Особенности работы журналиста в экстремальных ситуациях

Актуальность выбранной темы обосновывается важностью осуществления комплексного изучения ситуаций, при которых журналист подвергается опасности, а также причины и следствие таких ситуаций.
Объектом исследования является непосредственно журналистская деятельность в экстремальных ситуациях.
Предметом исследования стали основные причины и последствия, возникающие в условиях и из-за экстремальных ситуаций.
Цель исследования заключается в выявлении и описании способов и решений для минимизации влияния экстремальных ситуаций, а также устранении последствий.
Теоретическая значимость данной работы состоит в том, что она вносит вклад в разработку актуальных вопросов по работе журналиста в условиях экстремальной ситуации.
Практическая значимость. Представленный в исследовании практический матер ...

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение 3
1 «Экстремальная журналистика»
1.1 Понятие «экстремальная журналистика», ее возникновение 7
1.2 Журналистика: «совесть и мораль или правда наизнанку»? 8
2 Журналист в экстремальной ситуации
2.1 Журналист в экстремальной ситуации 14
2.2 Стадии конфликта 15
2.3 Методы, усиливающие или ослабляющие эмоциональное воздействие на аудиторию при освещении СМИ
18
3 Общая характеристика функций журналистики
3.1 Правила для журналиста при работе в экстремальных ситуациях 26
3.2 Понятие функции применительно к журналистике 37
Заключение 42
Список литературы 43

Введение
Многие абитуриенты, пришедшие на факультеты журналистики, довольно романтически и восторженно настроены. Они мечтают стать известными людьми, побывать в разных уголках страны и планеты. На факультеты, как правило, приходят люди, чувствующие вкус к литературному творчеству, желающие быть в гуще событий, первыми узнавать самые сенсационные новости. Они мечтают познакомиться со знаменитостями, встретиться с любимыми актерами или певцами, побывать на официальных приемах или светских встречах. В последние годы, судя по социологическим исследованиям, все чаще привлекает рискованность профессии, возможность участвовать в пересоздании социальной действительности. Нередки и финансовые мотивы, хотя журналистская профессия никогда не была особенно щедро оплачиваемой. И все-таки основная моти вация выбора профессии – творческая, связанная с интересным и многообразным трудом.
И в самом деле, профессия журналиста – одна из самых живых, интересных и творческих. Но вчерашние школьники, подавшие заявление на факультеты журналистики, редко задумываются о том, как сложна, ответственна и опасна их будущая профессия, сколько требует она мужества, выдержки, самоотверженности, физической и нервной энергии при выполнении профессионального долга[10].
Журналист – это захватывающе интересно. Журналист всегда в гуще жизни, на острие самых новых событий. Сейчас, когдастрана переживает период тектонических перемен, к обычным романтическим мотивам профессии, ее новизне и необычности прибавляется щекочущая нервы доля риска, игры, возможности включиться в процесс переформирования жизни, ее пересоздания, азарт первопроходца.
Журналистская профессия настолько многолика, универсальна, разнолика, что даже профессионалы затрудняются определить ее специфику[1].
По данным статистики сегодня в мире гибнет в неделю два журналиста. Данная информация предоставлена на всеобщее обозрение в Женеве. Каждый год в мире гибнет более ста журналистов по разным причинам. После этого у кого-то возникнет вопрос о том, почему так много профессиональных смертей в казалось бы обычной деятельности? Даже в мирное время эта статистика не уменьшается, это вызвано тем, что журналистика – это опасная профессия, которая связанна с вступлением в постоянные дебаты с разными людьми, которые по-разному реагируют на тот или иной вопрос и информацию.
Журналист присутствует там, где всегда накалены страсти, где ведутся военные действия, где проводятся митинги и дебаты. Журналист, иногда, даже нехотя этого, может попасть в очаг боевых действий, конфликтов, тем самых ходя по тонкой линии между жизнью и смертью. Он всегда там, где нестабильная ситуация и накал страстей.
