Загадка пушкинской прозы

Введение
1.Эволюция прозы Пушкина
2.Особенности прозы Пушкина
Заключение
Список литературы

Загадка пушкинской прозы

Искусствовед А.Д. Чегодаев, обращаясь к «Повестям Белкина», однажды заметил: «Основная тема этих повестей — тема судьбы… Особенно сложно решена эта тема в «Станционном смотрителе». Главный герой повести — безусловно, трагическая фигура, но его трагедия тяжела вдвойне, потому что она мнимая, ошибочная. Смотритель привык смотреть на картинки с историей блудного сына, висящие на стене его скромного обиталища, потому что совершенно убеждён, что его дочка, уехавшая с проезжим офицером, погибла. Согласно внушенной сверху ходячей морали ей полагается погибнуть! Смотритель настолько глубоко усвоил это незыблемое правило, что просто не может представить себе, что его Дуня не только не пропала, а наоборот, нашла своё счастье, какого никогда не нашла бы, если б осталась навсегда в отцовском доме» [6,с.115]. Герой спивается и умирает от воображаемой трагедии.
С точки зрения художественных средств «Повести Белкина «весьма экономичны. Пушкин скупо, но тем не менее выразительно обрисовывает характеры и внешние портреты персонажей, почти не останавливается на их душевных переживаниях, но тем не менее, читателю видит их рельефно и отчетливо, благодаря поступкам и речевым характеристикам. Лев Толстой очень емко отзывался о «Повестях Белкина» - «писателю надо не переставая изучать это сокровище».
«Повести Белкина» вовсе не завершали исканий Пушкина в области прозы, представляя собой лишь один из частных, по-своему исчерпанных опытов.
В процессе создания болдинских повестей перед Пушкиным открылись новые перспективы: от монологической оценки жизни с позиций указующего «просвещенного разума» к более широким обобщениям.
Несколько особняком в пушкинской прозе стоит «Пиковая дама» (1833), в которой Пушкин сознательно ориентируется на фантастическую прозу В. Одоевского и Гоголя. Эта книга была создана вскоре после «Повестей Белкина», бывших результатом поисков Пушкина в области повествования, стиля и способов создания крупной формы, и продолжала эти поиски. Работая над «Пиковой дамой» Пушкин вырабатывает тип классического, «безличностно-авторского повествования», в котором присутствует смешение авторского и персонажного планов повествования, что создает возможность рассказать о несуществующем, невозможном как о совершенно реальном и несомненном. В «Пиковой даме» преобладает нейтральное повествование, автор сосредоточен на объекте изображения. Смешивающиеся авторская и персонажная точки зрения, использование иронической дистанции по отношению к герою, умение показать невероятное, невозможное как реальное становятся основным творческим методом Пушкина в этой работе [1].
Психологические коллизии «Пиковой дамы» заключаются в столкновении «расчетливости» и «воображения». Трагическим героем воображения оказывается «расчетливый» немец Германн с его «могучими страстями», а не такие посредственности как Лизавета Ивановна и Томский, на чьи характеры немногословный эпилог бросает иронические блики. Нигде мастерство Пушкина не было столь обдуманным, столь экономным и столь убедительным, как в эпилоге «Пиковой дамы».
Принято считать, что вершиной пушкинской прозы является «Капитанская дочка». И действительно, «Капитанская дочка» оказала огромное влияние на последующую эпоху, — в ней содержится квинтэссенция того, чем стал русский реализм, хотя история Петруши Гринева и Маши Мироновой рассказана в самой обычной манере, как и должна быть рассказана история. Ее реализм поражает экономией в средствах, сдержанно юмористичной манерой, отсутствием всякого нажима.
Однако и в этом случае данный роман не исчерпывал эволюции пушкинской прозы, в середине 30-х годов особенно приверженной к документально-публицистическому жанру, который обычно не включается в контекст художественной прозы Пушкина. Такие произведения, как «Путешествие из Москвы в Петербург», «Вольтер», «Записки бригадира Моро-де-Бразе», «Джон Теннер», «О Мильтоне и Шатобриановом переводе «Потерянного рая», а также начатые в последние дни жизни Пушкина конспекты «Описания земли Камчатской» и «Слова о полку Игореве» являются опытом очерково-исторической прозы с яркой психологической характеристикой, что сближает их с мемуарами (Пушкин как бы выступает издателем чужих мемуаров, столь же самостоятельным в творческом отношении, как и издатель «Повестей Белкина»). Исключение этих произведений из области прозы существенно упрощает представления о генезисе пушкинского творчества [5].
У Пушкина нет больших по объему произведений: самое крупное — “Капитанская дочка” — занимает чуть более ста страниц. Большинство прозаических произведений Пушкина характеризуется четкостью композиции: они разделяются на главы или эти произведения легко по смыслу разделить на несколько частей, причем каждая из этих частей может восприниматься как законченный отрывок. Подобное деление осуществляется часто с помощью особых приемов повествования.
