Джон Уиздом

Джон Уиздом Блинов А.К. Развитие философской мысли Уиздома очень напоминает развитие Витгеншт ейна, которому Уиздом, по собственному признанию, очень многим обязан. Об а философа в ранний период своей деятельности очень сильно тяготели к ло гическому атомизму и к пониманию языка как образа, и оба они впоследстви и отреклись от этих ранних идей в пользу анализа обыденного языка. Однак о философские взгляды Уиздома в целом менее тесно связаны с анализом язы ка, чем это имеет место у Витгенштейна, и манера излагать свои взгляды у Уи здома более систематична и менее лингвистична, чем манера Витгенштейна. В своих ранних работах Уиздом рассматривал мир как состоящий из фактов, сводимых к простым фактам и в конечном счете к элементарным фактам, выяв ляемым посредством анализа отображающих их предложений. Материальный анализ рассматривался как научное определение понятий на едином уровн е абстракции, как, например, когда психолог высказывание «я испытываю бл агоговейный страх перед Вами» понимает как «я боюсь Вас и в время во схищаюсь Вами». Формальный анализ заключается в логическом разъяснени и структуры высказывания на едином уровне абстракции, как, например, ког да логик объясняет, что высказывание «любая собака опасна» может быть пе реведено высказыванием «нечто является собакой и опасно, и не верно, что нечто есть собака и не опасно». Философский анализ от первоначального ур овня абстракции восходит к более глубокому уровню, на котором факты расс матриваются более непосредственно, когда, например, высказывание «люба я нация вторгалась во Францию» философ анализирует как «любая группа ин дивидов имеющая общих предков, общие традиции и правителей, насильствен но проникала в страну, населенную французами ". Такой анализ позволяет пе реходить от более абстрактных к менее абстрактным предложениям, в резул ьтате чего элементы анализирующего становятся более индивидуальными и менее абстрактными, чем элементы анализируемого. В конечном счете анали з приходит к конечным «элементам», и тем самым базисные факты, выявляемы е менее базисными предложениями, «выявляются» в базисных предложениях. Базисные факты отображаются как предложениями, из которых исходит фило софский анализ, так и/или предложениями, которыми этот анализ заканчивае тся. Последние выявляют термины более непосредственно, чем первые, хотя то, что говорится о фактах в последних, отличается от того, что говорится о фактах в первых. На поздних стадиях развития взглядов Уиздома исследование языка по-пре жнему остается методом философского анализа, а его целью - понимание дей ствительности. Однако действительность уже не сводится к фиксированно й иерархии фактов, заканчивающейся элементарными фактами, а исследован ие языка в свою очередь не сводится к точному логическому анализу, ведущ ему к базисным предложениям. Философский анализ заключается в свободно м использовании обыденного языка для разрешения головоломок, возникаю щих в результате традиционного использования философского языка. «Фил ософия не только менее схожа с открытием естественных фактов, как это ко гда-то предполагали, она и менее схожа с открытием логических фактов, как это стали предполагать впоследствии; ближе всего она к литературе». Тот факт, что философские высказывания традиционного типа очень часто прив одят к парадоксам, не означает, однако, что такие высказывания являются н еправильными или бесполезными. Такие высказывания являются точками со прикосновения анализа и гипотезы. Являясь, конечно, в основном словесным и, эти высказывания вскрывают многое из того, что не является только слов есным. Если такие философские суждения, как «ничто в действительности не является хорошим или плохим» или «сознание есть иллюзия», брать букваль но, то они являются ложными, но они вскрывают глубокие истины, намек на кот орые можно обнаружить даже в обыденном языке. Если взять философские выс казывания в их чисто логическом смысле, то они - надоедливые тавтологии, н о отвергать их как чистые тавтологии - значит терять понимание, достигае мое в процессе поисков разрешения связанных с ними парадоксов. Они немно го похожи на высказывания невротика, которыми тот руководствуется, но в которые не вполне верит, и еще больше похожи на высказывания психически больного, которыми тот не руководствуется и в которые не верит. Тот вид ан ализа, который требуется для расшифровки философских утверждений, явля ется не логическим анализом, а рассказом, в котором простым языком объяс няются факторы, побуждающие нас говорить на что-то «да» или «нет». Филосо фские утверждения не дают ничего нового но разъясняют известное. «Они вы являют то, что находится в очевидном, а не позади или вне него». Они похожи