Иммануил Кант. Его место и роль в истории философии.

Оглавление
Введение 2
1. И. Кант как основоположник немецкой классической философии 4
2. Гносеология Канта 14
4.Роль понятия свободы в учении о праве 27
5.Кантовская концепция свободы 30
Заключение 48
Список использованных источников 51

В §8 «Частного права» Кант доказал, что «иметь что-то внешнее как Свое возможно лишь в правовом состоянии при наличии власти, устанавливающей публичные законы, т.е. в гражданском состоянии». В свете этого умозаключения требование вступить в гражданское состояние вытекает из правового постулата практического разума.
Этому юридическому обоснованию постулата публичного права Кант придает очень большой вес. В одном месте он даже пишет, что «если бы в естественном состоянии даже предварительно не было Моего и Твоего во внешнем смысле, то в отношении них не было бы и Rechtspflichten, а следовательно, не было бы и никакой потребности выйти из этого состояния».
Однако в своих сочинениях Кант приводит и другие обоснования требования вступить в гражданское состояние, и, похоже, не все эти обоснования сугубо юридические.
Таким образом, именно кантовская концепция естественного права позволяет доказать важнейшие положения частного и публичного права. Учение о естественном, частном и публичном праве вполне могло бы быть изложено и доказано даже в отсутствие концепции категорического императива. Правда, было бы невозможно доказать, что существование публичного права необходимо. Концепция категорического императива, наоборот, позволяет доказать необходимость гражданского состояния. Но если бы не учение о естественном праве, ей просто нечего было бы доказывать.
И тем не менее, публичное право немыслимо без карательного права, а значит, без понятия наказуемости, которое мы отнесли к этике. В связи с этим стоит рассмотреть кантовское учение о карательном праве.
Часто, рассматривая кантовскую концепцию наказания, ставят задачу примирить кантовское утверждение, что уголовный закон представляет собой категорический императив, с необходимой, по-видимому, функцией наказания как средства публичного принуждения. В этой главе я постараюсь показать, что эта проблема, во многом, надуманная и возникает тогда, когда не проводят должного различия между кантовской этикой категорического императива и его учением о праве.
Одновременно я покажу, что именно там, где речь идет о наказании, специфика кантовского учения о праве по сравнению с этикой приобретает важнейшую роль: право позволяет обуздать моральный сантимент возмездия, который в противном случае был бы неудержим.
«Наказание по суду, — пишет Кант, — никогда не может быть для самого преступника или для гражданского общества вообще только средством содействия какому-то другому благу: наказание лишь потому должно налагать на преступника, что он совершил преступление; ведь с человеком никогда нельзя обращаться лишь как с средством <...> и нельзя смешивать его с предметами вещного права, против чего его защищает прирожденная личность, хотя он вполне может по суду утратить гражданскую личность».384 Тем самым, Кант отказывается от того, чтобы полностью подчинять наказание утилитарным нуждам, будь то устрашение, изоляция преступников от общества или экономический рост. «Карающий закон, — подчеркивает Кант, — есть категорический императив». При этом, Кант настойчиво подчеркивает принцип соразмерности наказания проступку. В частности, по его словам, «если [человек]. убил, то он должен умереть».386 Поэтому не удивительно, что, по выражению Т. Хилла, «кантовская теория наказания долгое время практически неизменно оценивалась в качестве парадигмы “ретрибутивизма”».387
Уже со времен Шопенгауэра, позицию Канта нередко рассматривали как излишне кровожадную и как апологетику бессмысленной мести. И примерно с 1980-х годов стали появляться интерпретации, нацеленные на то, чтобы смягчить или ограничить «неудобный» ретрибутивизм Канта (Sharon Byrd 1989, Hoffe 2002, Hill 2002, Bahnam 2003, Ripstein 2009). Так, исследователи «справедливо обратили внимание на тот факт, что потребность удержания от преступлений играет ключевую роль в кантовском оправдании полномочия и долга государства наказывать правонарушителей». Ведь «право и правомочие принуждать означают одно и то же». Тем самым, по-видимому, право нуждается в наказании как средстве принуждения.
Однако по Канту, совершая любой поступок, мы должны проверять его максиму на соответствие категорическому императиву. Поэтому в кантовской философии сказать, что наказание - требование гипотетического императива, который должен быть ограничен категорическим, - это то же самое, что просто сказать, что наказание - требование гипотетического императива. Кант же говорит прямо противоположное: он называет уголовный закон категорическим императивом и подробно обосновывает эту мысль на нескольких страницах. Он недвусмысленно дает понять, что наказание само по себе — долг.
