Юридическая ответственность,цели,функции,принципы.

курсовую сдал и она была зачтена на оценку отлично с первого раза ...

Каждое отступление людей от норм, принятых в обществе, встречает явное или скрытое осуждение. Человек, совершивший аморальный поступок, осуждается людьми. Любое правонарушение предусматривает определенные меры юридической ответственности.
Юридическая ответственность — это применение к лицу, совершившему правонарушение, предусмотренных законом мер принуждения.
Эти меры всегда налагаются от имени государства и в определенном порядке, и только на лицо, совершившее правонарушение. Неблагоприятными последствиями юридической ответственности могут быть, например, штраф за безбилетный проезд или необходимость возмещения ущерба, лишение свободы или лишение родительских прав.
Таким образом, штраф, лишение свободы, обязанность возместить причиненный ущерб и т. д. являются правовыми мерами юридической ответственности.
Юридическая ответственность — это «ответ» государства на нарушение норм права. Не только мерами убеждения, но и этими мерами государство осуществляет борьбу с правонарушениями и предотвращает их совершение в будущем.

С самых далеких времен прошлого, когда образовалось право, появился и неразлучный спутник правомерного поведения – правонарушение.
Правонарушения, или деликты, - постоянно находятся в центре общественного внимания, притягивают интересы окружающих своею жестокостью, цинизмом, низменными побуждениями. Вслед за правонарушением наступает юридическая ответственность, т. е. применение к лицу, совершившему правонарушение, предусмотренных законом мер принуждения.
Вопросы относительно природы, особенностей и принципов юридической ответственности исследовались не одно столетие и продолжают вызывать интерес в настоящее время.
В юридической литературе юридическая ответственность понимается, признается как неотъемлемый спутник противоправного поведения, то есть правонарушения. Юридическая ответственно сть «карающий меч» права.
Противоправное поведение в социальном смысле подрывает правовой режим в той или иной сфере жизни общества, способно причинить вред правам и интересам гражда

По этим признакам я могу понять, подходит человек или нет. Одна из основных причин, по которым мы отказываем соискателю, — это лень и отсутствие самодисциплины: у студентов, например, очень часто бывают какие-то просьбы о невыходе на работу. У нас нет дискриминации по внешним параметрам. Единственное, мы требуем, чтобы человек был опрятным, не носил вызывающий макияж и аксессуары, которые могут повредить товар. Дресс-код есть, но он не такой серьёзный, как в Японии: там носят только одежду Uniqlo. У нас же главное, чтобы одежда была простая, без лейблов конкурирующих компаний. Нас это устраивает, потому что нам нужны не только будущие менеджеры и директора. Мы предоставляем очень гибкий график. Когда мы понимаем, что человек хочет с нами работать — переходит на полную занятость, проявляет интерес, — мы ему помогаем, обучаем администраторским функциям, просим учить английский язык, потому что он необходим. Самым лучшим кандидатам Uniqlo предоставляет возможность бесплатного изучения иностранного языка. Я участник программы UMC. Это не UMC Global: моя программа рассчитана на год и включает в себя двухмесячную стажировку в Японии. Когда я попала в эту программу, я уже шесть лет жила и работала в Пекине. Я работала там в благотворительной организации, но ушла в ретейл. Все мои четыре собеседования для UMC проходили на территории Китая. Собеседовали меня на китайском, резюме я предоставляла на двух языках. Собеседования с русскими сотрудниками проходило в режиме видеоконференции. Одновременно я знаю, что происходит на кассе, в примерочной, слежу за поставками и сменами продавцов, открываю и закрываю торговый зал. Информация поступает ежеминутно, и это нелегко. Мы можем помочь подчинённым справиться с любыми обстоятельствами, и всё, что нужно сделать, я при необходимости могу сделать сама. Нет ничего такого в том, чтобы самой принести со склада 60 блузок, которые будут распроданы до конца дня. Я в Uniqlo год и пять месяцев, оканчиваю университет по специальности «финансовый менеджер», сейчас я на пятом курсе. Раньше было достаточно сложно, поскольку приходилось работать вечером до 11 часов, а утром идти на учёбу. На второе собеседование меня позвали через полчаса после того, как я вышла с