Самыми опасными регионами для журналистов являются Азия, Латинская Америка, Ближний Восток, Европа, Грузия, Хорватия, Россия и Африка.
Кроме смерти, журналиста при исполнении профессиональных обязанностей может ждать ранение, похищения и аресты. Многие работники прессы были украдены в Афганистане, Сомали, Конго, Ираке и Мексике.
Журналисты очень часто погибают по причине выбранной профессии. Доля погибших в террористических актах журналистов составляет десять процентов.
Зачастую, убийства журналистов остаются безнаказанными.
Журналистика – очень опасная профессия, которая связанна со смертью невиновных профессионалов, которые гибнут в горячих точках, и нестабильных государствах. Да, несомненно, солдаты гибнут чаще, чем журналисты, но журналисты, по отличию от солдат, совершенно незащищены, а их главным оружием является блокнот и ручка[11].
Если вести отсчет с 1995г., то больше всего журналистов погибло в 2003 г. – 42 человека. Причем многие из них были убиты в ходе последнего конфликта в Ираке. Во время военной кампании в процентов соотношении среди журналистов жертв было больше, чем среди военнослужащих вооруженных сил коалиции[7].
Участники несанкционированных митингов, демонстраций, пикетов и других форм выражения общественного протеста, не говоря уже о вдохновителях этих движений, стремятся воспользоваться присутствием журналистов для публичного обнародования своих деклараций. Такие массовые акции, собственно, и организуются с целью привлечения к себе общественного внимания, а также разоблачения «врагов народа».
Тележурналисты, не ориентирующиеся в ситуации и не осознающие подлинных, а не прокламирующих мотивов происходящего, рискуют оказаться вовлеченными в стихийное или кем-то направляемое (оба эти момента чаще взаимосвязаны) развитие действия. Их поведение в этих случаях не только не снижает общественного накала страстей, но и придает ему масштабы далекие от его истинного значения.
Отсутствие программы заранее предусмотренных действий, рассчитанных на экстремальные ситуации, может привести руководство телекомпании к решению вообще отказаться от освещения событий в эфире.
Именно так и произошло в роковую ночь с 3 на 4 октября 1993 ., когда Останкинский телецентр штурмовали вооруженные сторонники низвергнутого парламента, уже захватившие мэрию. Четыре из пяти останкинских телеканалов были отключены из-за опасения, что нападающие «захватят эфир». Решение, принимавшееся без консультации с техническими специалистами, было неграмотным, поскольку информационные службы могли перебазироваться в другие здания, не говоря уже о резервной студии под Москвой. Если бы не решительные действия руководства Российского телевидения, принявшего на себя управление вторым федеральным каналом, информационный вакуум грозил привести в состояние массовой паники всю страну[5].
Актуальность выбранной темы обосновывается важностью осуществления комплексного изучения ситуаций, при которых журналист подвергается опасности, а также причины и следствие таких ситуаций.
Объектом исследования является непосредственно журналистская деятельность в экстремальных ситуациях.
Предметом исследования стали основные причины и последствия, возникающие в условиях и из-за экстремальных ситуаций.
Цель исследования заключается в выявлении и описании способов и решений для минимизации влияния экстремальных ситуаций, а также устранении последствий.
Теоретическая значимость данной работы состоит в том, что она вносит вклад в разработку актуальных вопросов по работе журналиста в условиях экстремальной ситуации.
Практическая значимость. Представленный в исследовании практический материал может быть использован в теоретических курсах по дисциплине «Журналистика».
При подготовке материала были использованы труды Муратова С.А., Амирова В.А., Галиной Э.Ф. Прохорова Е.П. и др.