Поэтому в кантовской концепции наказания необходимо тщательно разделить точки зрения права и этики. Карающий закон является категорическим императивом только с точки зрения этики, поскольку право, как я уже не раз подчеркивал, вообще не знает никакого безусловного долженствования. Право в любом физическом воздействии на человека видит не «наказание», а исключительно ограничение внешней свободы. Для права вопрос стоит не о том, отвечает ли это физическое воздействие высоким требованиям совести, а лишь о том, может ли оно сосуществовать с внешней свободой каждого по всеобщему закону. Короче говоря, наказание как требование категорического императива - это точка зрения этики, а наказание как одно из возможных средств принуждения - это точка зрения права. Разумеется, между двумя этими точками зрения возникает если и не противоречие, то напряжение: например, поступок, предназначенный ограничить свободу нарушителя, должно совершить так, чтобы не нарушить этического долга; и наоборот, тот, кто стремится к возмездию, сталкивается с тем, что на пути чересчур рьяного стремления встает правосудие. Но ничто из этого не свидетельствует о каких-либо внутренних апориях каждой из этих точек зрения.
Итак, наказание как таковое, а не просто как частный случай ограничения свободы, целиком относится к ведению этики, а не права. Для права наказание и/или угроза такового - лишь один из возможных способов ограничить внешнюю свободу. Сказанное может показаться странным. Разве не является наказание в первую очередь юридической практикой и юридической проблемой?
Однако отрывки из «Критики практического разума» показывают, что и сам Кант рассматривал наказание, в том числе, безотносительно вопросов права. Так, в одном месте он пишет: «В идее нашего практического разума есть еще нечто, что сопутствует нарушению нравственного закона, а именно сознание заслуженности наказания». Кант явно считал, что наказание оправдано отнюдь не только тогда, когда совершается в рамках правовой процедуры: «Если человек, который охотно дразнит и беспокоит мирных людей, когда-нибудь наконец наткнется на кого-то, кто как следует поколотит его, то ... каждый одобрит это и сочтет это самим по себе добрым, хотя бы из этого ничего потом и не вышло».
Приведенные отрывки показывают, что проблема этического оправдания наказания для Канта вообще не стояла: то, что категорический императив предписывает наказать того, кто поступил плохо, было для него самоочевидно. Однако, по всей видимости, это требование не означает юридического обязательства (Verbindlichkeit) наказывать. Скорее наоборот, право накладывает ограничения на сугубо этическое стремление к возмездию.
Эта роль права имеет очень большое значение. Дело в том, что в этике имеется специфическая проблема, связанная с подведением эмпирических случаев под практические законы. В «Критике практического разума» Кант сформулировал эту проблему как проблему законов практического разума вообще: «закон свободы должен быть применен к поступкам как к событиям, которые происходят в чувственно воспринимаемом мире и постольку, следовательно, принадлежат к природе». Решение Канта было в том, что хотя у нас не может быть схемы для такого применения, «нравственный закон имеет <...> одну познавательную способность, служащую посредницей в применении его к предметам природы, - рассудок». Поэтому практическая способность суждения может руководствоваться правилом сообразности с общей формой закона природы вообще. «Правило способности суждения, подчиненное законам чистого практического разума, таково: спроси себя самого, можешь ли ты рассматривать поступок, который ты замышляешь, как возможный через твою волю, если бы он должен был быть совершен по закону природы, часть которой составляешь ты сам?»
Однако это не отменяет того, что в данном случае у нас есть «только одна познавательная способность, - рассудок, а не воображение». Поэтому таким методом можно лишь установить, что поступок по форме удовлетворяет условиям моральности. Но «истинная моральность поступков (заслуга и вина) остается для нас совершенно скрытой, даже в нашем собственном поведении».