первого. Я действительно очень захотела получить эту работу! Сначала был инструктаж, всё оказалось достаточно просто, но, возможно, это потому, что у меня был подобный опыт. Я смотрю на тех, у кого это первая работа, и им нелегко: здесь большая проходимость, с этим трудно справиться. Больше всего меня зацепил коллектив. Иногда приходишь в Uniqlo с учёбы замученный и начинаешь чувствовать себя лучше. А работа с клиентами — это стандарты компании. Обязательно нужно улыбнуться, сказать «здравствуйте» и предложить свою помощь. Чаще всего просят помочь с размером, но иногда просто советуются. Тут я придерживаюсь собственных эстетических взглядов: если мне не нравится, я мягко предложу попробовать другую модель или другой цвет. Uniqlo отличается простотой понимания. Когда ты заходишь в магазин, можно очень быстро сориентироваться в цветах и размерах. По специальности я финансист, работала в банке, но меня не очень это устраивало: там не было никакого разнообразия. Поэтому полтора года назад я нашла вакансию на HeadHunter, отправила резюме, и мне перезвонили. У меня было групповое собеседование, потом нас по каким-то критериям отобрали и на втором собеседовании уже рассказали о магазине, о наших обязанностях. До начала работы я была в Uniqlo только пару раз, но теперь у меня почти всё нашей марки. У меня очень большие затраты на одежду: я скупаю все новинки. Ещё мне нравится коллектив и японские стандарты работы: всё очень чётко. Мы общаемся напрямую с менеджерами и директорами, это очень удобно. График у меня не всегда совпадает с календарными выходными, но это единственный недостаток моего расписания. У нас все приветливые и очень общительные. Коммуникация с покупателями происходит сама собой, и всякие схемы тут ни при чём. Мне нравится общаться с клиентами. Никаких сложностей у меня особо не было, в команду я влилась сразу. Сейчас моя работа не связана с основной специальностью. Но если я буду тут расти и развиваться, я смогу работать по профессии, в офисе например. Я приехал в Москву в 2006 году — меня пригласили на работу в индийский ресторан. Я тогда заканчивал учиться гостиничному бизнесу (вообще у меня три высших образования — еще я физик и стилист). Помимо меня выбрали еще трех человек, условия были шикарные: немаленькая зарплата, своя квартира, машина с шофером. Хотя мне предлагали работу в Калифорнии на круизном лайнере Pan American, я решил поехать в Россию. Я подумал, чем в море, лучше работать на земле, да и у России лучше отношения с Индией, чем у Америки. К тому же для меня это было настоящим приключением — ведь я никогда не видел снег. О России я знал только самое основное — историю до 1990 года, а что потом случилось, я вообще не знал. Просто у нас в Индии в учебнике за шестой класс есть рассказ о России страниц на шесть — писатель какой-то приехал в 70-х годах и написал, — в частности, про искусство там есть, про Рериха очень интересно написано. В общем, казалось, что в России все прекрасно, и я приехал — примерно так и есть. Ресторан, в котором я работал, назывался «Аджанта» — на Большой Грузинской, сейчас он уже закрылся (я не знаю, почему, скорее всего из-за кризиса). Мы, три человека, приехали, когда ресторан еще не был готов, поэтому смотрели за всем: как строилась кухня, как подбирались продукты, сами набирали персонал из Индии. Поэтому все было как надо — и работать было прекрасно. Это был очень качественный, самый большой индийский ресторан в Европе. Народу туда ходило немного, но зато в основном селебрити: актеры, музыканты, сотрудники Госдумы, но я никого не запомнил, потому что никого и не знал из них, тогда еще плохо говорил по-русски. Но несмотря на высокий статус публики, никаких проблем и неадекватного поведения со стороны гостей не было, наоборот, им все было интересно — мы постоянно рассказывали кучу историй об Индии. «Нам сказали, что никому дверь открывать нельзя и на улицу выходить тоже нельзя. Когда у нас кончились сигареты, мы втроем крепко взялись за руки и решились сходить в магазин» Квартира, в которой нас поселили, была на Можайском шоссе в элитном доме, мне предоставили Toyota Camry с водителем. Но в первое время все было очень странно: нас привезли в квартиру и сказали, что никому дверь открывать нельзя и на улицу выходить тоже нельзя. Два раза в день курьер приносил еду. Три дня мы никуда и не выходили, пытались звонить в Индию, но это оказалось как-то