Уверенность в себе и некоторые условия, которые ей содействуют

Уверенность в себе и н екоторые условия, которые ей содействуют Боулби Джон Понятие безопасной основы Накапливаются данные, что люди всех возрастов наи более счастливы и лучше всего могут развернуть свои таланты, когда увере ны в том, что за их спиной стоят одно или более лиц, которым они доверяют и к оторые придут им на помощь, если возникнут трудности. Можно считать, что т о лицо, которому доверяют, известное также как фигура привязанности (Bowlby, 1969), может рассматриваться как обеспечивающая своего (или свою) питомца безо пасной основой, исходя из которой он может действовать. Потребность в фигуре привязанности, безопасной личной основе никоим об разом не ограничена одними детьми, хотя вследствие ее крайней необходим ости в первые годы жизни она наиболее явно выражена, а также лучше всего и зучена именно в эти годы. Однако надеются веские причины для того, чтобы с читать, что это требование относится также к подросткам и зрелым взрослы м людям. У последних, по общему признанию, данное требование обычно менее заметно проявляется, и, вероятно, оно в различной степени выражено как ме жду полами, так и на различных фазах жизни. По этим причинам, а также по при чинам, проистекающим из ценностей западной культуры, часто склонно не за мечаться или даже опорочиваться требование взрослых людей о безопасно й личной основе. В возникающей картине функционирования личности имеются два главных н абора влияющих факторов. Первый набор воздействующих факторов имеет от ношение к присутствию или отсутствию, частичному или тотальному, заслуж ивающей доверия фигуры, желающей и способной обеспечивать ту безопасну ю личную основу, которая требуется на каждой фазе жизненного цикла. Эти ф акторы образуют внешние воздействия, или воздействия окружающей среды. Второй набор влияющих факторов имеет отношение к сравнительной способ ности или неспособности индивида, во-первых, понимать, когда другой чело век заслуживает доверия и готов обеспечить безопасную личную основу, и, во-вторых, после достижения такого понимания сотрудничать с данным чело веком таким образом, что начинается и поддерживается взаимно полезное в заимоотношение. Эти факторы образуют внутренние, или организмические, в оздействия. На всем протяжении жизни эти два набора воздействий взаимодействуют сл ожным и круговым образом. С одной стороны, тот опыт, которым обладает чело век, в особенности в период детства, в сильной степени влияет как на то, ож идает он или нет найти впоследствии безопасную личную основу, так и на ст епень его умения начать и поддерживать взаимно полезное взаимоотношен ие, когда предоставляется такая возможность. С другой стороны, природа т ех ожиданий, которые имеет человек, и та степень компетенции, которую он п риносит, играет большую роль в определении как типов людей, с которыми он общается, так и того, как они к нему относятся. Вследствие этих взаимодейс твий любой паттерн, который устанавливается первым, склонен продолжать существование. Это главная причина того, почему паттерн семейных взаимо отношений, переживаемый человеком в период детства, имеет столь решающе е значение для развития его личности. Глядя на это в таком свете, здоровое функционирование личности в любом в озрасте отражает, во-первых, способность индивида узнавать подходящие ф игуры, желающие и способные обеспечивать его безопасной личной основой, и, во-вторых, его способность сотрудничать с такими фигурами во взаимно п олезных взаимоотношениях. По контрасту, многие формы функционирования нарушенной личности отражают ухудшенную способность индивида узнават ь подходящие и желающие контакта фигуры и/или ухудшенную способность со трудничать с такой фигурой, когда она найдена, во взаимно полезных взаим оотношениях. Такое ухудшение может быть выражено в любой степени и прини мает много разных форм: они включают в себя тревожное цепляние, требован ия, чрезмерные или очень интенсивные для данного возраста и ситуации, от чужденную отстраненность и демонстративную независимость. Парадоксальным образом, здоровая личность, когда она рассматривается в таком свете, ни в коей мере не оказывается столь независимой, как это пред полагают культурные стереотипы. Существенно важными ингредиентами здо ровой личности являются способность Доверчиво опираться на других люд ей, когда этого требует ситуация, и знание, на кого стоит опереться. Челове к, функционирующий здоровым образом, способен к изменению ролей, когда и зменяется ситуация, В одно время он обеспечивает безопасную основу, в ко торой его партнер или партнеры могут действовать; в другое время он рад о переться на того или другого из своих партнеров, чтобы они в ответ обеспе чили его такой основой. Способность приспосабливаться к любой роли в связи с изменениями обсто ятельств хорошо иллюстрируется многими женщинами в ходе последователь ных фаз в их жизни, начиная от беременности, через рождение ребенка и зате м к материнству. Веннер (1966) нашел, что женщина, способная успешно справлять ся с такими переменами, хорошо способна во время своей беременности и в п ослеродовой период как выражать свое желание в поддержке и помощи, так и оказывать такую поддержку и помощь прямым и эффективным образом соотве тствующей фигуре. Ее взаимоотношение со своим мужем является близким, и она жаждет и согласна опираться на его поддержку. В свою очередь, она спос обна спонтанно оказывать помощь и поддержку другим людям, включая своег о ребенка. Веннер сообщает, что, в отличие от этого, было обнаружено, что же нщина, испытывающая серьезные эмоциональные затруднения во время бере менности и в послеродовой период, испытывает огромные затруднения в свя зи с опорой на других людей. Она или неспособна выражать свое желание в по ддержке, или же выражает его требовательным, агрессивным образом, что и в том и в другом случае отражает отсутствие ее уверенности в получении так ой поддержки. Обычно она одновременно недовольна тем, что может получать от других, и сама неспособна спонтанно оказывать помощь другим людям. Для того чтобы обеспечить непрерывность потенциальной поддержки, что я вляется сущностью безопасной основы, взаимоотношения между взаимодейс твующими индивидами должны продолжаться в период времени, измеряемый г одами. Хотя ради ясности представления теория наилучшим образом описыв ается языком, в котором отсутствуют чувства, необходимо постоянно иметь в виду, что многие из наиболее интенсивных человеческих эмоций возникаю т во время установления, поддержания, разрыва и возобновления тех взаимо отношений, в которых один партнер обеспечивает безопасную основу для др угого или в которых они чередуют роли. В то время как не вызывающее сомнен ий сохранение таких взаимоотношений воспринимается как источник безоп асности, угроза утраты порождает тревогу и часто гнев, а действительная утрата - смятение чувств, то есть печаль. Предлагаемая теоретическая позиция включает в себя многие понятия, изв естные в психоаналитической теории объектных отношений: например, поня тие Фэйрбэйрна о взрослой зависимости и понятие Винникотта о воспитыва ющем окружении (Fairbairn, 1952; Winnicott, 1965). Однако она отличается от традиционной клиниче ской теории по многим моментам. Одним из них является избегание понятий “зависимость ” и “зависимые потребности”, которые, как утверждается, час тично ответственны за очень серьезную путаницу в существующей теории. В торым моментом является переоценка важного значения для развития личн ости переживаний в годы детства и юности вместо почти исключительного п риписывания такого значения самым первым месяцам или годам жизни. Други е отличия связаны с тем, что предлагаемая схема представлена в терминах теории контроля и что она обращает внимание не только на клинические дан ные, но также на данные широкого спектра описательных и экспериментальн ых исследований как людей, так и приматов. (Как сама эта теория, так и те дан ные, на которых она основывается, более подробно представлены в первом и втором томах работы “Привязанность и утрата” (Bowlby, 1969, 1973).) Цель данной статьи состоит в обзоре некоторых находок, которые говорят в пользу эскизно обрисованной теоретической позиции, в кратком рассмотр ении того, что известно об условиях, которые способствуют или препятству ют развитию здоровой личности, как она здесь представляется, и, если возм ожно, в прояснении теоретических проблем, которые оказались спорными. Исследования уверенных в себе мужчин и юношей Во время одного или двух прошедших десятилетий мн огие клиницисты обратили свое внимание на исследование индивидов, кото рые, как можно вполне обоснованно считать, обладают хорошо функционирую щей и здоровой структурой личности. Эти люди не только не показывают ник аких обычных признаков расстройства личности либо в текущее время, либо , насколько это можно проверить, в своем прошлом, но они явно уверены в себ е и успешны как в своих человеческих взаимоотношениях, так и в работе. Хот я каждое из опубликованных до сего времени исследований является во мно гих отношениях неадекватным, приводимые в них данные наводят на определ енные размышления. Во-первых, эти хорошо адаптированные личности показы вают гладко работающий баланс, с одной стороны, инициативы и уверенности в себе, а с другой - способность как к поиску помощи, так и к использованию п омощи, когда этого требуют обстоятельства. Во-вторых, исследование их ра звития показывает, что они росли в соединенных тесными эмоциональным уз ами семьях с родителями, которые, по-видимому, всегда обеспечивали их под держкой и одобрением В-третьих, хотя здесь имеющиеся данные менее прочны е, сама семья была и все еще является частью стабильной социальной сети, в нутри которой радушно принимается растущий ребенок и где он может общат ься как с другими взрослыми, так и со своими ровесниками, многих из которы х он знает с самых ранних лет жизни. В той мере, в какой затрагивается данная проблема, каждое исследование д ает одну и ту же картину, картину прочной семейной основы, отталкиваясь о т которой, сперва ребенок, затем подросток и, наконец, молодой человек вых одит вовне в ситуациях все более длительных выходов за пределы семьи. Хо тя автономия очевидно приветствуется в таких семьях, она не навязываетс я принудительным образом. Каждый шаг следует за предшествующим в сериях легких стадий отделения от семьи. Хотя домашние связи могут быть ослабле ны, они никогда не разрываются. Астронавты высоко оцениваются как уверен ные в себе люди, способные эффективно жить и работать в условиях огромно й потенциальной опасности и стресса. Их поступки, особенности личности и истории жизни были исследованы Корчином и Руффом. В двух статьях (Korchin, Ruff, 1964; Ruff, Korchin, 1967) они опубликовали предварительные данные о малой выборке из семи человек. Несмотря на высокую степень уверенности в себе и явное предпочтение нез ависимого действия, об этих людях сообщается, что они “чувствуют себя ую тно, когда требуется опора на других людей”, и что они обладают “способно стью сохранять доверие в тех условиях, которые могут казаться порождающ ими недоверие”. Поведение экипажа на борту Аполлона-13, который пережил не приятное происшествие на пути к Луне, послужило проверкой их способност и в этом отношении. Они не только сохранили собственную эффективность в условиях огромной опасности, но продолжали доверчиво и плодотворно сот рудничать со своими партнерами на наземной базе. Обращаясь к истории их жизни, мы обнаруживаем, что эти мужчины “росли в от носительно небольших, хорошо организованных сообществах, с большой сем ейной солидарностью и сильной идентификацией с отцом... [Они показали] отн осительно спокойный паттерн развития, когда они могли встречаться с пре градами, которые были им по силам, что увеличивало уровень их притязаний, вело к успеху и достижению добавочной уверенности в своих силах и, таким образом, к росту их компетентности”. Еще одно исследование, на этот раз молодых людей в колледже, которые каза лись их преподавателям обладающими хорошим психическим здоровьем и по дающими большие надежды в качестве юношеских лидеров и общественных ра ботников, было проведено Гринкером (1962). Среди 65 опрошенных Гринкером студентов лишь небольшое количество показ ывало невротическую структуру характера. Большинство из них были откры тыми для контакта молодыми людьми, честными и точными в своих самооценка х, со “способностью к близким и глубоким человеческим взаимоотношениям ... с членами своих семей, ровесниками, преподавателями и интервьюером”. Их рассказы о пережитой тревоге или печали наводили на мысль о том, что таки е чувства возникали в соответствующих ситуациях и не были тяжелыми или п родолжительными. Что касается их семейной жизни, общая ее картина, расск азанная студентами, очень похожа на картину семейной жизни, описанную ас тронавтами. Почти в каждом случае оба родителя все еще были живы. Типичес кой представленной картиной была картина счастливого мирного дома, в ко тором оба родителя делили ответственность и интересы и воспринимались детьми любящими и дающими людьми. Б период детства, говорили студенты, он и ощущали себя с матерью в полной безопасности. В то же самое время у них б ыла сильная идентификация с отцом. Гринкер сообщает много других сведен ий в поддержку этих заключений. Данные, полученные в ходе исследования развития, с десятилетнего до семн адцатилетнего возраста, тридцати четырех подростков с очень различным и характерами (Peck, Havighurst, 1960), а также небольшое исследование успешных студенто в во время их перехода со средней школы на первый год учебы в колледже (Murphey et al., 1963), очень схожи с данными Гринкера. Представленные сведения говорят в пользу того, что как