Высший закон права столь же формален, как и категорический императив. И тем не менее, у законодателя есть точный критерий, чтобы отличить справедливый закон от несправедливого, а у судьи - чтобы отличить правильное от неправильного во всех многообразных эмпирических случаях. Дело в том, что правовой оценке подлежит не определяющее основание воли, которое умопостигаемо, а только правило, по которому был совершен поступок. Это правило вполне доступно эмпирическому познанию: оно дано в феноменах внутреннего чувства и косвенно проявляет себя в совершаемых действиях. Поэтому о нем можно сделать вывод по показаниям свидетелей и по рассказу самого подсудимого о своих планах. Подведению под закон права подлежит не мотив, не образ мыслей, а сам эмпирический поступок или форма его максимы (при этом, конечно, поступок подлежит правовой оценке только тогда, когда предполагается, что он был совершен свободно; но это не отменяет того, что оценке подлежит именно поступок, а не определяющее основание воли). В этом случае поступок «не взвешивают на весах чистого разума <...>, а судят о нем по эмпирическому мерилу (перед человеческим судьей)». Поэтому, подводя поступки под законы права, способность суждения не сталкивается с теми трудностями, с какими она имеет дело в этике. Легальность поступка, в отличие от его моральности, может быть достоверно установлена. И всякому юридическому закону можно дать пример в опыте. Поэтому судья и законодатель используют способность суждения, в конечном счете, тем же способом, что ученый-естествоиспытатель.
Этика не может дать никакого строго критерия для того, чтобы отличить наказуемый поступок от ненаказуемого. Всегда могут найтись основания подозревать за тем или иным поступком злой умысел. Таким образом, вполне последовательное применение категорического императива может, вероятно, привести к тому, что любой поступок будут рассматривать как заслуживающий наказания. Даже если это и преувеличение (на самом деле, примеры монашеских орденов или революционных диктатур показывают, что это никакое не преувеличение), остается непонятным, как извлечь из категорического императива строгий критерий того, в каких случаях наказывать и как именно.
Из правового закона, а не из этического императива, следует критерий допустимого принуждения (а значит, и допустимого физического наказания). Во- первых, принуждение может быть применено только к тому, чьи действия ущемляют внешнюю свободу других. Следовательно, право запрещает физически карать нарушение «долга перед самим собой», а также такого долга, выполнение или нарушение которого вообще не имеет отношения к вопросам внешней свободы (сюда относятся все «несовершенные» Pflichten). Во-вторых, согласно праву принуждение разрешено лишь в той мере, в какой оно требуется, чтобы вернуть пострадавшему Свое. В этом смысле Кант сравнивает правовой закон с законом действия и противодействия. Можно поспорить с тем, что ответное причинение ущерба действительно является возвращением того, что было утрачено в результате первоначальной несправедливости. Но, похоже, именно так смотрел на дело Кант. Видимо, отсюда берется его пресловутый ретрибутивизм: этика требует покарать преступника, но право разрешает покарать его лишь в той степени, в какой он сам причинил несправедливость другим.
Более того, похоже, даже принцип соразмерности воздаяния имеет правовые ограничения. Кант пишет, что преступник «может по суду утратить гражданскую личность». Иногда это читают так, будто здесь Кант говорит, что преступник вообще может перестать быть гражданином. Но в действительности понятие гражданской личности означает у Канта способность гражданина «не нуждаться в том, чтобы его представлял кто-то другой там, где дело касается прав». Не всякий гражданин имеет гражданскую личность. Кант отказывает в ней всем категориям подневольного населения, что вовсе не означает, что люди этих категорий не имеют прав. Отчуждение гражданской личности не означает превращение человека в раба, «против чего его защищает прирожденная личность». Таким образом, того, кого судят, скажем, за работорговлю, нельзя решением суда превратить в раба (хотя можно приговорить к пожизненным принудительным работам).
5.Право помилования
Разделив в кантовской концепции наказания соображения права и соображения этики, мы получаем возможность объяснить кантовский очень короткий и потому загадочный пассаж по поводу «права помилования». Кант говорит, что у суверена есть право помилования, но ему «пристало» пользоваться этим правом лишь тогда, когда несправедливо поступили с ним самим, а не с кем-то из граждан. Но если «карающий закон есть категорический императив», то откуда вообще берется право помилования?
Для тех исследователей, которые слишком тесно связывают право с категорическим императивом, этот парадокс может оказаться неразрешимым. В этой работе я попытался показать, что напрямую правовой закон с категорическим императивом не связан. Чтобы разобраться с категорическим императивом, предписывающим наказание, спросим: что это за долг - наказывать за плохие поступки? По Канту, внешнее законодательство может принуждать лишь к выполнению совершенных Pflichten (и то не любых). Является ли наказание совершенным долгом? Хотя прямо Кант этого не пишет, в современном кантоведении распространена точка зрения, что совершенные Pflichten - это такие, которые вытекают из «сильной» версии универсализации максим. По этой сильной версии универсализуемой считается максима, которую можно мыслить в качестве всеобщего закона природы. Можно ли помыслить мир, в котором преступления неизбежно остаются безнаказанными? Очевидно, что никакого логического противоречия в такой мысли нет; более того, именно картина всеобщей безнаказанности, во многом, использовалась классиками политической философии Нового времени в качестве образа естественного состояния. В таком случае, наказание не является совершенным долгом.
