Теория Дифференциальной ассоциации Сатерленда ее влияние на концепцию преступности в современной России.

Содержание
Введение
§1. Основные положения теории дифференциальной ассоциации Сатерленда
§2. Влияние теории дифференцированной ассоциации на концепцию преступности в современной России
Заключение
Список использованной литературы

Теория Дифференциальной ассоциации Сатерленда ее влияние на концепцию преступности в современной России.

6) Человек становится преступником, когда усваиваемые им определения, благоприятствующие преступности, перевешивают в его сознании образцы за­конопослушного поведения. В этом и состоит основная идея дифференциаль­ной ассоциации. Если че­ловек стал преступником, значит, он сталкивался с об­разцами криминального поведения и был изолирован от образцов законо­пос­лушного, конформного поведения.
7) В процессе обучения криминальному поведению через зна­комство с преступными и непреступными формами поведения оказываются задейство­ванными все механизмы, участвующие в любом другом процессе обучения. Иными словами, усвоение преступного поведения не ограничено только про­цессом имита­ции, подражания.
8) Хотя преступность - это выражение общих потребностей и ценностей, объяснять ее только этими потребностями и ценно­стями нельзя, ибо и непре­ступное поведение также является выра­жением тех же самых потребностей и ценностей (Cressey 1981).
Вместе с тем, критика теории дифференциальной ассоциации в некоторых моментах проясняет ее, а в ряде других выявляет ее слабости, а именно:
- Преступное поведение - это «естественное» поведение, обучаться кото­рому вовсе не нужно. Оно не наследуется, однако многие люди обладают большим криминальным потенциалом, нежели другие. В этой оговорке не учи­тывается, что способы со­вершения преступлений могут быть не только про­стыми и прими­тивными, но и в высшей степени сложными (например, в случае профессиональной или хозяйственной преступности). Критики концепции практически не признают, что усваиваются также и криминальные установки.
- Теория дифференциальной ассоциации настолько аб­страктна, что ее не­возможно непосредственно подкрепить эмпи­рическими данными. Тем не ме­нее, из нее можно вывести немало специфических гипотез, которые затем вполне поддаются провер­ке на практике.
- Поскольку эта теория ищет причины преступного поведе­ния в психике правонарушителя, она нуждается в какой-то мето­дике интроспекции (самона­блюдения), выводах из проводимых наблюдений; кроме того, необходимо про­никнуть в сознание дру­гих людей и понять их (Nettler 1984). Такая методика крайне нена­дежна. Этот аргумент вполне обоснован, но в нем недооцениваю­тся возможности переформулирования внутренних психических и психодинамиче­ских процессов в межличностно-психические со­циодинамические гипотезы, что позволяет сделать их операцион­ными и доступными для эмпирических ис­следований. Таким пу­тем можно, например, выразить внутрипсихическую кон­цепцию личностного самоконтроля межличностно-психическим понятием со­циальной связи (Hirschi 1969а)1.
- Обучение преступному поведению происходит не только и даже не столько в группах, связанных тесными личностными от­ношениями. Человек совершает преступные деяния в гораздо бо­льшей мере так, как он идентифици­рует себя с реальными или во­ображаемыми личностями, с позиции которых эти деяния пред­ставляются ему приемлемыми. Подобная же идентификация про­исходит не только через опыт, лично приобретаемый в группах, но и при на­блюдении за преступными действиями, разыгрывае­мыми в средствах массовой информации. Речь идет о поправке, которую называют еще и «теорией диффе­ренциальной идентифи­кации». В соответствии с уровнем знаний того времени Сазерленд не совсем верно определил значение средств массовой информа­ции в этом процессе.