страшно дорого: слышишь только один гудок — и все, деньги уже закончились. По городскому телефону мы звонить не умели, пытались спрашивать у соседей, но те не понимали по-английски, просто улыбались — они были рады, что рядом живут иностранцы. В итоге только дней через 10 нам дали карточку, с помощью которой мы смогли позвонить. Но уже через три дня у нас закончились сигареты, и мы решили пойти подышать воздухом, никому не сказав. Мы втроем крепко взялись за руки и так пошли — на всякий случай, вдруг нападут. Люди на улице посоветовали нам доехать на автобусе до «Ашана», сигареты мы там долго искали, потому что по-английски никто не понимал, а мы знали, что все простые слова — типа «bus», «pen» и тому подобные — по-русски не похожи на английские, а оказалось, что с сигаретами все как раз наоборот. Потом нам захотелось рыбы, и мы решили купить ее в магазине у дома. Тогда мы уже выучили несколько фраз, но как будет «рыба», не знали. Я увидел ее на прилавке, ну и спросил у продавщицы, тыкнув в прилавок: «Как зовут?», а она разговаривала с другой продавщицей и, почти не обернувшись, кинула: «Настя!». «Дайте два килограмма настя!» Прошло несколько недель, прежде чем я понял, что говорю что-то не то. А с этими продавщицами мы потом подружились. В первый же день в Москве нам начала преподавать русский язык пожилая преподавательница из МАДИ, прекрасная женщина, благодаря ей мы сразу начали разговаривать. Причем с самого начала читали поэзию: Лермонтова, Пушкина, Чехова тоже читали, смотрели кино — «Петр I», «Девчата», «Бриллиантовая рука», — записи балета и оперы. Мы даже ругательства никакие не знали — в ресторане у нас не очень много было контактов с персоналом. Когда я приехал в Москву, с едой были проблемы, долго не мог ничего для себя подходящего найти — тем более, что я вегетарианец. Потом понял, что могу есть пельмени, вареники и борщ. Ну и за все эти годы рестораны, которые нравятся, тоже нашлись: Filial на Лубянке, туда вообще очень много иностранцев ходит, Tunnel тут же рядом — он хоть и в европейском стиле, но там есть индийская кухня, при этом не острая, без специй — я уже не могу есть острое, отвык. Часто ходим с женой в «Дарбар» на Ленинском проспекте в гостинице «Спутник», в Fusion Plaza в гостинице Crowne Plaza. А еще мы большие фанаты ресторанов «Грабли» и «Елки-палки»! Российский менталитет наполовину европейский, наполовину азиатский. Здесь все очень современные, но если разговаривать по душам, то понимаешь, что в душе у каждого ребенок, а западные люди, хоть и улыбаются, равнодушные. Ну и если здесь празднуют что-то, то от души, пьют тоже от души, могут сказать все в лицо — как индусы, поэтому с русскими мне проще, чем с европейцами. Единственное, что мне не нравится, тут очень любят отдыхать: все работают страшно медленно, грубо отвечают — это касается сферы обслуживания. Могут вообще выйти на улицу и стоять курить там, а когда у них спрашиваешь что-то, просто рукой махнут. Впрочем, в кругу людей, с которыми я сам общаюсь, я не встретил ни одного некультурного человека. Да и по большому счету у меня никогда проблем в Москве не было никаких — разве что один неприятный случай могу вспомнить: я сидел в автобусе, и женщина спросила у меня: «Почему вы приехали в Москву? Моя дочь без работы сидит, а вы вот работаете!», — но я ей объяснил, что работаю в индийском ресторане по приглашению, и она успокоилась. После двух лет работы в ресторане я решил, что пора двигаться дальше, вернулся в Индию, но потом мне очень быстро пришло приглашение поработать в итальянской текстильной компании в Гонконге. Оттуда я отправился в Москву в командировку — и познакомился там со своей будущей женой. И, в общем, так и остался в Москве. Несмотря на то что я из высшей индийской касты, родители разрешили мне жениться на русской девушке, потому что она знает наши обычаи и традиции — училась в Индии, и нам очень комфортно вместе. Сейчас жена начала свой бизнес по пошиву мужских костюмов по индивидуальному заказу, а я ей помогаю, использую старые связи. «Я приехал в Москву, потому что влюбился в русскую девушку, когда отдыхал во Вьетнаме в 2005 году. Два года я ездил сюда как турист, но потом решил приехать насовсем, проверить наши отношения — и не прогадал: сейчас мы уже три года женаты. До этого я жил в Дублине, работал тренером в маркетинге, потом в банке, работал барменом в Нью-Йорке, потом в Японии, год