Несовершенные Pflichten, как считается, вытекают из «слабой» версии универсализации максим. По этой версии универсализуемыми считаются только такие максимы, которые можно не просто мыслить, но и желать в качестве закона природы. Этот критерий существенно более туманен, чем предыдущий, и я не имею возможности заниматься здесь его анализом. Тем не менее, что бы под ним ни понималось, можно найти хорошие аргументы в пользу того, что невозможно желать мира, в котором ни одно преступление никогда не будет наказано.
В таком случае наказывать за плохие поступки - это несовершенный долг. К исполнению такого долга, согласно Канту, нельзя принуждать посредством внешнего законодательства. Т.е. исполнение или неисполнение несовершенного долга не имеет правовых следствий. Следовательно, у каждого есть право не исполнять несовершенный долг. У суверена есть право не исполнять долг наказания, т.е. у него есть право помилования.
Правда, из логики естественного права следует, что у граждан есть право применять физическое наказание к тем, кто нарушил их собственные права. В гражданском состоянии это право граждане реализуют посредством публичной власти. Таким образом, наказание преступников, казалось бы, является обязательством, которое граждане накладывают на правительство. Однако, согласно Канту, граждане вообще не могут накладывать на правительство никаких обязательств: «У суверена по отношению к гражданину есть одни лишь права и никаких обязанностей». Этот тезис, вообще-то, неразрывно связан с концепцией права как правомочия принуждать: если бы у гражданина были права по отношению к суверену, это значило бы, что у гражданина есть правомочие принуждать суверена, а значит, у суверена нет монополии на правомерное принуждение, а значит, нет и суверена, а значит, нет и никакого гражданского состояния.
Следовательно, хотя смысл существования правительства - в реализации и защите прав граждан, для самого правительства это является этическим долгом (Pflicht), а не юридическим обязательством (Verbindlichkeit). Также и наказание преступников является для него только этическим долгом. Но когда речь идет о преступлении гражданина по отношению к другому гражданину (а не к самому суверену), то отказываясь покарать преступника, правительство нарушает не только долг наказания, но и свой долг защищать права граждан. Поэтому в таких случаях суверену «не пристало» пользоваться правом помилования.
Заключение
Таким образом, основной чертой философии Канта является ее двойственность, объединение в одной системе разнородных, противоположных философских направлений. Основное разногласие философского учения Канта - это несоответствие между признанием им существования вещей, явлений природы вне сознания человека и возражением возможности их познания (вещи - объективны, но непознаваемы). Однако, противоречивость его философских взглядов дала толчок развитию философской диалектики и критического подхода к философским категориям.
Дав мощнейший импульс развитию философии как науки, немецкая классическая философия, Иммануил Кант как основоположник и один из значительнейших ее представителей сформулировали краеугольные принципы современного общества: гуманизм, свобода личности, важность морали и нравственности.
Проблемы, задачи и пути их решения рассмотренные в середине XVIIIв. не потеряли актуальности и сегодня. Причем это касается не только исключительно научных вопросов о пределах познания, методах и приемах мышления, но и социальных вопросов.
Диалектика Канта поколебала безраздельное господство метафизики, разрозненности явлений окружающего мира и свела их в систему, где каждый элемент связан с другим. Вселенная Канта непознаваема в ощущениях, и вместе с тем познаваема разумом. Интуитивные попытки найти истину были заменены подлинно научной деятельностью, невозможной в рамках метафизики. Диалектический принцип единства противоположностей, провозглашенный еще Николаем Кузанским нашел достойное воплощение и был разработан в работах Канта, а наиболее полное воплощение нашел в трудах Гегеля.
Современная наука широко использует методы анализа и синтеза, научного прогнозирования, экстраполяции. Все эти методы есть результат осмысления разумом полученного эмпирического опыта. Если до Канта оценка результата практических опытов была ограничена и сводилась к констатированию конкретного факта, то с использованием его методологии, появилась возможность найти тот самый «всеобщий закон», некие общие принципы бытия, что, несомненно, облегчило научную деятельность и в конечном итоге сделало возможным невероятный прорыв промышленности, сельского хозяйства, науки и техники во всех областях социальной сферы. То есть фактически, именно благодаря работе представителей немецкой классической философии архаичное средневековое общество сделало шаг на новую ступень эволюции, а раздробленная картина мира получила целостность.