уверенность в своих силах, так и способность опират ься на других людей, являются продуктами семьи, которая обеспечивает сво ему отпрыску сильную поддержку в сочетании с уважением его личных чаяни й, его чувства ответственности и способности вести себя в обществе. Пред ставляется очевидным, что сильная семейная поддержка не только не подры вает уверенность в своих силах у ребенка, но может поощрять ее. Сходные да нные приводятся в более позднем исследовании 73-х мальчиков-подростков (Offer 1969). Тот же самый паттерн уверенности в своих силах, основывающийся на безмят ежной привязанности к вызывающей доверие фигуре и развивающийся от так ого взаимоотношения, может быть виден уже к первому году жизни ребенка. Н а вопрос о том, являются ли эти ранние проявления подлинными предшествен никами более поздних паттернов или нет, должно дать ответ дальнейшее исс ледование. Однако опыт семейной психиатрии, по-видимому, говорит в польз у такого предположения. Развитие в период младенчества Со времени самой ранней работы Фрейда основной пр инцип психоанализа заключался в том, что основы личности закладываются в ранние годы детства. Однако имелись различия во взглядах по поводу тог о, какие годы жизни наиболее важны для развития личности, какие психолог ические процессы задействованы в этом и какие переживания влияют на опр еделение исхода развития. До тех пор пока отсутствовали относящиеся к де лу эмпирические данные, было неизбежно, что споры будут заходить в тупик. Однако теперь, благодаря работе психоаналитиков, клинически ориентиро ванных психологов и этологов, положение меняется. Хотя доступные сведен ия все еще крайне недостаточные, их имеющегося в наличии количества дост аточно, чтобы позволить попытку систематического соединения научных д анных и теории. Кроме того, благодаря развитию в теоретической биологии, сама теория может быть переформулирована таким образом, который более с оответствует полученным исследовательским данным. Так что теперь имею тся хорошие перспективы для продвижения нашего знания вперед. Мэри Солтер Эйнсворт находится среди тех, кто был в авангарде этого движ ения. Работая в Тэвистоке между 1950 и 1954 годами, она продолжала исследовать п роблемы привязанности и разлучения. На основе своей работы она опублико вала натуралистическое исследование взаимодействия в системе мать-мла денец в Уганде (Ainsworth, 1967), а теперь представляет результаты планового исследо вания взаимодействия в системе мать-младенец в домах представителей бе лого среднего класса в Балтиморе, Мэриленд. Во время своего исследования младенческого возраста в Уганде Эйнсворс заметила, как младенцы, становясь подвижными, обычно используют мать в к ачестве опоры, отталкиваясь от которой они могут исследовать окружающу ю среду. Когда условия благоприятны, они отходят от матери на исследоват ельские экскурсии и снова возвращаются к ней время от времени. К восьмим есячному возрасту почти каждый наблюдаемый младенец, у которого была по стоянная материнская фигура, к которой он стал привязан, показывал такое поведение; но если мать отсутствовала, такие исследовательские экскурс ии становились намного менее выраженными или прекращались. Впоследств ии Андерсон (1972) провел сходные наблюдения исследовательского поведения на основе детей в возрасте между пятнадцатью месяцами и двумя с половино й годами, играющих в уединенной части лондонского парка, в то время как ма ть тихо сидит на скамейке. В своем тщательно спланированном проекте в Балтиморе Эйнсворт не тольк о смогла исследовать такой тип поведения более подробно, но также описал а много индивидуальных вариантов поведения этого вида, представленных в выборке из двадцати трех младенцев двенадцатимесячного возраста. (Хот я полная выборка, изучаемая в незнакомой ситуации, охваты-младенцев, лиш ь 23 из них наблюдались также с матерью дома.) Были проведены наблюдения ис следовательского поведения младенцев и поведения привязанности и бала нс между ними как в то время, когда младенцы находятся дома с матерью, так и когда их помещают в слегка незнакомую тестовую ситуацию. Кроме того, по лучив данные о типе материнского ухода за каждым младенцем на протяжени и первого года жизни (посредством длительного наблюдения сессий через т рехнедельные интервалы в доме ребенка), Эйнсворт оказалась способна выд вигать гипотезы, связывающие поведенческую организацию в двенадцатиме сячном возрасте с определенными типами предшествующего воздействия ма теринского Ухода. Данный проект хорошо описан и полученные Данные предс тавлены у Эйнсворт и Белла (1970); индивидуальные отличия и их предпосылки об суждаются у Эйнсворт, Белла и Стэйтона (1971,1974). Данные исследования показывают, что, за немногими исключениями, поведен ие двенадцатимесячного младенца с матерью и без нее дома и его поведение с ней и без нее в слегка незнакомой тестовой ситуации имеют много общего. Проведя наблюдения поведения в обоих типах ситуации, затем возможно раз делить младенцев на пять главных групп согласно двум критериям: (а) сколь много или сколь мало они исследуют когда находятся в различных ситуация х, и (б) как они относятся к матери - когда она присутствует, когда она уходит и когда возвращается. (Представленная здесь классификация, основанная н а поведении в обоих типах ситуации, является слегка модифицированной ве рсией одной ситуации, представленной Эйнсворт и др. (1971), в которой поведени е ребенка в собственном доме является единственным источником сведени й. Младенцы, классифицированные здесь в группы Р, Q и R идентичны с младенца ми, классифицированными Эйнсворт в группы I, II и III. Те младенцы, которые клас сифицированы здесь в группу T являются такими же, которые классифицирова ны Эйнсворт в группу V за исключением одного младенца, который, хотя он был пассивным дома, проявил заметно выраженную независимость в незнакомой тестовой ситуации, и поэтому был переведен в группу S. Младенцы в грппе S бы ли такие же, что и младенцы из IV группы Эйнсворт плюс один, переведенный мл аденец. Представленная здесь классификация была одобрена профессором Солтер Эйнсворт.) Эти пять групп с числом младенцев (N), поддающихся классификации в каждой и з групп следующие: Группа Р: Исследовательское поведение младенца в этой группе изменяетс я вместе с ситуацией и наиболее явно выражено в присутствии матери. Млад енец использует мать в качестве опоры, обращает внимание на ее местонахо ждение и обменивается с ней взглядами. Время от времени он возвращается к ней и наслаждается контактом с ней. Когда она возвращается к нему после короткого отсутствия, он тепло ее приветствует. Не заметно никакой амбив алентности по отношению к ней. N=8. Группа Q: Поведение этих младенцев во многом напоминает поведение младен цев в группе Р. Оно отличается, во-первых, тем, что младенцы в этой группе ск лонны исследовать более активно в незнакомой