на слова человека, который в присутствии женщины, примеряющей новую шляп ку, говорит «Тадж Махал» и тем самым дает ей возможность увидеть в новом с вете то, что она уже видела. Иногда, как в случае некоторых высказываний Ни цше или Иисуса, они резко и прочно изменяют смысл слов и придают языку нов ые формы. К наиболее запутанным из всех философских высказываний относятся выск азывания, говорящие о том, что мы фактически не знаем прошлого, будущего, м атериальных объектов и сознания других людей. И не видно никаких удовлет ворительных ответов на философские возражения против такого рода знан ия. Нельзя обосновать такое знание ссылкой на аналогию, поскольку мы не м ожем иметь восприятий прошлых или будущих событий или материальных объ ектов, которые можно по аналогии связывать с нашими восприятиями в насто ящий момент (хотя восприятие зажженных в настоящий момент огней на той с тороне улицы может говорить о происходящей там вечеринке, по аналогии с предыдущим опытом, когда вечеринки на той стороне улицы сопровождались зажженными огнями). Редукционисты убеждены, что поскольку «знать, что ве щь во всех отношениях выглядит так-то, значит знать, что она такова... посто льку сказать «эта вещь такова» — значит сказать не больше, чем «она выгл ядит так-то »». Однако скептик может с полным правом указать на то, что «вы глядеть таким-то во всех отношениях» и «быть таким-то» не одно и то же, и от ношение между первым и последующим не является дедуктивным. Скептик арг ументирует далее тем, что «никто... не имеет других оснований сказать, что вещь такова, кроме тех оснований, которые дают ему возможность сказать, ч то в данный момент времени и в данном месте она ему такой кажется. Следова тельно, никто не может... для своих высказываний о том, каковы вещи, иметь та кие основания, которые имеет и кто-то другой... Поэтому никто не имеет для с воих высказываний о том, каковы вещи, всех оснований, какие он мог бы иметь . Поэтому никто... в действительности не знает, какова вещь». Но, аргументир уя подобным образом, скептик противоречит самому себе: поскольку познан ие сознания других людей невозможно, то их основания для высказываний не льзя считать основаниями, которые мы могли бы иметь. С парадоксом познания дело обстоит примерно так же, как и со всеми осталь ными философскими парадоксами, а именно следующим образом. В обыденном с мысле термина «знать» мы, конечно, знаем прошлое, будущее, вещи и сознание других людей; отрицание этого есть либо ошибка, либо грубое искажение яз ыка. Однако существует логический смысл термина «знать», и в этом смысле мы не знаем и не можем знать ничего, кроме непосредственного данного, есл и, конечно, можно говорить, что мы знаем хотя бы это. Мы никогда не можем неп осредственно постичь того, чего уже или еще нет, мы никогда не можем непос редственно постичь вещи в отрыве от их проявлений, и мы никогда не можем з нать сознание других людей так, как они знают его сами. Невозможность так ого знания есть факт логики. Однако следует очень осторожно относиться к слишком легким решениям гносеологических проблем. Логический подход в скрывает нечто скрытое в обыденном подходе, а анализ обыденного употреб ления слов дает некоторые основания для логического подхода. Мы только н ачинаем постигать действительность, когда перед нами разворачивается целый клубок соображений, заставляющих нас то соглашаться со скептиком, то не соглашаться с ним. Помимо трудностей, общих для проблемы познания сознания других людей и п роблемы познания событий прошлого и будущего, а также материальных объе ктов, первая проблема имеет еще особую трудность, состоящую в том, что, в т о время как никто не может непосредственно постигать прошлое, будущее ил и материальные объекты, о всяком чужом сознании кто-то знает лучше, чем я с ам. Поэтому здесь особенно убедителен аргумент скептика, утверждающий, ч то я не могу иметь всех, вообще говоря, возможных сведений о сознании друг ого человека. Даже телепатия не могла бы преодолеть этого барьера, поско льку ощущения, полученные с помощью телепатии, все еще являются моими ощ ущениями. Таким образом, хотя в обыденном смысле слова мы, конечно, знаем с ознание других людей (и было бы абсурдом отрицать этот факт) и хотя телепа тия может дать нам знание сознания других людей, «сравнимое с нашим собс твенным знанием в памяти», существует такой смысл слова «знать», в котор ом знание о сознании других людей необходимым образом исключается. Это с оображение может в конечном счете отражать реальное «одиночество, кото рому мы можем нанести поражение, но которое мы не можем победить... конфлик т в человеческом сердце, которое страшится чуждости других людей, но в то же время нуждается в ней».