- Эта теория делает упор на необходимости частых личных контактов и связей преступника с другими преступниками. Если бы это было так, то с большой вероятностью становились бы пре­ступниками сотрудники уголовной полиции, судьи по уголовным делам и служащие мест лишения свободы. В от­вет на этот аргу­мент Кресси разъяснил, что преступность порождается избыт­ком образцов криминального поведения. Однако выявить смысл по­добного по­яснения исключительно трудно. Кроме того, далеко не просто сделать оперант­ными такие понятия, как образцы поведе­ния, «благоприятствующие преступно­сти» и «не благоприят­ствующие преступности», сделать их приемлемыми для эмпири­ческих исследований.
- По сути, невозможно ни наблюдать, ни как-то измерить «избыток» пове­дения, благоприятствующего преступности. Крес­си сам в своем эмпирическом исследовании о растратах и злоупо­треблении доверием признал, что его рес­понденты, совершившие такие деликты, не могли назвать никаких конкретных лиц или ин­станций, у которых они могли бы получить нужные сведения о тех­нике совершения растрат. Поэтому он изменил основную идею теории и сделал ее эмпирически доказуемой. Человек, ука­зывал он, становится преступником, когда прокриминальная «вербализация» нейтрализует его антикриминальную «вербализа­цию». Такая «вербализация» («символизация») принимает форму определенных ценностей, норм, правил, регулирующих «со­бственность» группы; определенной группе принадлежит и опре­деленная «вербальная» сим­волика. Являясь «групповыми опреде­лениями дозволенного», они обычно легко усваиваются и служат оправдательными мотивами преступности. Рас­тратчик не гово­рит себе, что он крадет деньги у своего банка, а выражается так: я негласно беру у банка «взаймы». Некоторые наши весьма ува­жаемые граж­дане сумели удачно стартовать в жизни за счет того, что время от времени «пользовались деньгами других людей».
- «Теорию дифференциальной ассоциации» пришлось бы си­льно растя­нуть, если бы нам вздумалось объяснить с ее помощью преступления на почве извращенных влечений или преступления на почве страсти. Правда, оперируя ее понятиями, Сазерленд до­вольно убедительно анализировал профессиональ­ную и хозяй­ственную преступность. Она позволяет также вполне удовлетво­ри­тельно выявлять причинность некоторых других видов пре­ступности, в частно­сти, насильственной и имущественной, а также организованной и политической преступности.
Бихевиористы Р. Бюргесс и Р. Акерс дополнили тео­рию Э. Сатерленда концепцией оперантного поведения. На основании объяснения поведения по схеме «стимул-реак­ция» эти ученые модифицировали основные положения Э. Сатерленда следующим образом: преступному поведению обучаются в резуль­тате того, что эти формы поведения приводят подростка и тех, у кого он учится, к полезным и приятным для них результатам. Научение преступному по­веде­нию происходит тогда, когда оно подкрепляется более сильно, чем непреступ­ное1.
§2. Влияние теории дифференцированной ассоциации на концепцию преступности в современной России
После первого издания «Принципов криминологии» теория Э. Сатерленда сразу же завоевала много сторонни­ков среди ученых. И несмотря на периоди­ческие попытки со стороны отдельных криминологов и социологов доказать ее теоретическую несостоятельность и малую практичес­кую ценность, она до сего времени весьма популярна. По оценке В. Фокса, к 1970 г. в специальных и на­учных журналах было опубликовано около 70 статей, посвященных тео­рии дифференцированной связи. Многие ученые утвержда­ют, что дифференциро­ванная связь остается главной соци­ологической идеей в криминологии1.
Однако эмпирические исследования лишь частично подтверждают эту теорию. Верно, например, что преступники предпочитают дру­жить с преступ­никами. Они вообще смотрят на своих друзей как на преступников. Их пер­выми друзь­ями, наилучшими друзьями и вообще друзьями были всегда право­нарушители, и большую часть времени и чаще всего они проводили с ними. Однако опре­де­ленные формы преступного поведения они усваивают от своих друзей-пре­ступников не в таком объеме, как предполагалось. Тес­ная дружба между распо­ложенными к преступности подростками не служит подтвержде­нием того, что они перенимают друг у друга преступные навыки. Может слу­читься и так, что такие подрост­ки подружатся уже после того, как станут пре­ступниками2.