ситуации, и, во-вторых, что о ни склонны быть несколько амбивалентными по отношению к матери. С одной стороны, если младенец игнорируется матерью, он может становиться крайн е требовательным; с другой стороны, он может игнорировать мать или избег ать ее в отпет. Однако в другое время данная пара способна на счастливые в заимные обмены чувствами. N=4. Группа R: Младенец в этой группе исследует очень активно безотносительно к тому, присутствует или отсутствует мать и знакома ли ему ситуация или н ет. Кроме того, он склонен иметь мало общего со своей матерью и ему часто н е нравится, когда она берет его на руки. В другое время, в особенности посл е того как мать оставила его одного в незнакомой ситуации, он ведет себя с овсем по-другому, попеременно ища близости с ней, а затем избегая ее или ищ а контакта, а затем выскальзывая из ее объятий. N=3. Группа S: Поведение младенцев в этой группе изменчиво. Иногда они кажутся очень независимыми, хотя обычно лишь в течение очень коротких промежутк ов времени; в другое время они выглядят явно встревоженными по поводу ме стонахождения матери. Они заметно амбивалентны относительно контакта с ней, часто ее ища, однако не испытывают заметной радости или даже сильно сопротивляются взаимодействию с ней. Довольно необычно, но в незнакомой ситуации они склонны игнорировать присутствие матери и избегать как бл изости, так и контакта с ней. N=5. Группа Т: Эти младенцы склонны быть пассивными как дома, так и в незнакомо й ситуации. Они показывают относительно мало исследовательского повед ения, но много аутоэротического поведения. Они явно озабочены по поводу местонахождения матери и много плачут в ее отсутствии; однако они могут быть заметно амбивалентными по отношению к ней, когда она возвращается . N=3. Когда предпринимается попытка оценить эти различные проявления поведе ния как предшественники будущего развития личности, восемь детей в груп пах S и Т представляются наименее способными развить прочную уверенност ь в своих силах в сочетании с доверием к другим людям. Некоторые из них пас сивны в обоих ситуациях; другие младенцы исследуют, но лишь непродолжите льное время. Большинство из них выглядит озабоченными по поводу местона хождения матери и отношения с ней, склонны быть крайне амбивалентными. Трое детей в группе R наиболее активны в исследовании и представляются с ильно независимыми. Однако их отношения с матерью осторожные, иногда чут ь отстраненные. На клинициста они производят впечатление своей неспосо бностью доверять другим людям и развившими преждевременную независимо сть. Четырех детей в группе Q оценить труднее. Они, по-видимому, находятся где-т о посередине между детьми в группе R и детьми в группе Р. Если взгляды на будущее развитие этих детей, принятые в этой статье, окаж утся справедливыми, то наиболее вероятно, что именно восемь детей в груп пе Р в должное время разовьют прочную уверенность в своих силах в сочета нии с доверием к другим людям; ибо они двигаются свободно и доверчиво меж ду деловым интересом в исследовании окружающей их среды и людьми и вещам и в ней и находятся в близком контакте с матерью. Справедливо, что они част о показывают меньшую уверенность в своих силах, чем дети в группах Q и R, и чт о в незнакомой ситуации кратковременные отсутствия матери оказывают н а них большее влияние, чем на детей в группах Q и R. Однако их отношения с мат ерью всегда выглядят радостными и доверчивыми, выражаются ли они в любящ их объятиях или в обмене взглядами и голосовом контакте на расстоянии, и это, по-видимому, дает им хорошие надежды на будущее. Когда исследуется тип материнской заботы, получаемой каждым из этих мла денцев, используя данные полученные во время длительных визитов наблюд ателей в дом через каждые три недели во время первого года жизни младенц а, проявляются интересные различия между младенцами в каждой из пяти гру пп. При оценке поведения матери по отношению к своему ребенку Эйнсворт испо льзует четыре различные шкалы с девятью градациями. Однако цифровые дан ные на этих шкалах в столь высокой степени взаимокоррелируют, что в данн ой статье приведены результаты лишь одной шкалы. Это шкала, которая изме ряет степень чувствительности или нечувствительности, которую показыв ает мать к сигналам и коммуникациям своего ребенка. В то время как чувств ительная мать постоянно выглядит “настроенной” на получение сигналов от своего ребенка, склонна интерпретировать их правильным образом и реа гировать на них быстро и соответствующим образом, нечувствительная мат ь часто не замечает сигналов своего ребенка, а когда она их все же замечае т, часто неправильно их интерпретирует, а затем склонна реагировать с оп озданием, неподходящим образом или вообще никак не реагировать. Когда исследуются оценки на этой шкале для матерей, младенцев в каждой и з пяти групп, то обнаруживается, что уровень оценки матерей восьми младе нцев в группе Р единообразно высокий (в диапазоне от 5,5 до 9,0), уровень оценки матерей одиннадцати младенцев в группах R, S и Т единообразно низок (в диап азоне от 1,0 до 3,5), а уровень оценки четырех матерей в группе Q находится посер едине (в диапазоне от 4,5 до 5,5). Эти различия статистически значимы (использу я U-тест Манна-Уитни). Различия между группами в том же самом направлении и приблизительно в то м же самом порядке величин обнаруживаются, когда матери замеряются по тр ем другим шкалам. Так, матери младенцев в группе Р оцениваются высоко по ш кале принятия-отвержения, по шкале сотрудничества-вмешательства и по шк але доступности-игнорирования. И наоборот, уровень оценки матерей младе нцев в группах R, S и Т колеблется в диапазоне от среднего к низкому по каждо й из этих трех шкал. Матери младенцев в группе Q получают оценки, которые п римерно расположены посередине между уровнями оценок матерей младенце в в группе Р и соответствующими уровнями оценок матерей младенцев в груп пах R, S и Т. Очевидно, потребуется очень много дополнительной работы, прежде чем ста нет возможно выводить какие-либо заключения с какой-либо высокой степен ью уверенности. Тем не менее общие паттерны развития личности и взаимоде йствия в системе мать-ребенок, наблюдаемые в двенадцатимесячном возрас те, достаточно схожи с тем, что наблюдается относительно развития личнос ти и взаимодействия родитель-ребенок в последующие годы, так что вполне можно считать, что первое является предшественником второго. Самое мало е, данные Эйнсворт показывают, что младенец, мать которого восприимчива, доступна и реагирует на него, принимает его поведение и сотрудничает с н им в совместной деятельности, далеко не является требовательным и несча стливым ребенком, как это могут предполагать некоторые теории. Вместо эт ого материнский уход такого типа очевидно совместим с ребенком, который развивает определенную степень уверенности в собственных силах к конц у первого года жизни совместно