Лобков: Я просто хотел вас спросить: когда иностранных собственников изгоняют с рынка. Это решение было принято, 20-процентная квота, и мы знаем, что сменились владельцы у многих медиа, и медиа стали гораздо более управляемыми. А вы довольны результатами действия этого закона вообще, как это работает, как постепенно меняется структура собственности у таких средств массовой информации как «Ведомости», Forbes, например? Волин: Мы не испытываем довольства или недовольства, но, в принципе, безэмоционально относимся к средствам массовой информации. Нас больше интересует их конкурентоспособность и общая ситуация на российском медийном рынке, поэтому что касается редакционной политики Forbes или «Ведомостей», нам, честно говоря, все равно, министерство в редакционную политику не вмешивается. Желнов: Вы сами лично этот закон сейчас уже, когда он реализован, поддерживаете, не поддерживаете, он вам кажется эффективным, нужным? Волин: Мы не можем поддерживать или не поддерживать закон. Желнов: Лично вы, я сейчас не про министерство. Волин: Я не могу говорить не про министерство, давая вам интервью в качестве заместителя министра связей и массовых коммуникаций. Желнов: Но вы можете оговорку сделать. Это допускается. Волин: Нет, все-таки все, что я здесь говорю, я должен говорить как представитель министерства. Носик: Но вы все-таки представляете министерство, в составе которого есть современная часть, то есть связь, поэтому ваши коллеги... Волин: Простите, пожалуйста, а что в составе нашего министерства есть несовременного? Носик: Печать. Волин: Печать она тоже вполне себе современная. Носик: По цифрам — нет. Волин: Подождите, мы говорим большое или маленькое, или современное и несовременное. Носик: Ваше министерство является единственным в России, от которого прозвучали в разное время по поводу того вороха идиотских законов про интернет, которые напринимали за последние годы и которые вообще не подлежат переводу на русский язык, на юридический язык и т.д., ваши коллеги, которые связисты, они уже освоили фразу: «Мы этот закон не писали. Нам что принесли, то мы и исполняем». Волин: Прошу прощения, отрицательные отзывы на законодательные инициативы в отношении интернета пишут не мои коллеги-связисты. Отрицательные отзывы на законопроекты касательно интернета пишу я. Носик: Собственно, про это мой вопрос. Баданин: Мы нашли своего героя. Носик: Про это мой вопрос. Я абсолютно понимаю, зная и вашу биографию, и читав много ваших интервью в этой жизни, я понимаю, что ваше отношение к тем законам, которые вашему ведомству приходится дальше исполнять, оно должно быть резко негативным, потому что эти законы противоречат здравому смыслу и польза их непонятна. Оставим в покое интернет, потому что иначе мы увязнем в дебрях. Но просто конкретно закон этот про иностранное владение и про декларирование, про публикацию всего того, что на вашем сервере опубликовано, что это идиотские требования — это мы можем договориться, а что-нибудь полезное вообще в том, что кто-то нашьет себе желтую звезду иностранца, вообще какое-нибудь рациональное зерно в этом видите? Что теперь люди должны говорить: «Я, я»? Но это же законы, которым 600 лет, желтую звезду-то носить — это же еще средневековые законы, то, что они сейчас принимаются… Волин: Давайте все-таки говорить о том, что желтую звезду никто нашивать от вас не требует. Носик: Иностранные агенты, например, обязаны всем сообщать, что они иностранные агенты. А закон об иностранном владении — это продолжение закона... Волин: Нет, это не продолжение закона об иностранных агентах. Как раз я должен напомнить, что пару лет тому назад была одна из депутатских инициатив, которые как раз пытались ввести понятие в средства массовой информации «иностранный агент». И тогда позиция и у правительства, и у нашего министерства была вполне себе отрицательной. Если говорить про историю законопроекта про ограничение иностранного владения, то, вне всякого сомнения, у