жил в Австралии — в общем, много где побывал, поэтому в том, чтобы приехать жить в Москву, для меня не было ничего сложного. Труднее всего было то, что я совсем не знал языка, записывал на бумажку «спасибо» и все остальные слова, так и общался. Два месяца я занимался с преподавателем русского, но потом решил, что буду учить язык на улице — на слух. Сейчас я могу говорить по-русски, немного читать и писать. Прежде чем приехать сюда, я прошел курс преподавания английского для иностранцев — и здесь стал учить людей английскому языку. Пару лет назад открыл собственный бизнес — сейчас у меня несколько наемных работников, которые приезжают из Дублина и работают здесь преподавателями. Иногда бизнес идет хорошо, иногда не очень, но мне нравится, что я сам себе босс. Полгода назад я расширил свой бизнес и теперь вожу русских на учебу в Дублин. Долгое время я даже не мог прочесть указатели в метро, поэтому постоянно терялся. Лучший способ найти что-то в городе – это потеряться: теперь я могу проводить по Москве экскурсии. Причем когда русские люди спрашивают у меня дорогу, и я начинаю что-то объяснять, они сразу говорят: «А-а, вы иностранец, ничего не знаете!» А я-то знаю! Недавно в супермаркете бабушка спросила меня, какая водка хорошая, и я посоветовал ей «Журавли». Если ирландец может посоветовать русской бабушке хорошую водку, значит, он действительно в курсе всего! Отец моей жены из Армении — мы с ним выпили много водки вместе. Я умею пить водку, как русский — с рюмочкой и соком, хотя в Ирландии мы водку всегда мешаем с кока-колой или 7Up. Конечно, это просто стереотип, что в России все пьют много водки — я знаю многих русских, которые вообще не употребляют алкоголь. Русские люди ужасно суеверные, я узнаю новые плохие приметы каждую неделю — у меня уже целый список, который постоянно пополняется. Например, я не должен оставлять пустую бутылку на столе, не могу пожать руку кому-то через порог, если я забыл что-то, то мне надо посмотреть в зеркало. В России черный кот — это плохая примета, а в Ирландии — хорошая, удивительно. «Мне не нравятся русские сосиски, потому что они слишком похожи на американские хот-доги — такие же пластиковые» Сейчас я живу на Мичуринском проспекте — мне там нравится, есть много ресторанов, куда можно пойти, например «Дарбарс» — индийский ресторан на крыше отеля «Спутник». Пару раз был в Central Park на Вернадского, это такое место в духе Beverly Hills Diner. Гулять мне нравится в парке между Мичуринским и проспектом Вернадского, очень люблю парк Горького. Еще мы ходим в кафе «Амадеус» недалеко от Маросейки и «Жан-Жак» на Никитском бульваре — там я делал предложение своей жене. Каждый раз когда я приезжаю домой в Дублин, я покупаю сосиски и бекон: мне не нравятся русские сосиски, потому что они слишком похожи на американские хот-доги — такие же пластиковые. Я всегда делаю себе в Дублине ирландский завтрак — яйца, пудинг и бекон. Такие завтраки подают в моем любимом московском ирландском пабе Kathie O’Sheas, где я часто бываю с друзьями, — но у них все равно русские сосиски. То же самое с хлебом: в Москве есть хороший хлеб, но нет такого, как в Дублине, — он называется McCambriges. Я всегда такой привожу, потому что мои тещенька и тесть его любят — так же, как и пирог, который печет моя мама. Я не смог бы прожить в Москве без моей жены — о'кей, я могу говорить по-русски, но в бытовом плане я бы не справился. Вот, например, я тут позвонил водопроводчику и сказал: «Кран сломал!» Он подумал, что это я его сломал, а он сам сломался: из-за того, что я делаю ошибки, когда говорю, вышла путаница. А моя жена Ольга занимается не только делами по дому, но и всеми банковскими делами, покупкой машины, оформлением страховки. Конечно, если бы мы были в Ирландии, это все делал бы я, но здесь я иногда чувствую себя ребенком. «Здесь нищим не нужна любовь, их интересуют только деньги» Проблемы есть у каждого города, и в этом плане Москва особо ничем не выделяется, разве что с тех пор, как мы купили машину, нас стала волновать нехватка места для парковки. Но я помню время, когда Собянин пришел в Москву после Лужкова: я помню, как демонтировали все эти ларьки у метро — мне кажется, это очень грустно. Там же работали люди, у них был бизнес вечером, а с утра уже ничего не было! Насколько я знаю, никакой компенсации они не получали. А у них же семьи, дети. В каждой стране есть коррупция, но