Лингвистическая концепция А.А.Потебни (Харьковская школа)

Содержание
Введение
Научная деятельность А. Потебни
Выводы
Список литературы

Лингвистическая концепция А.А.Потебни (Харьковская школа)

Одним из первых в России Потебня начал изучение проблем поэтического языка в связи с мышлением, ставил вопрос об искусстве как особом способе познания мира.
Занимаясь вопросами лексикологии и морфологии, ученый ввел в русскую грамматическую традицию ряд терминов и понятийных противопоставлений, на которые впоследствии опиралась лингвистическая мысль. В своем фундаментальном четырехтомном исследовании – «Из записок по русской грамматике» (т. 1, 2 - 1874, т. 3 - 1899, т. 4 - 1941) - Потебня рассмотрел все основные вопросы лексикологии и морфологии, дал анализ понятий слова, грамматической формы и грамматической категории, развил учение о ближайшем (языковом) и дальнейшем (внеязыковом) значениях слова. Ученый предложил различать «дальнейшее» (связанное, с одной стороны, с энциклопедическими знаниями, а с другой — с персональными психологическими ассоциациями, и в обоих случаях индивидуальное) и «ближайшее» (общее для всех носителей языка, «народное», или, как чаще говорят теперь в русской лингвистике, «наивное») значение слова. В языках с развитой морфологией «ближайшее» значение ученый дифференцировал на вещественное и грамматическое.
А. Потебня изучал украинский язык («малорусское наречие») и украинский фольклор.
Для развития литературоведения очень важным является комментарий ученого (1877 года) к произведению древнерусской литературы «Слово о полку Игореве». Интерпретация текста памятника у исследователя весьма своеобразна, он приводит его «в виде исправленном по мере разумения», унифицирует орфографию, восстанавливая архаичное обозначение мягкости, написание редуцированных в слабых и сильных позициях, проводя исключительно древнерусское написания групп плавный — редуцированный, добиваясь единообразия в написании гласных после шипящих и т. д. Текст «Слова о полку Игореве», в исполнении А. Потебни, содержит, например, такие написания как свѣтьлое, брешють, съльнце, коньць, шеломъмь, Чьрнигова, Кончякъ вм. свѣтлое, брешуть, солнце, конець, шеломомъ, Чрънигова, Кончакъ и т. д.
Александр Афанасьевич вносит в текст много поправок («успала князю у умъ похоть», «свивая словеса», «звѣрина въста: узбися дивъ», «несъжьдали есте» вместо «не вижду власти» и т. д.). Ученый добавляет некоторые слова, необходимые для понимания текста: «(горе) сѣяшеться и растяшеть», «(рать) на поганыя погыбе» и т. д.
Реконструкция текста «Слова о полку Игореве», предложенная Александром Потебней, к сожалению, не встретила поддержки и находится в противоречии с возобладавшей в слововедении тенденцией к сохранению оригинального текста в том виде, в котором он дошел до нас в Мусин-Пушкинском списке14.
Наибольший интерес в ученых кругах вызвали комментарии Потебни к тексту «Слова о полку Игореве», в которых он опирается на свой богатый исследовательский опыт в области изучения истории славянских языков и особенно поэтики славянского фольклора (разрабатывал в своей диссертации «О некоторых символах в славянской народной поэзии»).
Александр Потебня дополняет, а порой и критически оценивает выводы своих предшественников — М. А. Максимовича, Н. С. Тихонравова. Ученый решительно возражает В. Ф. Миллеру, который пытался найти источник «Слова о полку Игореве» в болгарской книжности. На примере богатейшего материала Потебня сопоставляет «Слово о полку Игореве» с восточно-славянским и югославянским фольклором, обосновывается мысль о значительном влиянии образной и символической системы восточнославянского эпоса на данный текст.
В отдельных случаях Потебня склонен придавать большее значение именно поэтической образности, оттесняя на второй план конкретность и фактическую достоверность повествования в «Слове…». Так, фразу «уже за шеломянемъ еси» Потебня склонен прочитывать не как географический термин («за горою»), а как поэтический образ со значением «далеко»15. Выражение «пороси поля прикрываютъ» Алесандр Афанасьевич толкует как «символ чего-то предстоящего грозного, печального»16 и т. д.
Однако, для литературоведческого анализа, данный подход – исходить в большей степени из символики фольклора, чем из исторической конкретности, никоем образом не обедняет глубину исследования.
Потебня считается основателем лингвистического направления второй половины XIX – начала XX веков, известного как Харьковская лингвистическая школа. К ней принадлежали такие ученые как Д. Н. Овсянико-Куликовский (1853—1920), который был учеником Потебни, М.А.Колосов (1839-1891), В.И.Харциев (1865-1937) и другие. Близок к Харьковский школе был А.С.Будилович (1846-1908). Наряду с Казанской лингвистической школой Харьковская школа была первой четко выраженной школой в отечественной науке о языке. Сложилась она 1860-1880-е годы в Харьковском университете под влиянием А.А.Потебни17.