нее была серьезная эмоциональная составляющая, потому что давайте не забывать о том, что депутатский корпус в значительной степени отражает и те мнения, и те настроения, которые существуют в массе российского общества. Лобков: Посмотревшего государственный канал. Волин: Или государственные каналы все-таки ориентируются на своего зрителя, потому что заботятся о рейтинге. Мы уже 2 года тому назад, помнится, в этой же студии, студия территориально находилась не здесь, уже беседовали на эту тему. Желнов: Да, Алексей, вы сказали про эмоциональное состояние, что этот закон принят на фоне эмоционального состояния. Это что значит — эмоциональное состояние? Когда эти законы принимаются по эмоциональному состоянию? Как-то странно. Волин: Законы принимаются, в том числе и по эмоциональному состоянию. Желнов: Из-за эмоций законы принимаются? Волин: Вне всякого сомнения, потому что когда вы находитесь в отношении, в том числе и конфронтации окружающих государств, это оказывает воздействие и влияние, как на общественные настроения, общественные настроения передаются депутатам, депутаты, зная, что им необходимо избираться, вынуждены реагировать на те настроения, которые есть в обществе. Желнов: То есть этот закон родился, по вашему мнению, из-за конфронтации России с рядом западных стран? Волин: Вне всякого сомнения, этот закон был ответом на введенные против Российской Федерации санкций со стороны западных стран. Лобков: А скажите, пожалуйста, на прошлой неделе пришло письмо Бастрыкина. Желнов: Так еще не формулировали, я первый раз это слышу. Волин: Это так формулировали, и достаточно много мы на эту тему тогда уже говорили, притом, что мы не были инициаторами этого закона, но мы понимаем, что двигало депутатами, когда они его принимали. Желнов: Он схлопнул конкурентное поле? Волин: Нет, не схлопнул. Более того, в отношении этого закона, когда его приняли, первое, что мы сделали, опять-таки, занимаясь экономикой — мы встретились с владельцами многих средств массовой информации, где было иностранное владение, и стали обсуждать самые главные вопросы: «Ребята, вы когда инвестировали сюда, вы на деньги от этого закона попадаете или не попадаете?». И со всеми крупными участниками рынка мы пришли к выводу, что на деньги они не попадают, потому что ограничение по влиянию, по формированию редакции никак не сказывалось на бизнесе, возможности заработка для них для всех сохранялись. Лобков: У меня вопрос все-таки про господина Бастрыкина, который на прошлой неделе выступил с рядом инициатив, которые выходят за полномочия председателя Следственного комитета, в частности, об ограничении интернета, копировании китайской модели этого фаервола и т.д. Вы, как министерство, как минимум, не отреагировали. Может быть, вы сейчас отреагируете на письмо Бастрыкина, чтобы нам понять: это было мнение его, как частного просто гражданина, одного из зрителей Первого канала и избирателей тех депутатов, которые вам принимают законы, или как руководителя силовой структуры мощнейшей, нам нужно осторожно относиться к этому произведению, которое в «Коммерсанте» было опубликовано? Волин: Министерство не реагирует на публикации в средствах массовой информации, которые не являются ни официальными документами, ни законодательными инициативами. Желнов: Но вы прочли текст? Волин: Да, прочел. Желнов: Что скажете? Волин: Интересная статья. Желнов: Но вы согласны с доводами, с тезисами, которые там излагаются, или считаете, что это? Волин: Мы даже и не собираемся в настоящий момент это обсуждать, поскольку это точно не является ни официальным предложением ведомства, ни законотворческой инициативой. Желнов: Вы думаете, это в работу не пойдет? Волин: Я не гадаю на кофейной гуще, но я, в принципе, исхожу из того, что когда люди хотят сделать какое-то официальное внесение или официальное предложение, они работают по другим каналам. Желнов: А зачем тогда? Вы точно знаете ответ на этот вопрос, как и Рома справедливо