Концепция Э. Сатерленда практическими работника­ми нередко интерпре­тируется как теория дурной компа­нии. И, несмотря на то, что Д. Кресси в своё время возражал против этой обедняющей ее трактовки, в таком виде она сыг­рала весь­ма положительную роль в усовершенствовании досуга подростков. Опираясь на эту теорию многие энтузиасты стали сближаться с подростками, входить в их группы, чтобы разрушить дурные компании изнутри или придать им по­ложительную направленность. К такой деятельности при­влекали лиц из числа бывших преступников, порвавших со своим криминальным прошлым. Эта практика приобрела относительную распространенность, энтузиасты-оди­ночки нашли поддержку у многих благотворительных организа­ций и фондов, в США были созданы даже соответствую­щие программы борьбы с подростковой преступностью. Они получили информационную поддержку в печати, кино, на телевидении (экраны многих стран обошел сериал «Неоно­вый всадник», где пропагандировалась сатерлендовская ме­тодика коррекции преступного поведе­ния путем измене­ния связей подростков).
В современном мире правоприменитель ориентируется на следующие спо­собы предупреждения преступности, базирующиеся на положениях теории дифференциальной ассоциации:
- Необходимо существенно улучшить практику и условия воспитания в семье, школе, производственном коллек­тиве и группах совместного проведения досуга.
- Нельзя содержать в тюрьмах впервые осужденных вместе с рецидиви­стами, ибо в противном случае они усваивают такую методику преступлений и такие установки («вербализацию»), какие им раньше не были известны.
- Если мы хотим исправить преступников, их нужно от­лучать от групп, за­нимающихся преступной деятельностью.
- Группы ресоциализации должны быть организо­ваны с таким рас­четом, чтобы преступники и непреступники обретали в группе тем более высокий ста­тус, чем успешнее они постигают и усваивают ценности и формы поведения, не благоприятствующие преступно­сти. Наилучшие резуль­таты бывают тогда, ко­гда преступников привлекают к ресоциализации других преступников, ибо в этом случае и они сами становятся объектом своих усилий. Ведь для то­го, чтобы кого-то в чем-то убедить, нужно в этом убедиться само­му1.
Опрос ведущих американских криминологов выявил, что тео­рия Сазер­ленда имеет очень большое влияние. Исходя из современного состояния кри­минологических ис­следований, можно сказать, что преступность - это нор­мальное, будничное по­ведение лю­дей, ко­торое они постигают. И в любом слу­чае, она не связана ни с каки­ми фи­зическими или психическими отклонениями. Заключенные в тюрь­мах вполне нормальные люди; они настолько же нормаль­ны или ненормальны, как люди за пределами мест лишения сво­боды. Душевно­больные преступны не в большей мере, чем психи­чески здоровые, а преступ­ники - не в большей мере сумасшед­шие, чем законопослушные граждане. Не существует преступных личностей в смысле сочетания в них относительно ус­тойчивых преступных личностных черт. Однако есть преступные личност­ные процессы, преступные карьеры. Ис­следования скрытой пре­ступности показали, что противоправность и преступ­ность - это феномены, которые распространены повсюду, хотя офи­циально фиксируемые преступники совершают, конечно, го­раздо больше де­ликтов, вос­принимаемых как тяжкие.
Необходимо отметить, что теория дифференциаль­ной ассоциации, разуме­ется, ориентирована целиком на личность преступника, что от нее не требова­лось. При нынешнем состоянии исследований пока еще неясно, почему один че­ловек берет на себя роль преступника, а другой - роль жертвы. В конеч­ном счете, в за­дачу криминологии входит изучение реакций на преступность со сто­роны жертвы, со стороны инстанций официального социального контроля, од­нако не следует этого смешивать.