Классическая метафизика исходила из того, что все вещи обладают своей «инаковостью», а потому тот, кто вводит понятия, ответственен за то, чтобы эти понятия были адекватны предмету. Нельзя было, как это делают современные исследователи, придумывать произвольные модели и оценивать их лишь по тому, как они работают, давать определения, руководствуясь не адекватностью предмету, а эмпирической наглядностью и т.д. Философия должна была стремиться рассмотреть предмет по существу. В этом смысле Кант - классический философ par excellence, ведь показать, каким образом понятие может соответствовать предмету - одна из важнейших задач его философии.
Возможно, ни одна из традиционных областей философии не может полностью отказаться от этой классической установки. Однако в этике ее необходимость дает о себе знать более настойчиво, чем в философии познания. Ведь инструментализация понятий этики означала бы фактически ее сведение к технике. Но чтобы сделать это, надо сначала доказать, что этика по сути не отличается от техники (т.е. доказать утилитаризм). А для этого надо рассмотреть понятия этики и техники по существу и т.д. В таком случае и сегодня нам есть чему поучиться у Канта с его методом дедукции. При этом речь не обязательно должна идти именно о «трансцендентальной дедукции». Так, кантианец Хёффе исходит из того, что для теории права неотъемлемы те или иные антропологические предпосылки, а различие эмпирического и трансцендентального, в целом, было Кантом излишне форсировано. Но так или иначе важно не просто придумать формулу, с помощью которой специалистам по социальной инженерии было бы удобно измерять и максимизировать справедливость, доверие, честность, счастье и т.д. Важно выяснить, что именно означают все эти понятия, и где область их применения.
Список использованных источников
Калинников Л.А. Кант и русская философская культура// материалы доклада XXII Всемирного философского конгресса. [Электронный ресурс] – URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000518/
Калинников Л.А. Кант и русская философская культура// материалы доклада XXII Всемирного философского конгресса. [Электронный ресурс] – URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000518/
Кант И. Критика чистого разума // Там же. М., 1964. Т. 3. С. 87.
Кант И. Критика чистого разума. М., 1964. Т. 1, стр. 62
Кант И. Критика чистого разума. М., 1964. Т. 3.
Кант И. Критика чистого разума. М., 1964. Т.1 – I. Введение
Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука. – Соч. в 6 т., т. 4, ч. 1. М., 1965, с. 105
Кант И. Сочинения. В 8-ми т. - Т. 8. М.: Чоро, 1994. С. 175-176. (перевод изменен по АА 8:290 - Д.А.)
Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1965. Т.4. 4.2. 478 стр.
Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1965. Т.4. 4.2. С.389
Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. 710 стр.
Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 78.
Кант. Гулыга А.В., М.: Молодая гвардия - 1977г. – 305 стр.
Кант. Гулыга А.В., М.: Молодая гвардия - 1977г. – стр. 17
Критика чистого разума. С. 493 / В383
Критика чистого разума. С. 517 / В579.
Метафизика нравов. С. 438. Перевод изменен по АА 06: 396
Метафизические первоначала учения о праве. С. 141.
Метафизические первоначала учения о праве. С. 307.
Метафизические первоначала учения о праве. С. 91. (перевод изменен по АА 6:231 - Д. А.)
Нижников С.А. Преобразование метафизики в творчестве Канта и возможность веры// материалы доклада XXII Всемирного философского конгресса. [Электронный ресурс] – URL: http://www.congress2008.dialog21.ru/Doklady/14610.htm (20.05.2015)
Нижников С.А. Преобразование метафизики в творчестве Канта и возможность веры// материалы доклада XXII Всемирного философского конгресса. [Электронный ресурс] – URL: http://www.congress2008.dialog21.ru/Doklady/14610.htm (20.05.2015)
Перевезенцев С.В. Мишель де Монтень// Образовательный портал Слово. [Электронный ресурс] URL: http://www.portal-slovo.ru/history/35552.php
Перевезенцев С.В. Мишель де Монтень// Образовательный портал Слово. [Электронный ресурс] URL: http://www.portal-slovo.ru/history/35552.php
Религия в пределах только разума. С. 24.
Спиркин А.Г. Философия: Учебник. – М.: Гардарики, 2002.