Для Харьковской школы был характерен психологический подход к языку, последовательный учет семантики, интерес к разработке вопросов, пограничных между лингвистикой, этнографией, литературоведением и фольклористикой. В рамках школы активно изучались славянские, прежде всего восточнославянские языки. Ученые школы сформировали восточнославянскую диалектологию как самостоятельную дисциплину, заложили основы отечественной украинистики. Разрабатывались оригинальные синтаксические концепции; в частности, А.А.Дмитревский (1856-1929) выдвинул идею о сказуемом как вершине предложения, предвосхищавшую концепции ХХ века.
Харьковская лингвистическая школа перестала существовать еще до революции 1917, но ее наследие, прежде всего идеи Потебни, было весьма влиятельным и в советское время18.
Остановимся подробнее на «психологизме» мировоззрений Александра Потебни. Психологическая школа в литературоведении, сложилась в Западной Европе и России в последнюю треть XIX века, отражая общий поворот социологии, философии и эстетики к психологизму, на что обращали внимание ученые тех лет19. Главным предметом изучения для психологической школы стала внутренняя, психологическая сторона творчества, и, прежде всего, - душевная жизнь автора, поскольку искусство, по словам одного из основоположников этой школы В. Вундта, «выражает все то, что человек носит в себе, как впечатления внешнего мира и как свои собственные душевные движения»20. Историческое развитие лингвистики, искусства, литературы, их общественная обусловленность отодвигались на второй план. Сторонники психологической школы не признавали объективного характера художественного содержания: оно всегда сиюминутный процесс, поскольку его порождает ("вкладывает") сам читающий в зависимости от собственного, неповторимого опыта жизни.
«Заслуга же художника не в том minimum содержания, какое думалось ему при создании, - писал А.А. Потебня, - а в известной гибкости образа, в силе внутренней формы возбуждать самое разнообразное содержание»21.
Возможно, в «чистом виде», школа психологизма существовала именно в рамках Харьковской школы, так как, несмотря на свое заимствованное происхождение, в России она получила большое развитие, а в Западной Европе скоро уступила место школам интуитивизма и психоанализа на рубеже веков22.
В России первым идеи школы изложил А. А. Потебня в работе "Мысль и язык" (1862), а в дальнейшем она представлена в работах его учеников: Д. Н. Овсянико-Куликовского, А. Г. Горнфельда, Т. Райнова, М. С. Григорьева и других. В 1899 по 1918 года выходил в свет журнал "Вопросы философии и психологии", где публиковались работы ученых психологической школы. Это были самые передовые мысли в отечественной науке. В 20-е годы психологическое направление практически прекратило свое существование, а марксистские исследователи, осваивая наследие Александра Потебни, критиковали направление за «абсолютизацию субъективной стороны творчества, утверждение безграничности истолкований художественной идеи и недооценку исторической динамики искусства»23.
Выводы
Итак, Александр Потебня был великим ученым рубежа веков, оставившим широкое наследие для лингвистов и литературоведов ХХ столетия.
Взгляды Потебни формировались под влиянием В. фон Гумбольдта и Х.Штейнталя. Ученый совмещал в себе философа языка и специалиста по истории славянских языков и русской грамматике. Вслед за Гумбольдтом Потебня подчеркивал, что язык — «не отражение сложившегося миросозерцания, а слагающая его деятельность», связывал язык с «духом народа».
Потебня изучал проблемы соотношения языка и мышления, их исторической взаимосвязи, разрабатывал вопросы исторической семантики и этимологии. Важное значение имела разработанная им концепция грамматической формы, основанная как на формальных, так и на семантических критериях. В отечественной традиции закрепилось также сформулированное им понятие внутренней формы слова.
Многие идеи ученого – в частности, мысль о том, что «в языках есть система», что всякое языковое явление надо изучать в его связях и отношениях с другими, - опередили свое время и нашли продолжение уже в наши дни. В своих работах Потебня использовал столь обширный лингвистический материал, так основательно и дотошно его исследовал, что в течение десятилетий труды ученого оставались и остаются образцом лингвистических исследований.
Важной заслугой А. Потебни было основание Харьковской лингвистической школы, в рамках которой разрабатывались психологические концепции лингвистики и литературоведения.
Основные работы А. Потебни:
1) Мысль и язык (1862);
2) О мифическом значении некоторых поверий и обрядов (1865);
3) Заметки о малорусском наречии (1870);
4) Из записок по русской грамматике (докторская диссертация, 1874);
5) Из истории звуков русского языка (1880—1886);
6) Язык и народность (1895, посмертно);
7) Из записок по теории словесности (1905, посмертно).
Идеи Потебни оказали большое влияние на многих русских лингвистов второй половины XIX века и первой половины XX века. Так, например. Иосиф Мандельштам - историк русской литературы, окончил Харьковский университет, где тогда преподавал тогда А. А. Потебня. Научные интересы и воззрения Мандельштама, большая часть трудов которого посвящена сравнительной мифологии и фольклору, сформировалась под воздействием идей своего учителя.
Список литературы
1. Потебня А. А. Мысль и язык. Харьков, 1892.
2. Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989.