с высокой степенью доверия к своей матери и наслаждения от ее присутствия (1). Другие серьезные данные, указывающие в этом направлении, представлены Б аумриндом (1967), который провел очень подробное исследование 32-х детей, посе щающих ясли, в возрасте трех-четырех лет и их матерей. Таким образом, в той мере, в какой представлены все еще слишком скудные да нные, они говорят в пользу гипотезы о том, что прочная уверенность в собст венных силах развивается параллельно с доверием к родителю, который обе спечивает ребенка безопасной опорой, отталкиваясь от которой дети могу т исследовать. Пункты различия с текущими теоретическими форму лировками Хотя представленная здесь теоретическая схема не очень отличается от той, которая безусловно принимается многими практи кующими клиницистами, она по многим пунктам отличается от преподаваемо й текущей теории. Среди этих отличий можно указать следующие: (а) акцент в представленной схеме на параметр “знакомый-незнакомый” в ок ружающей среде, которому не уделяется никакого места в традиционной тео рии; (б) акцент в представленной схеме на многих компонентах взаимодействия в системе мать-ребенок, иных, чем кормление, чрезмерное акцентирование на котором, как утверждается, сильно мешало нашему пониманию развития личн ости и тех условий, которые на это влияют; (в) замена понятий “зависимости” и “независимости” понятиями привязанн ости, доверия, опоры и уверенности в своих силах; (г) замена орально выводимой теории внутренних объектов теорией рабочих моделей мира и собственного Я, которые понимаются как конструируемые ка ждым индивидом в результате его опыта, которые определяют его ожидания и на основе которых он планирует свои действия. Давайте поочередно рассмотрим каждое из этих отличий, которые тесно вза имосвязаны. Громадная значимость в жизни животных и людей параметра знакомый-незна комый была в полной мере осознана лишь во время прошедших двух десятилет ий, Долгое время спустя после того, как были сформулированы различные ве рсии клинической теории, которым все еще обучают. Теперь известно, что дл я многих видов любая ситуация, которая стала знакомой для отдельной особ и, воспринимается как связанная с безопасностью, в то время как другая си туация воспринимается настороженно. Неизвестность порождает амбивале нтный отклик; с одной стороны, она пробуду дает страх и желание уйти из опа сного места, с другой стороны, она пробуждает любопытство и исследование . Какой из этих противоречивых откликов становится доминантным, зависит от многих переменных: степени незнакомости ситуации, присутствия или от сутствия спутника, а также в зависимости от того, является ли особь, реаги рующая на ситуацию, зрелой или незрелой, в хорошей форме или истощенной, в добром здоровье или больной. Вопрос о том, почему свойства знакомости и незнакомости должны были оказ ывать столь могущественное влияние на поведение, обсуждается в заключи тельной части этой статьи с особым упоминанием их роли в защите от опасн ости. До тех пор пока влияние на поведение человека знакомости и незнакомости не понималось, плохо осознавались условия, приводящие ребенка к привяза нности к собственной матери. Внушающая наибольшее доверие точка зрения, с которой соглашались Фрейд и большинство других аналитиков, а также тео ретиков обучения, заключалась в том, что кормление младенца, осуществляе мое матерью, являлось главной переменной в этом. Эта теория, теория втори чного влечения, хотя она никогда не подтверждалась систематическими да нными или аргументами, вскоре стала широко принятой и естественно приве ла к двум другим точкам зрения, которые обе привлекли многочисленных при верженцев. Первая точка зрения состоит в том, что то; что происходит в перв ые месяцы жизни, должно иметь чрезвычайную значимость для последующего развития. Вторая точка зрения состоит в том, что когда ребенок научается кормиться сам, у него больше нет никакой причины требовать присутствия м атери: он должен поэтому вырастать из такой “зависимости”, которая с эти х пор клеймится как инфантильная или детская. Принимаемая здесь точка зрения, в пользу которой говорят многочисленны е данные (Bowlby, 1969), состоит в том, что еда играет лишь незначительную роль в при вязанности ребенка к своей матери, что поведение привязанности наиболе е сильно проявляется (2) во время второго и третьего годов жизни и продолжа ется с меньшей интенсивностью неопределенно долгое время и что функция поведения привязанности заключается в обеспечении защиты со стороны у хаживающего лица. Результаты этой точки зрения состоят в том, что вынужд енные разлучения и утрата являются потенциально травматическими в теч ение многих лет младенчества, детства и юности и что при соответствующих степенях интенсивности склонность проявлять поведение привязанности является здоровой характерной чертой развития ребенка, ни в коем случае не инфантильной. Из того же традиционного предположения, что ребенок становится привяза н к матери из-за своей зависимости от нее как от источника его физиологич еских удовлетворений, проистекают концепции и терминология “зависимос ти” и “независимости”. Когда ребенок может заботиться о себе, говорят за щитники теории вторичного влечения, он должен становиться независимым. Поэтому, начиная с этих пор, признаки зависимости должны считаться регре ссивными. Таким образом, еще раз, любое сильное желание присутствия фигу ры привязанности начинает рассматриваться как Сражение “инфантильной потребности”, как часть “детского” собственного Я, которая должна быть п реодолена. Так как имелось много веских возражений против терминов “зависимости” и “независимости”, в которых выражалась выдвигаемая здесь теория, их зам енили такими терминами и понятиями, как “доверие к кому-либо”, “привязан ность к кому-либо”, “опора на кого-либо” и “уверенность в своих силах”. Во- первых зависимость и независимость неизбежно воспринимаются как взаим оисключающие друг друга; тогда как, как уже подчеркивалось, опора на друг их людей и уверенность в своих силах не только совместимы, но дополнител ьны друг к другу. Во-вторых, описание кого-либо как “зависимого” неизбежн о несет с собой уничижительный смысловой оттенок, в то время как описани е кого-либо как “опирающегося на другого” не несет такого смыслового отт енка. В-третьих, в то время как понятие привязанности всегда подразумева ет привязанность к одному (или более) особо любимому лицу (лицам), понятие зависимости не влечет за собой какого-либо подобного взаимоотношения, н о вместо этого склонно быть безымянным. На концепцию “внутреннего объекта”, которая во многих отношениях двусм ысленна (Strachey, 1941), оказала большое влияние особая роль, приписываемая кормле нию и оральности в психоаналитическом теоретизировании. На ее месте мож ет быть помещена концепция, проистекающая из когнитивной психологии и т еории контроля, об