«Русский народ изгнал Наполеона, потому что француз не может быть русским царём. Русским царём может быть только немец». (Ю.Лотман).

«Русский народ изгнал Наполеона, потому что француз не может быть русским царём. Русским царём может быть только немец». (Ю.Лотман).

Даже тогда, когда Хомяков, лидер славянофилов, «московской партии», писал о мессианской роли России, он связывал это не с могуществом ее государства, а со стремлением стать «самым христианским из всех человеческих обществ»1.
Что касается государственности, то Хомяков последовательно отстаивал монархические начала власти: в самодержавии он видел олицетворенную волю народа. Сам же народ «не желает править», не ищет для себя политической свободы, ограничиваясь свободой духа, христианской нравственности.
Руководствуясь этой политической концепцией, славянофилы трактовали историю страны таким образом, что участие крестьянства в революциях, восстаниях, в мятежах и бунтах объяснялось не тем, что оно стремилось к свержению самодержавия и овладению властью, а исключительно тем, чтобы Россией правил «хороший», «добрый» царь.
Западная же модель политического развития, связанная с либерализмом и парламентаризмом, не принесла человеку подлинной свободы: здесь налицо культурный, духовный и интеллектуальный кризис. Теоретики отечественного славянофильства в противовес революционным лозунгам Европы «Свобода, равенство, братство» выдвигали собственное триединство в формуле, предложенной российским государственным деятелем, министром и академиком графом С.С. Уваровым (1786–1855): “Православие, самодержавие, народность”.
Западничество, как это видно уже из самого названия одного из ведущих направлений русской общественно-политической и философской мысли XIX в., отличалось своей общей ориентацией на Запад. Его наиболее известные представители: П.Я. Чаадаев (1794–1856), А.И. Герцен (1812–1870), В.Г. Белинский (1811–1848), Н.Г. Чернышевский (1828–1889). Будучи патриотами России, они критически относились к ее прошлому и настоящему, а будущее страны связывали с продолжением курса Петра I на сближение с Европой.
Придерживаясь этих общих установок, западники одновременно различались своими конкретными политическими взглядами. Более того, их политическая ориентация на Запад в течение жизни, например у Герцена, претерпела определенную трансформацию.
Со временем разочаровавшись в европейской демократии, писатель-революционер обратился к русской крестьянской общине – прообразу грядущего социализма. Общественно-политические идеи Герцена оказали огромное влияние на российскую интеллигенцию и за пределами XIX в. Н.Г. Чернышевский, разоблачая самодержавие с либерально-демократических, западных позиций, стал идейным вдохновителем революционно-освободительного движения 60-х гг. в России.
В отечественной политико – правовой мысли консервативного толка прослеживается органическая связь между идеей незыблемостью институтов монархической власти, ее верховенством и сохранением государственного суверенитета, целостной, «единой и неделимой», многонациональной Российской империи. Именно такую позицию отстаивают М.Н. Катков, К.П. Победоносцев, Л.А. Тихомиров, К.Н. Леонтьев.
Во второй половине XIX в. наступил качественно иной этап осмысления идеи государственной власти, связанный с проведением государственно-правовых реформ, которые создали объективные предпосылки для теоретического и исторического анализа проблем суверенитета государства в его внешнем и внутреннем выражении (конечно, последнее было в большей мере актуально, что и получило отражение в работах российских консерваторов). Известно, что консерваторы не поддержали реформаторских начинаний царского правительства и подвергли критике основные направления и результаты этой деятельности.
В целом, в своих работах представители традиционно-охранительного направления обосновали, что «теория суверенитета изначально являлась теорией политической и потому была призвана решить чисто политический вопрос: кому должна принадлежать верховная власть в государстве и какими свойствами она должна обладать»2. В этом плане для русского консервативно-правового сознания послереформенного периода вопрос о сохранении монархии как института, противостоящего анархии и деспотизму, является центральным и решается однозначно. Отсюда и следует негативное отношение к таким демократическим институтам, как парламентаризм, конституционализм, многопартийность (К.Н. Катков и К.П. Победоносцев объявляют их «великой ложью нашего времени).
Только монархическая власть способна гарантировать государственный суверенитет, правовой порядок не только в столицах и русских областях, но и на национальных окраинах. В практическом плане ценность представляет учение Л.А. Тихомирова о «естественных границах», в соответствии с которым любая нация только тогда может сохраняться и нормально развиваться, когда она занимает и сохраняет за собой территорию, позволяющую обеспечивать независимость от иных государств и «экономическое самоудовлетворение» (экономический суверенитет)3. Однако для достижения естественных границ необходимо наличие «духовных сил» нации и адекватных им властных институтов. Л.А. Тихомиров подчеркивает, что большие государства всегда играли и играют в истории особую политическую и духовную роль, как и народы, которые в них проживают4.
П.А. Столыпин основой государственного суверенитета Российской империи считал неукоснительное проведение общегосударственного законодательства на всей территории империи, включая национальные окраины (с некоторыми оговорками и на территории Финляндии), и признание русского народа «духовным основанием державы».
Вообще, русское государство рассматривалось идеологами отечественного консерватизма как надсословная организация, главный фактор общественного развития, сохранения духовно-нравственных ценностей и народных традиций. Высшими же благами для Русского государства виделись самодержавие, православие, исторические традиции, духовно-нравственные ценности русского народа.