Нельзя, конечно, признать, будто все ме­ханизмы приоб­щения человека к совершению преступлений ис­черпываются тем, что описано в «Принципах криминологии». Не всегда преступление совершается под влия­нием общения в группе. Иногда это - результат идей, почерпнутых из книг, средств массовой информации, иным опосредованным путем. А порой престу­пление представляет собой реакцию протеста против того, что стало нормой в непосредственном окружении индивида.
Основываясь на положениях о дифференцированной связи, никак не объ­яснить, почему, например, некоторые люди, вырос­шие среди преступников, ни­когда не совершают преступлений, и, наоборот, отчего иногда преступник вы­ходит из законопо­слушного, благонравного окружения. Тезис об обучении пре­с­тупному поведению не подходит ситуативным преступникам, а также пре­ступникам, выросшим на почве глубоко укоренившейся в их сознании идеи (чаще всего корыстной или полити­ческой). Теория дифференцированной связи игнорирует инди­видуальные особенности личности, а также присущую челове­ку избирательность поведения: свободную волю1.
Общепризнано, что Эдвин Сатерленд заложил основы социологического понимания преступ­ности. Основная идея социологического подхода к пониманию преступности заключается в том, что преступность - это болезнь социума, а преступле­ния - симптомы (признаки) этой болезни. Харак­тер и масштабы преступности не за­висят напря­мую от воли законодателя - от того, какие деяния запрещены под угрозой уголовной репрессии (криминализация), а какие разрешены. Как свиде­тельствует история, в законодательной практике возможны и ошибки, и произ­вол, и лоббирование, и корыстная заинтересованность (конструирование право­вой среды, в которой можно безнаказан­но совершать общественно опасные деяния и даже разрушать государственность).
Преступность зависит от характера сложив­шихся в социуме общественных отношений. Ее объективной характеристикой является опас­ность (в этом смысле количество людей, испыты­вающих страх оказаться жертвой преступ­ных по­сягательств, - характеристика преступности куда более объективная, чем число зарегистрирован­ных преступлений).
Сущность социологического подхода к опреде­лению преступности харак­теризуется следующим:
- во-первых, рассмотрением преступности не как системы преступлений, а как специфической характеристики общества - способности порож­дать престу­пления в большом количестве;
- во-вторых, разработкой категории «преступление», не зависящей от зако­нодательства (исключение такого признака, как противоправность, при сохра­нении виновности и акцентировании внимания на общественной опасности)1.
В рамках социологического подхода одни ученые считают преступность нормальным и вечным явлением (Э. Дюркгейм), другие полагают, что при ра­дикальном изменении характера общественных отношений общество мо­жет из­бавиться от этого порока (Э. Фромм).
Социологический подход в определенной мере стирает границы между традиционным пониманием преступности и ее причин. Однако при этом не от­рицается причинность. Напротив, этот подход создает установку на поиск глу­бинных, сущностных детерминант. Исследование такого феномена как самоде­терминация преступности показывает условность и относительность границ между явлением и его причиной: сама преступность в зависимости от исследо­вательского угла зрения может рассматриваться и как следствие, и как детер­минанта.
В советской криминологии социологический подход к анализу преступно­сти развивали Л.И. Спиридонов, Д.А Шестаков, Э. Раска. После выхода в свет в 1966 г. первого учебника по криминологии, в котором преступность определя­лась как совокупность преступлений, Л.И. Спиридонов подверг та­кой подход критике, отмечая, что преступность - это не просто механическая сумма пре­ступлений, а социальное явление, обладающее определенными присущими ему закономерностями развития2. По мнению ученого, «социоло­гическое понятие преступления предшествует его юридическому определе­нию»3. Законодатель должен понять социальный закон и отразить его в пра­вовой норме: «Воля не должна утверждать себя взамен закона: ее роль в том именно и заключается, чтобы открыть и сформулировать действительный за­кон»4. Пренебрежение этим правилом отрицает эффективность права как ре­гулятора социальной жизни: «Законодатель очень часто видит в праве средст­во решения социальных задач, которые оно на самом деле решить не может»5.