говорил, поскольку вы были и по ту сторону баррикад. А зачем тогда Бастрыкину это писать? Скажите как журналист сейчас. Волин: Подождите, я журналист, а не психоаналитик. Я не знаю, зачем и почему. Желнов: Да, но любой журналист все равно найдет ответ на вопрос, зачем он это публикует или зачем он это делает. Волин: Когда у журналиста есть вопрос, он идет к источнику информации и спрашивает «зачем?». Пока я не видел ни одного журналиста, который бы подошел к Бастрыкину на пресс-конференции, и спросил бы его: «Зачем вы это сделали?». А почему журналисты спрашивают представителя министерства связи и массовых коммуникаций: «Зачем это сделал Бастрыкин» — мне тоже не совсем понятно. Лобков: Этот человек откровенно покушается на ваши полномочия. Мне было бы обидно, например. Волин: Опять-таки, он не покушается на мои полномочия. Когда он будет покушаться на мои полномочия, он это как-то оформит юридически закончено, а пока это статья. Чепель: Хорошо, эта статья — это его инициатива. А если другая инициатива: Лига безопасного интернета Константина Малафеева проводит форум безопасного интернета, приводит Луве, которые известен как отец китайского фаервола. Это тоже частная инициатива или это какое-то проявление какой-то тенденции, может быть, опыт перенимают? Волин: Я могу сказать, что лично я за все время работы в министерстве ни разу не встречался с представителями Лиги безопасного интернета. Баданин: Слава Богу. Волин: Хотя с Денисом Давыдовым, который ей руководит, был знаком до прихода в министерство. Баданин: Давайте тогда я спрошу не про частную инициативу, а про юридически оформленную. Несмотря на то, что Антон порекомендовал не лезть нам уже в интернет, потому что, видимо, Антон нас может всех переговорить в этой теме. Волин: Но просто он считает это своей вотчиной уже много лет и, в отличие от меня, ревниво к этому относится. Носик: Нет, вы понимаете, если я с вас начну спрашивать. Я подверг критике деятельность главного санитарного врача Онищенко по запрету рекламы Мельбурнского метрополитена. За эту критику ваше ведомство заблокировало мой «Живой журнал». Статья знаете какая? «Пропаганда подростковых самоубийств». Я пропагандировал подростковые самоубийства путем того, что я, российский взрослый мужик, критиковал деятельность российского взрослого госчиновника, и это прошло... Волин: Я хотел бы напомнить, что решение блокировки по вопросам суицида принимает не наше ведомство. По закону решение о блокировке по вопросам суицида принимает ведомство тогда товарища Онищенко, и мы, как министерство, не имеем полномочий оспаривать или подвергать сомнению. То есть мы исходим из следующей конструкции, что есть суицид, по которому решение принимает Росздравнадзор, притом, кстати, я должен выступить на защиту Онищенко, мы очень часто с ними ругаемся по поводу расширенного толкования суицида, у нас есть разногласия на эту тему. Но когда встал вопрос, кто будет брать на себя ответственность за решение, что это является пропагандой суицида, все ведомства очень активно отпихивали это от себя, и не только суицид, потому что, знаете... Носик: Наркотики, я думаю, тоже. Волин: Нет, по наркотикам здесь вообще это было без вопросов, тут все понимали. Кстати, между прочим, меньше всего разногласий было в отношении наркотиков и детской порнографии. МВД не захотело брать тогда детскую порнографию, сославшись на то, что в законе о полиции ничего не сказано про решение по блокировкам, и пришлось взять... Носик: Это вы, да? Волин: Роскомнадзор, слава Богу, министерство тут не причем. Носик: Но ваша? Волин: Это наша, и там народ очень быстро сменяется, потому что те люди, которые сидят, это отсматривают, у них психика реально не выдерживает. А Онищенко когда понял, что самоубийство никто брать не хочет, был разговор буквально по понятиям: «Если не ты, то кто?». И он сказал: «В таком случае я возьму». Да, они иногда перегибают палку, но врачи часто вообще перегибают палку. Носик: Он не врач. Он