индивиде, развивающем внутри себя одну или более рабо чих моделей, представляющих главные черты мира вокруг него и его самого как фактора в этом мире. Такие рабочие модели определяют его ожидания и п рогнозы во взаимодействии и обеспечивают его средствами для конструир ования планов действия. То, что в традиционной теории обозначается термином “хороший объект”, мо жет быть переформулировано в границах этих рамок как рабочая модель фиг уры привязанности, которая воспринимается как доступная, заслуживающа я доверия и готовая оказать помощь, когда к ней обращаются. Сходным образ ом то, что в традиционной теории обозначается термином “плохой объект”, может быть переформулировано как рабочая модель фигуры привязанности, которой приписываются такие характерные черты, как изменчивая доступн ость, нежелание реагировать полезным образом или возможная вероятност ь реагировать враждебным образом. Аналогичным образом считается, что ин дивид конструирует рабочую модель себя, по отношению к которому другие б удут реагировать определенным предсказуемым образом. Концепция рабоче й модели собственного Я включает в себя данные, понимаемые в настоящее в ремя в терминах образа собственного Я, чувства собственного достоинств а и т. д. Та степень, в которой такие рабочие модели являются действительными про дуктами текущего опыта ребенка в течение ряда лет или же искаженными вер сиями такого опыта является вопросом громадной значимости. Работа в сем ейной психиатрии за последние 25 лет представила много данных, говорящих в пользу того, что та форма, которую принимают эти рабочие модели, в действ ительности намного сильнее определяется текущими переживаниями ребен ка в период детства, чем это предполагалось ранее. Это область жизненно в ажного интереса, и она настоятельно требует квалифицированного исслед ования. Особая клиническая и исследовательская проблема состоит в том, ч то нарушенные индивиды, по-видимому, часто сохраняют внутри себя более ч ем одну рабочую модель как мира, так и собственного Я в нем. Кроме того, так ие множественные модели часто несовместимы друг с другом и могут быть бо лее или менее бессознательными. Вероятно, было сказано достаточно для показа того, что концепция внутрен них рабочих моделей является центральной для предлагаемой схемы. Такая концепция может быть так разработана, чтобы дать возможность описания м ногих аспектов структуры личности и ее внутреннего мира таким образом, к оторый позволяет проведение точного и строгого исследования. Таким образом, выдвигаемая здесь теория ко излагается иным языком, но со держит много понятий, отличных от понятий традиционной теории Среди мно гих других вещей эти понятия дают возможность нового подхода к вековой п роблеме сепарационной тревоги (или тревоги разлуки), которая когда она ч резмерна, неблагоприятна для развития уверенности в своих силах. Проблема сепарационной тревоги Многие наблюдения поведения маленьких детей, ког да они были разлучены со своими родителями и помещены в незнакомую обста новку с незнакомыми людьми, описанные Джеймсом Робертсоном и другими ис следователями в течение последних двадцати лет, еще не в полной мере выр ажены в виде клинической теории. Все еще нет согласия по поводу того, поче му такое переживание должно быть столь расстраивающим для ребенка тако го возраста, а также относительно того, почему впоследствии ему приходит ся столь интенсивно опасаться, как бы это не произошло вновь. За последни е годы было проведено много экспериментов на молодых обезьянах, в которы х они разлучались с матерью, обычно на время около недели. Каковы бы ни мог ли быть различия между реакцией обезьян и людей в такой ситуации, что неп осредственно поражает, так это сходство реакции. У большинства видов исс ледованных обезьян очень заметно выражен протест при разлучении и депр ессия в период разлуки, а после воссоединения прилипчивость к матери нам ного увеличивается. В течение последующих месяцев, хотя особи различны, разделенные детеныши обезьян склонны в среднем исследовать окружающую среду меньше и льнуть больше; и они остаются значительно более робкими, ч ем те маленькие обезьяны, которые не испытали разлуки. (Относительно обз ора этих данных смотрите Хинде и Спенсер-Бус, 1971.) Эти исследования обезьян представляют большую ценность в том, что: (а) на основании спланированных экспериментов они обеспечивают нас ясны ми данными, которые остаются стабильными по многим переменным, в то врем я как из наблюдений в реальной жизни за людьми трудно вывести прочные за ключения; (б) они показывают, что даже когда все другие переменные остаются неизмен ными, период разлуки с матерью порождает протест и депрессию во время ра злуки и намного возросшую сепарационную тревогу после окончания разлу ки; (в) они проясняют, что типы реакции на разлуку, которые встречаются у людей , могут у других видов быть опосредованы на примитивном и преимуществен но пресимволическом уровне. Это последнее открытие ставит под сомнение различные клинически вывед енные теории, которые пытаются объяснить сепарационную тревогу, так как большинство из них принимает как само собой разумеющееся, что непреднам еренная разлука с фигурой матери сама по себе не может порождать тревогу или страх и что поэтому должна иметь место некоторая другая опасность, к оторую младенцы предвидят и которой страшатся. Выдвигались многочисле нные и самые разные предположения, какой может быть эта иная опасность. Н апример, Фрейд (1926), который с самого начала считал сепарационную тревогу к лючевой проблемой, высказал предположение, что для людей максимальная “ опасная ситуация является осознаваемой, вспоминаемой, ожидаемой ситуа цией беспомощности”. Мелани Кляйн выдвинула теории пробуждения инстин кта смерти и страха аннигиляции, а также теории, проистекающие от ее взгл ядов относительно депрессивной и персекуторной тревоги. Травма рожден ия является еще одним предположением. При чтении литературы становится совершенно ясно, что многие из наиболее усердно обсуждающихся проблем в психопатологии и психотерапии вращались и все еще вращаются вокруг тог о, как мы концептуализируем происхождение и природу сепарационной трев оги (Bowlby 1960, 1961, 1973). Так как эти дискуссии продолжались столь длительное время и со столь малым прогрессом, возникает вопрос, не задавались ли неверные в опросы и/или же делались неверные первоначальные предположения. Поэтом у давайте исследуем, какими были первоначальные предположения. Почти любая теория по поводу того, что порождает страх и тревогу у людей, н ачинала с предположения, что страх возбуждается соответствующим образ ом лишь в ситуациях, которые воспринимаются как действительно болезнен ные или опасные. Считается, что такое восприятие проистекает либо от пре дшествующего переживания боли, либо от некоторого врожденного осознан ия действующих внутри опасных сил. То или другое из