Спиркин А.Г. Философия: Учебник. – М.: Гардарики, 2002.
Achenwall G. Ius Natutae. I. §62. (цит по. Sharon Byrd, J. Hruschka. Op. cit. p. 47)
Hill Th. E. Punishment, Conscience and Moral Worth // Kant’s Metaphysics of Morals: Interpretative Essays. - Ed. by M. Timmons. Oxford University Press, 2002. p. 237.
Sharon Byrd B., Hruschka J. Kant's Doctrine of Right: A Commentary, - Cambridge UP, 2010. p. 49.
WillaschekM. Which Imperatives for Right? - Op. cit. pp. 82-85.
Спиркин А.Г. Философия: Учебник. – М.: Гардарики, 2002.
Кант. Гулыга А.В., М.: Молодая гвардия - 1977г. – стр. 17
Кант И. Критика чистого разума // Там же. М., 1964. Т. 3. С. 87.
Нижников С.А. Преобразование метафизики в творчестве Канта и возможность веры// материалы доклада XXII Всемирного философского конгресса. [Электронный ресурс] – URL: http://www.congress2008.dialog21.ru/Doklady/14610.htm (20.05.2015)
Перевезенцев С.В. Мишель де Монтень// Образовательный портал Слово. [Электронный ресурс] URL: http://www.portal-slovo.ru/history/35552.php
Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1965. Т.4. 4.2. С.389
Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 78.
Кант И. Трактаты и письма. С. 47.
Кант И. Критика чистого разума. М., 1964. Т. 1, стр. 62
Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука. – Соч. в 6 т., т. 4, ч. 1. М., 1965, с. 105
Кант И. Критика чистого разума. М., 1964. Т.1 – I. Введение
Калинников Л.А. Кант и русская философская культура// материалы доклада XXII Всемирного философского конгресса. [Электронный ресурс] – URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000518/
Метафизические первоначала учения о праве. С. 141.
Кант И. Сочинения. В 8-ми т. - Т. 8. М.: Чоро, 1994. С. 175-176. (перевод изменен по АА 8:290 - Д.А.)
Метафизические первоначала учения о праве. С. 91. (перевод изменен по АА 6:231 - Д. А.)
Метафизика нравов. С. 438. Перевод изменен по АА 06: 396
Там же.
Критика чистого разума. С. 493 / В383
Критика практического разума. С. 539. (первый курсив мой. - Д.А.)
Там же. С. 107 / АА 06: 237
См. там же. С. 85.
Там же. С. 107 / АА 06: 237
Там же. С. 107-108.
См. Sharon Byrd B., Hruschka J. Kant's Doctrine of Right: A Commentary, - Cambridge UP, 2010. p. 49.
Achenwall G. Ius Natutae. I. §62. (цит по. Sharon Byrd, J. Hruschka. Op. cit. p. 47)
Таким условием является естественное право.
См. Метафизические первоначала учения о праве. С. 295.
Там же. С. 123.
Там же. С. 123.
Там же. С. 125.
Там же. С. 127.
Там же. С. 125. Перевод изменен по АА 6:246.
Там же. С. 125-127. Перевод изменен по АА 6:246.
Там же. С. 127.
Там же. Перевод изменен по АА 6:246.
Там же. С. 141.
Там же. С. 131.
Там же.
Там же. С. 141.
Метафизические первоначала учения о праве. С. 307.
Там же. С. 141.
Там же. С. 149.
3 7 7 Там же. С. 307.
О поговорке. С. 175.
Метафизические первоначала учения о праве. С. 363.
Там же. С. 363.
Там же. С. 367.
Hill Th. E. Punishment, Conscience and Moral Worth // Kant’s Metaphysics of Morals: Interpretative Essays. - Ed. by M. Timmons. Oxford University Press, 2002. p. 237.
Метафизические первоначала учения о праве. С. 361-379.
Там же. С. 455.
Там же. С. 457.
Там же.
Критика чистого разума. С. 517 / В579.
Религия в пределах только разума. С. 24.
См. Метафизика нравов. С. 434.
Под физическим наказанием здесь понимается не только телесное наказание, но любое, ограничивающее внешнюю свободу, например, штраф, конфискация собственности, ограничение свободы перемещения.
См. АА 6:232. См. также WillaschekM. Which Imperatives for Right? - Op. cit. pp. 82-85.
0 Метафизические первоначала учения оправе. С. 363.
АА 6:314.
См. там же. С. 311-313.
Там же. С. 363.