Необходимо отметить слог и язык прозаических произведений Пушкина. В заметке «О причинах, замедливших ход нашей словесности» Александр Сергеевич пишет: «Проза наша так мало еще обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных...» [4]. Пушкин осознавал стоявшую перед ним задачу создания нового языка прозы. Отличительные свойства такого языка сам Пушкин определил в заметке «О прозе»: «Точность и краткость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат».
2. Особенности прозы Пушкина
Каждое прозаическое произведение Александра Сергеевича Пушкина добавило в сокровищницу русской прозы свой особый колорит.
Например, «Станционный смотритель» дополняет рядом новых деталей общеизвестное представление о полуиронической соотнесенности повести Пушкина с евангельской притчей о блудном сыне. Эта аналогия присутствует только в сознании рассказчика, между тем как в памяти самого смотрителя Самсона Вырина живет другая притча — о добром пастыре, отправившемся на поиски заблудшей овцы, — сюжету каковой он безуспешно следует. Позиция рассказчика определяется смесью иронической отстраненности и сочувствия, другими словами — сострадательностью без сентиментальности. Заключительный гармонический аккорд повести — Дуня на могиле отца — имеет свою возможную параллель в коленопреклонении блудного сына на знаменитой картине Рембрандта, которая, несомненно, была известна Пушкину [3].
В «Дубровском» Пушкин использует тему благородного разбойника, но сильно видоизменяет ее: Дубровский мстит не за обиды, нанесенные бедным и обездоленным, а за смерть своего отца.
В противоположность романтической установке на исключительность Пушкин делает главным героем своих прозаических произведений среднего человека — источник новых тем, новых сюжетов, нового художественного эффекта. Введение в прозу среднего человека как главного героя позволяет Пушкину выявить особые, типические черты той или иной эпохи, обстановки.
Пушкинская проза характеризуется разнообразием сюжетов: от бытоописательного «Арапа Петра Великого» до фантастичных «Гробовщика» и «Пиковой дамы». Принципом изображения действительности в прозе Пушкина была объективность. Если романтик, описывая то или иное событие, как бы пропускал его через призму собственного воображения, усиливая, таким образом, трагический или героический эффект произведения, то для Пушкина такой путь был неприемлем [5].
«Если бы я слушался одной своей охоты, то непременно и во всей подробности стал бы описывать свидания молодых людей, возрастающую взаимную склонность и доверчивость, занятия, разговоры; но знаю, что большая часть моих читателей не разделила бы со мною моего удовольствия. Эти подробности вообще должны казаться приторными, итак, я пропущу их...», устами героя «Повестей Белкина» Пушкин выражает свое кредо [4].
В «Пиковую даму», на место господствовавших до того времени романтических принципов, Пушкин вводит формирование новых законов, канонизированных затем в реализме. Это произведение, подошло, по мнению ряда исследователей, «к порогу романа» и стало своеобразным «романом в свернутом виде. «Пиковая дама» стала одним из важнейших этапов в процессе формирования русского психологического романа, который начался в тридцатые годы девятнадцатого столетия с объединения рассказов и повестей в циклы, в которых вырабатывались новые формы повествования и новые способы построения сюжета. Лучшей иллюстрацией этого являются «Повести Белкина».
Пушкин часто не только вводит в прозаическое произведение условного повествователя, но и рассказывает о нем, характеризует его, а сам выступает в роли издателя, и часто трудно понять, где в произведении вы­сказывается сам Пушкин, а где повествователь. Во всяком случае, знака равенства между ними поставить нельзя.
Пушкин выступал против описательности в прозе, но, тем не менее, описания природы и интерьера в пушкинской прозе встречаются неоднократно. Пушкину они нужны для создания особой атмосферы рассказа, для характеристики душевного состояния героя. Описания природы в прозе Пушкина всегда соответствуют общему настрою повествования [3].
Особого внимания заслуживает эпистолярная проза Пушкина. Поражает независимость и чувство собственного достоинства, почти средневековое, рыцарское отношение к личной чести, спокойное мужество в критических жизненных ситуациях, великодушие, уважение к личности другого, готовность прощать при первом же слове примирения. При том, что Пушкин всегда ориентировался на адресата и приоткрывал перед ним только какую-то грань своего душевного состояния, его письма отличают те качества, которые он числил главными в художнике-творце: непосредственность чувства, независимость суждений, правдивость и простота их выражения [1].
Если же говорить о стиле прозы Пушкина в общем, ни у одного писателя нет столь откровенного и концентрированного слога, как у Пушкина — с быстрым, отрывистым ритмом фразы, точной наводкой на предмет без заботы о подробностях, уходом от литературности, нарочитой гладкости и жеманства.