этих предположений м ожно найти в теории обучения, в традиционной психиатрии, как это иллюстр ируется, например, в статье Льюиса (1967) и различных текстах психоанализа и е го ответвлений. Конечно, всякий, кто принимает предположение такого рода, очень быстро с толкнется лицом к лицу с тем фактом, что люди часто проявляют страх во мно гих обычных ситуациях, которые не кажутся по своему существу болезненны ми или опасными. Сколь многие из нас, можно задать вопрос, получат удоволь ствие от вхождения по собственному желанию в абсолютно незнакомый дом н очью? Какое облегчение мы испытали бы, если бы рядом с нами был спутник, ил и хороший фонарь, или, предпочтительнее, и спутник и фонарь. Хотя именно в детстве ситуации такого рода наиболее легко и интенсивно пробуждают ст рах, глупо делать вид, что взрослые стоят выше таких вещей. Отношение к стр ахам такого рода как к “инфантильным ”, как это часто делалось, порождает много вопросов. Поразительно, сколь мало эмпирических исследований было проведено отн осительно ситуаций, которые обычно возбуждают страх у людей, со времени систематической работы Джерсилда в начале тридцатых годов. Публикации, в которых об этом сообщается (например, Jersild, Holmes, 1935; Jersild, 1943) являются залежами пол езной информации. Джерсилд сообщает, что у детей между вторым и пятым годами жизни есть мно го вполне определенных ситуаций, которые обычно возбуждают страх. Напри мер, записи 136 детей в течение трехнедельного периода показывают, что не м енее 40% из них испытали страх, по крайней мере в одном случае, когда сталкив ались с любой ситуацией из следующего: (а) шум и события, связанные с шумом, ( б) высота, (в) незнакомые люди или знакомые люди в странном обличий, (г) незна комые объекты и ситуации, (д) животные, (е) боль или лица, связанные с болью. Также было множество свидетельств того, что дети проявляли меньший стра х, когда они находились в сопровождении взрослого, чем когда они были одн и. Для любого человека, знакомого с детьми, эти данные вряд ли являются рев олюционными. Однако нелегко согласовать их с предположениями, от которых начинается большая часть теоретизирования. Фрейд остро сознавал эту проблему и при знавался в собственном замешательстве. Среди решений, которые он пыталс я найти, имела место известная попытка провести различие между реальной опасностью и неизвестной опасностью. Аргументация, выдвинутая им в рабо те “Торможения, симптомы и тревога” (1926), может быть кратко выражена, исполь зуя его собственные слова: “Реальная опасность - это опасность, которая у грожает человеку от внешнего объекта ”. Поэтому всегда, когда тревога во зникает “по поводу известной опасности”, она может считаться “реальной тревогой”; в то же время всегда, когда “тревога связана с неизвестной опа сностью”, ее следует считать “невротической тревогой”. Так как, согласно точке зрения Фрейда, страхи одиночества, темноты или нахождения с незна комыми людьми являются страхами по поводу неизвестных опасностей, их сл едует рассматривать как невротические (Freud. Standard Edition. Vol.20, pp.165-167). Кроме того, так как все дети испытывают подобные страхи, следует утверждать, что все дети ст радают от невроза (pp. 147-1-48). Должно быть много людей, недовольных таким решени ем. Те трудности, с которыми борется Фрейд, исчезают, когда применяется срав нительный подход к человеческому страху. Ибо становится очевидно, что че ловек никоим образом не является единственным видом, проявляющим страх в ситуациях, которые по своей сути болезненные или опасные Hinde, 1970). В поведен ии животных очень многих видов проявляется страх в ответ на шум и другие внезапные изменения стимуляции, на темноту, а также на незнакомцев и нез накомые события. Воспринимаемая зрением отвесная скала и стимул, которы й быстро распространяется, пробуждают страх у животных многих видов. Когда мы задаемся вопросом о том, как так получается, что ситуации такого рода столь легко возбуждают страх у животных многих видов, нетрудно заме тить, что, хотя ни одна из них не является по своей сути опасной, каждая из н их является в некоторой степени потенциально опасной. Иначе говоря, хотя ни одна из них не несет в себе высокий риск опасности, каждая из них несет в себе слегка возросший риск опасности, даже если такой риск возрастает, скажем, лишь с 1% до 5%. Глядя в таком свете на каждую из этих возбуждающих страх ситуаций, видно, что естественным ключом к такому страху является возросший риск опасно сти. Поэтому реагирование со страхом на все такие ситуации ведет к умень шению опасности. Высказывается положение, что так как такое поведение им еет ценность выживания, генетическая организация видов становится так овой, что каждая особь вида при рождении склонна развиваться таким образ ом, что она обычно начинает вести себя подобным типичным образом. Челове к не является исключением. Приведенное здесь различие, банальное для этологов, но представляющее с обой источник большого смущения и растерянности среди психологов как э кспериментальных, так и клинических,- это различие между причинной обусл овленностью и биологической функцией - с одной стороны, это различие меж ду тем, какие условия вызывают такое поведение, с другой стороны, какой вк лад в выживание видов может вносить такое поведение. В этой теории незна комость и все другие естественные ключи рассматриваются как играющие п ричинную роль в порождении поведения, в котором присутствует страх; в то время как функцией такого поведения является обеспечение защиты от опа сности. Возможно, различие между причиной и функцией поведения в некоторый пери од времени может быть прояснено ссылкой на сексуальное поведение, в кото ром такое различие столь явно очевидно, что обычно оно принимается за до лжное и по существу забывается. Будучи объяснено, данное различие звучит следующим образом: гормональное состояние организма и определенные ха рактерные черты партнера совместно приводят к сексуальному интересу и играют причинную роль в вызывании сексуального поведения. Однако биоло гическая функция такого поведения - размножение - это другой вопрос. Так к ак причинная обусловленность и функция отличны друг от друга, возможно, посредством контрацепции, ставить преграду между поведением и той функ цией, которой оно служит. У животных всех видов поведение осуществляется без (предположительног о) осознания животным его Функции. То же самое справедливо для большинст ва людей большую часть времени. При рассмотрении в таком ракурсе нет нич его удивительного, что люди обычно реагируют со страхом в определенных с итуациях несмотря на тот факт, что внешний наблюдатель может знать, что в таких ситуациях угроза жизни возрастает лишь крайне несущественно либ о же вообще не возрастает. Человек реагирует вначале просто на ситуацию - внезапное изменение звука или чуть слышный звук, на незнакомое лицо или