Сущность социологического подхода к анализу преступности можно про­иллюстрировать с помощью магнитной модели. Если под стол поместить маг­нит, то лежащие на столе металлические опилки из кучки порошка превратят­ся в металлические столбики. Магнит будет аналогом причин преступности, «стоящие» опилки - совокупность преступлений. Под преступностью при та­ком подходе понимается магнитное поле.
Своеобразное поле социальной напряженности порождает отклоняющее­ся, в том числе преступное, поведение. Именно посредством этого поля со­циаль­ной напряженности общество порождает массовое совершение опас­ных для него деяний.
Развивая идеи указанных ученых, преступность можно определить как та­кое состояние общества, при котором регулярно совершается значительное ко­личество преступлений - такое количество, что граждане воспринимают совер­шение преступлений как закономерность (преступления совершались вчера, они совершаются сегодня и будут совершаться завтра).
Социологический подход к пониманию преступности интуитивно вос­при­нимали и воспринимают многие политики. Однако реализация его на практике требует напряженной и длительной работы по реформации общест­ва, эффект от которой может проявиться лишь через десятилетия. Поэтому интенсификация карательной практики на основе правового понимания пре­ступности нередко оказывалась более привлекательным направлением воз­действия на преступ­ность. Эту особенность политического мышления подме­тил Л.Н. Толстой. Вот как он описывает размышления императора Николая 1 при принятии решения в отношении интендантских чиновников, уличенных в злоупотреблениях: «Ни­колай был уверен, что воруют все. Он знал, что надо будет наказать теперь ин­тендантских чиновников, и решил отдать их всех в солдаты, но знал тоже, что это не помешает тем, которые займут место уво­ленных, делать то же самое. Свойство чиновников состояло в том, чтобы красть, его же обязанность со­стояла в том, чтобы наказывать их, и, как ни на­доело это ему, он добросовестно исполнял эту обязанность»1.
Ценность социологического подхода на современном этапе заключается в следующем:
1) он предполагает направление главной энергии в воздействии на пре­ступность не на совокупность преступлений и преступников, которые явля­ются лишь внешними симптомами болезни, а на саму болезнь общества и на при­чины этой болезни. И профессиональная задача тех, кто борется с пре­ступно­стью, заключается не только в том, чтобы «изъять намагниченные опилки», но и в том, чтобы оказать разрушающее воздействие на «магнит» и уменьшить по­рождающее преступление поле социальной напряженности;
2) социологический подход открывает перспективу реализации теории поля в криминологии.
Этот подход очерчивает новый объект воздействия - информационное поле социума. Например, безнаказанность можно снижать реально (повышая рас­крываемость), и идеально (формируя общественное мнение о высокой раскры­ваемости). Несмотря на то, что и реальный, и идеальный уровни вза­имосвя­заны, они обладают определенной автономией (на фоне реального по­вышения раскрываемости преступлений может увеличиваться число людей, уверенных в возможной безнаказанности при совершении преступлений);
3) социологический подход открывает перспективу выявления новых при­знаков преступности2. В свою очередь, чем больше признаков явления из­вестно, тем больше возможностей его объективного изучения. Новые при­знаки могут дать начало новым направлениям исследований (количество жертв как показа­тель преступности и виктимология).
Заявления критиков данного направления о том, что социологические оп­ределения преступности неконкретны, а сам феномен преступности в такой трактовке трудноуловим и труден для понимания - не вполне справедливы. С преступностью как совокупностью преступлений человек взаимодействует опосредованно через средства общественной коммуникации. А социальную на­пряженность ощущает каждый. Именно поэтому люди не только не забы­вают, уходя на работу, запереть дверь, но и стремятся еще установить на ок­нах ре­шетки и укрепить металлом входные двери. В этом смысле количество решеток на окнах и бронированных дверей также может быть показателем преступно­сти;