бы смог присваивать духовные ценности – не говоря уже о тех немыслимых духовных ценностях, которые человек или там кто будет присваивать в будущем, на следующих этапах эволюции. И печень у океанского лосося исправно функционирует для того, чтобы через посредс тво еще ста тысяч «для того» некое экстатическое сознание смогло бы подн яться до отождествления себя с чем-то нам недоступным. Что интересно: бес компромиссный рационализм, признающий во всем лишь полезность и целесо образность и считающий функционалистскую герменевтику единственным с пособом осмысления систем, в том числе и живых организмов с необходимост ью приходит к признанию иррациональных духовных ценностей, а также, возм ожно, иного бессмысленного времяпрепровождения и вплоть до безделья в к ачестве цели, дарованной человеку свыше его условно-предполагаемым Тво рцом. Все это – религия гуманитариев. Гуманитарии готовы признавать неб лаготворность любой односторонности в развитии человека, кроме одност оронности гуманитарной, или вообще интеллектуальной. Спортсмен, забыва ющий об интеллекте за многочисленными тренировками, военный, сделавший основой своей жизни армейские уставы, алкоголик, думающий только о том, г де достать выпить- все они подвергаются со стороны гуманитариев осужден ию и насмешкам – но только не ученые, что губят здоровье и семейное счаст ье за просиживанием в архивах, и не художник, проводящий по 20 часов в сутки за холстом. К достоинствам концепции духовных ценнос тей принадлежит кажется то, что у нее нет сопоставимых по логичности аль тернатив, к недостаткам же стоит отнести, что смыслонесущие элементы био сферы оказываются сосредоточены исключительно на одном этапе биологич еской эволюции, причем этапе именно том, к которому, по странному совпаде нию, относятся авторы концепции. Смысл функционирования организма соба ки или рыбы оказывается невозможно рассмотреть, если не иметь ввиду появ ление в эволюции человека. Поскольку авторы концепции духовных ценност ей – все, без исключения, люди, то естественно заподозрить их в некоторой бессознательной пристрастности. И кроме того, внушает некоторое беспок ойство, что вопрос о смысле функционирования живого организма, который б ыл поставлен функционалистской герменевтикой, был подменен вопросом о смысле биологической эволюции, который ставится и разрабатывается нес колько иначе ориентированным дискурсом. Существование большинства изв естных н ам живых существ оказывается оправданным лишь тем, что все существа связаны друг с другом в систему и друг без друга не могут. В конце, концов человек – не только венец эволюции, но и вершина большинства трофических цепей. Кстати, поскольку творец средства как пр авило является и его использователем, то с точки зрения крайних степеней антропоцентризма необходимо утверждать, что человек сотворил жизнь на земле. Как человеку удалось сотворить нечто до своего собственного появ ления – пусть разбираются фантасты. Скажем, можно предположить, что душ а первочеловека добилась появление жизни на земле, чтобы потом, жизнь, че рез миллионы лет эволюции доставила бы для нее человеческое тело, в кото рое можно воплотиться. Получается, что по костям вымерших животны х жизнь прошла просто как по ступеням к человеку. Если здание будущего не стоит одной слезинки ребенка, то стоит ли оно рек слез, пролитых динозавр ами, стегоцефалами и трилобитами? Однако, хотя все эти рассуждения верны, верно и прямо противоположное: что придание смысла существованию только человечества одновременно означает придание смысла существова нию всей биосферы. Да, если смысл придавать только существованию человек а (скажем, человек был нужен для того, чтобы душа могла воплотиться в матер ии), то это значит, что о всей остальной жизни можно сказать с пренебрежени ем: все растения и животные были только для того, чтобы в процессе эволюци и породить человека, а затем доставить ему средства к прокормлению ( а лун а и Солнце были созданы для освещения земли). Но кому куакое дело до пренеб режения? Главное, что даже этот крайний антропоцентризм равен своему отс утствию, ибо это пренебрежительное «только» намертво пристегивает все живых существ к выполнению высокой цели, и мы можем смело сказать, что жиз нь была создана для того, чтобы душа воплотилась в материи, а человек в это й сложной технологической системе был лишь рабочим органом. Человек для биосферы – как колеса для паровоза или ковш для экскаватора. Есть, однако антропоцентризм иного рода. Концепции, согласно которой смы сл есть лишь у всей биосферы в целом, противоречат гипотезы, согласно кот орым человек есть нечто неестественное, едва ли не патологическое, и что его существование противоречит обычным тенденциям биоэволюции, и что т аким образом, если в мире живого и есть какие-то цели, то нужно говорить об особых целях человека, отличных от целей остальной бисосферы. Примером т аких гипотез может служить фантастический роман Колина Уилсона «Филос офский камень», где утверждается, что человек был специально сотворен из обезьяны древними и могучими нематериальными существами, которые хоте ли сделать из человека своего помошника, и если бы не это, то жизнь бы разв ивалась спокойно и дальше, не порождая человека. Именно трудности, созда ваемые этими гипотезами для объяснения феномена жизни кроме человека, ж изни вообще заставляет их отвергать. Уилсон и все кто слишком радикально отделяют человека от прочей биологической эволюции видят, что человек е сть нечто парадоксальное и невозможное, и придумывают для человека спец иальное объяснение, но они не замечают, что вся жизнь есть нечто парадокс альное и невозможное, и что парадоксальность человека есть во многом про должение и развитие парадоксальности Живого. Видя сколь чудесен челове к, иные считают что надо найти, откуда разум пришел в «обычную» живую прир оду, этим они создают непреодолимые трудности для тех кто пытается объяс нить феномен жизни: живая природа не так уж и «обычна», это чудо, равное по масштабам, чуду разуму и переплетенное с ним десятками нитей, и для объяс нение феномена жизни очень возможно, что необходимо иметь ввиду дальней шее появление человека и человеческого разума.