незнакомое происшествие, внезапное движение - а не на какую-то оценку рис ка. Трезвая оценка риска может последовать или нет. Нежеланное разлучение ребенка с родителями или, коли на то пошло, взросл ого с человеком, которому он доверяет, может рассматриваться просто как еще одна ситуация такого рода, хотя и довольно специфическая. Даже в циви лизованных обществах есть много обстоятельств, в которых риск опасност и несколько больше, когда человек один, чем когда он со спутником. Это в ос обенности справедливо для детства. Например, опасность несчастных случ аев дома очевидно больше, когда ребенок оставлен один; чем когда в доме на ходится мать или отец. То же самое справедливо относительно несчастных с лучаев на улице. В 1968 году в лондонском районе Southwark 46% всех дорожных происшест вий произошло с детьми, не достигшими пятнадцатилетнего возраста, с наив ысшей встречаемостью в возрастной группе от трех до девяти лет. Более 60% э тих детей были совсем одни, а две трети оставшихся детей - в компании лишь еще одного ребенка. Для пожилых или больных людей жизнь в одиночку, как вс ем известно, полна опасностей. Даже для здоровых взрослых людей прогулка в горы или восхождение на гору в одиночку физически увеличивают риск дл я жизни. В той окружающей среде, в которой развивался человек, риск, сопутс твующий одиночеству, вероятно, был намного большим. Поэтому размышление показывает, что так как нахождение в одиночестве увеличивает риск, имеет ся веская причина, почему человек должен был развить поведенческие сист емы, которые приводили его к избеганию одиночества. Таким образом, для че ловека реагирование со страхом на утрату партнера, которому он доверял, является ничуть не более загадочным, чем его реагирование со страхом на любой другой из естественных источников относительно потенциальной оп асности - незнакомость, внезапное движение, внезапное изменение звука ил и чуть слышный звук. В каждом случае такая реакция имеет ценность выжива ния. Очень специфической чертой реагирования со страхом как у людей, так и у д ругих животных является та степень, в которой страх возрастает в ситуаци ях, характеризуемых наличием двух или более его естественных источнико в; например, при внезапном приближении незнакомца, лае незнакомой собаки , неизвестном шуме, слышимом в темноте. Комментируя двадцатиоднодневные наблюдения, проведенные родителями по поводу ситуаций, порождающих стр ах, Джерсилд и Холмс (1935) отмечают, что часто сообщалось о совместном присут ствии двух или более следующих черт: шум, незнакомые люди и ситуации, темн ота, внезапное и неожиданное движение и нахождение в одиночестве. В то вр емя как ситуация, характеризуемая одной из этих черт, может вызывать лиш ь настороженность, более или менее интенсивный страх вполне может вызыв аться когда совместно присутствуют несколько таких черт. Так как реакция на комбинацию факторов часто столь драматически более с ильная или отличная от той реакции, которая может вызываться единичным ф актором, удобно говорить о таких ситуациях как о “смешанных” - выбранный термин подражает химическому аналогу (Bowlby, 1973). Находясь в согласии с другими данными относительно воздействия смешан ных ситуаций, эксперименты как с детьми людей, так и с детенышами обезьян- резусов (Rowell, Hinde, 1963) показывают, какое громадное различие в интенсивности реа кций страха вызывается присутствием или отсутствием партнера, котором у доверяешь. Например, Джерсилд и Холмс (1935) обнаружили, что когда детей на т ретьем и четвертом году жизни просили в одиночку отправиться на поиски м яча, который залетел в темный проход, половина из них отказалась это дела ть, несмотря на ободрение со стороны экспериментатора. Однако в сопровож дении экспериментатора почти все они были готовы это сделать. Различия с ходного вида были видны во многих других слегка пугающих ситуациях, напр имер, когда ребенка попросили приблизиться и потрепать приведенную на п оводке большую собаку. Эти находки столь сильно находятся в соответствии с общим опытом, что мо жет казаться абсурдным подробное их рассмотрение. Однако очевидно, что к огда психологи и психиатры начинают теоретизировать по поводу страха и тревоги, значимость таких феноменов серьезно недооценивается. Наприме р, когда этим находкам уделяется должное внимание, перестает быть загадо чным, что во всех очень знакомых ситуациях страх и тревога крайне сущест венно ослабляются вследствие простого присутствия партнера, которому доверяют. Эти находки также дают нам возможность понять, почему доступно сть родителей и их желание отзываться на потребности своего ребенка обе спечивает младенца, ребенка, подростка и молодого взрослого условиями, в которых он чувствует себя в безопасности, и опорой, отталкиваясь от кото рой, он ощущает уверенность для исследования. Они также проливают свет н а то, как, начиная с подросткового возраста и далее, другие вызывающие дов ерие фигуры могут обеспечивать подобную связь. Представленные нами сведения завершают полный круг аргументации и поз воляют объяснить, как так получается, что сильная и постоянная поддержка от родителей в сочетании с ободрением и уважением автономии ребенка не только не подрывают уверенность ребенка в своих силах, но обеспечивают у словия, которые могут наилучшим образом способствовать развитию такой уверенности. Это также помогает объяснить, почему, наоборот, переживание разлуки, или утраты, или угрозы разлуки или утраты, особенно когда они исп ользуются родителями в качестве мер для обеспечения хорошего поведени я, могут подорвать как доверие ребенка к другим людям, так и по отношению к себе самому, и таким образом приводить к тому или иному отклонению от нор мального развития - к отсутствию уверенности в своих силах, к хроническо й тревоге или депрессии, к отчужденному отказу связывать себя какими-либ о обязательствами, или к вызывающей независимости, которая кажется фаль шивой. Мы может заключить, что прочная уверенность в своих силах обычно являетс я продуктом медленного и беспрепятственного роста от младенчества до з релости, во время которой, взаимодействуя с вызывающими доверие людьми и ободряя других людей, человек научается, как сочетать доверие к другим л юдям с уверенностью в собственных силах. Примечания 1. Более поздние публикации д-ра Солтер Эйнсворт и е е коллег можно найти в обзорной статье Эйнсворт (1977) и в полной монографии Э йнсворт и др. (1978). 2. Смотрите возражения против такой фразеологии в примечании 1 к лекции 3. Б олее удачным способом выражения этого отрывка было бы следующее: “...что п оведение привязанности наиболее легко пробуждается во время второго и третьего года жизни и продолжает сохраняться сколь угодно долго, хотя пр и здоровом развитии оно вызывается с меньшей готовностью…”. Список литературы Для подготовки данной работы были использованы м атериалы с сайта http://www.terpsy.ru