в России она наиболее открыта. Путин изменил закон так, что состав Государственной думы не меняется теперь по пять лет. Для чего? Для того чтобы депутаты могли заработать больше денег. И вот я спрашиваю: когда им уже хватит? Когда люди скажут: хватит мне денег, я выхожу и теперь буду заниматься благотворительностью. Я сам занимаюсь благотворительностью здесь, в России, занимался ей в Ирландии. Здесь колоссальная разница между очень бедными людьми и очень богатыми. Когда я вижу бабушку, которая продает свои ложки и тарелки, я считаю, это очень грустно. Здесь много нищих просят милостыню на улице, но я не знаю, не стоит ли за ними какая-то неформальная организация, которая потом у них эти деньги отбирает. Когда в Ирландии у меня кто-то просил денег на улице, я иногда давал денег, а иногда угощал бездомного сэндвичем или чаем, или просто садился рядом с ним и разговаривал о жизни – этим людям нужна была любовь так же, как и деньги. Здесь нищим не нужна любовь, их интересуют только деньги. Я знаю, что у многих русских есть какой-то моральный блок перед благотворительностью — вероятно, поэтому. Когда мы здесь занимаемся благотворительностью, у нас все прозрачно: мы отчитываемся, сколько денег мы собрали, на что мы их потратили, как это помогло. В прошлом году в рамках благотворительной акции организации Auski я прыгал в прорубь — не на Крещение, а в клубе моржей, они каждую неделю этим занимаются. Там была такая идея: ты просишь у людей деньги на благотворительность — у клиентов, друзей, знакомых семей — и говоришь: «Вы мне дадите деньги, а я прыгну в прорубь», — и они дают. Мы собрали 21000 долларов для бездомных на улицах Москвы, на эти деньги благотворительная организация кормит их бесплатным супом, дает чай». «Я оказался здесь по чистой случайности. Я учил русский язык с 18 лет — просто потому, что это казалось чем-то диким. Как учить мертвый язык. Я из Пизы; в какой-то момент мы начали работать с русскими, и я понял, что моего уровня не хватает для нормального общения. Я решил приехать сюда на три месяца — попробовать подтянуть язык и, может быть, найти какую-то работу. Это было пять лет назад. Работу я нашел через неделю после приезда, через друзей друзей, совсем случайно. Я не очень часто хожу куда-то и предпочитаю готовить дома. Хожу за продуктами на Ленинградский рынок, покупаю там фрукты. Не могу найти в Москве нормальное мясо, которое не выглядело бы странным, коричневатым и как будто испорченным. Друзья говорят, что мне нужно пойти в магазин при мечети или при синагоге, потому что религиозно настроенные люди, по идее, должны больше заботиться о качестве продуктов. Но я чаще просто иду в обычный супермаркет. В Москве, конечно, есть вещи, которые не могут не раздражать. Это периодами происходит. Сейчас самое неприятное — это агрессия. Мне кажется, что это от безысходности, от отчаяния, особенно у пожилых, старых людей. Когда они бегут в метро, чтобы занять место, отчаянно сражаются за это. Когда толкаются. Не хватает личного пространства, уважения к личному пространству, даже когда есть такая возможность — встать чуть дальше; людям абсолютно плевать на тебя. Раньше я был более наивным и меня расстраивала в людях жажда богатства и роскоши — но я перестал обращать на это внимание. Привык, может быть. «После митингов друзья идут и напиваются — почему? Это не повод для вечеринки» Но в Москве много прекрасного. Случайность. Возможность всего. Непредсказуемость. Ну вот я — продаю плитку в российской компании. Вещи просто сами происходят, сами по себе. В Италии жизнь больше похожа на прямую линию, можно более-менее предсказать, что с тобой произойдет. Здесь все иначе — и в этом красота жизни в Москве. Сам город — я не вижу в нем особенной красоты, его красота — в поворотах жизни и людях. Если говорить про архитектуру, например, то в сравнении с Италией видна огромная разница. В Италии ты ходишь и поражаешься красоте зданий, предметов, вещей. Здесь все не так. Мне нравится архитектура раннего коммунизма, в ее безумии есть своя красота. Например, весь парк ВВЦ. И памятник космонавтике. Очень красиво. И размеры всего — громадность города! Люди строили все для огромного количества людей, как дворцы, как Римская империя, знаете? И метро — мозаики, статуи, мрамор. Это же невероятно. Но, надо признаться, с точки зрения красоты города, есть куда более приятные места в мире, где я бы хотел жить.