шарлатан. Волин: Это ваше личное мнение. Желнов: Давайте без оскорблений. Я хотел вас спросить, не Антону же этот вопрос задавать: как вы расценили сегодняшнее обвинение, которое Следственный комитет вынес Носику по той статье, не будем ее цитировать, но вы находите там экстремизм или нет, в той статье? Лично вы? Волин: Какая именно? Просто я, извините, не в курсе. Желнов: Речь про сирийскую статью, я, опять же, не буду ее сейчас повторять в эфире, цитировать. Волин: Это на «Эхе Москвы» которая была? Носик: В том числе. Желнов: И в «Живом журнале» Антона, и на «Эхе Москвы», да. Волин: Честно говоря, говорю в глаза Антону, есть к чему придраться. Тема есть, Антон. Носик: Я знаю. Баданин: Состав есть. Обычно в органах так и говорят. Волин: Но я, извините, не из органов, я из медиа, поэтому не безукоризненная, с точки зрения… Желнов: А у Рамзана Кадырова, когда инстаграм с эффектом прицела на бывшего премьер-министра страны — как вы это расцениваете? Там есть экстремизм и можно тоже, соответственно, как-то отреагировать? Потому что не было блокировок, не было инстраграма, не было заявлений Роскомнадзора по поводу разжигания вражды, ненависти по отношению к другому лицу. Носик: Но у них такого критерия нет. Они только за экстремизм могут только по вступившему решению суда. Волин: За экстремизм, опять-таки, прошу прощения, хотел бы напомнить, что решение принимает не РКН, по экстремизму решение принимает прокуратура. Баданин: А суды? Волин: Есть возможность досудебной блокировки за экстремизм, и решение об этой блокировке принимает или генеральный прокурор, или его заместители — так в законе прописано. Желнов: Но вы считаете, у Носика есть экстремизм, в заявлениях Кадырова... Волин: Я не занимаюсь экстремизмом. Вы мне задали конкретный вопрос про статью Носика, что я про это думаю. Здесь сидит Носик, я могу прямо в глаза Носику сказать, что я по этому поводу думаю. Если здесь будет сидеть Кадыров, я готов поговорить с Кадыровым по поводу его инстаграма. Хотя, опять-таки, все, что касается, я попросил бы здесь также принимать во внимание Михаила Михайловича Касьянова, с учетом того, что я при Михаиле Михайловиче работал в качестве замруководителя аппарата и, по сути дела, был его пиарщиком на протяжении 3 лет, у меня есть определенные ограничения, связанные с работой с клиентом. Баданин: Про интернет. Есть одна уже вполне оформленная юридически инициатива, она принадлежит двум депутатам и касается работы новостных агрегаторов в России. Мы все знаем, кто не знает, те могут легко найти, что министерство высказывалось и критически про эту инициативу. Тем не менее, по всем признакам она будет в доработанном виде принята, раз уж она принята в первом чтении. Как вы думаете, с нашими новостными агрегаторами нужно что-то делать? Достаточно они регулируются сейчас или чего-то не хватает? Волин: Позицию министерства вы знаете. Она заключалась в том, что мы считали дополнительное регулирование агрегаторов ненужным и чрезмерным, прежде всего, исходя из того, что агрегаторы, прежде всего, агрегируют контент средств массовой информации, и поэтому ответственность за контент принадлежит тому, кто его опубликовал. Более того, что средства массовой информации на них распространяются все законы о СМИ и об ответственности за все остальное тоже. Поэтому говорить о том, в каком виде будет принят закон, я сейчас не берусь, у меня было несколько бесед на эту тему и с представителями Государственной думы, они обещают закон ко второму чтению серьезно доработать. Пока мы не видели версию того, что может пойти на второе чтение. Когда увидим — тогда готов буду сказать свое суждение. Баданин: Смотрите, одно уточнение: в чем отличие правил, распространяющихся на СМИ, от тех правил, точнее, от отсутствия правил, которые распространяются на агрегаторы. Регулирующий орган, Роскомнадзор, может уведомить СМИ о том, что в какой-то его публикации есть признаки того или иного нарушения. И у СМИ, по-моему, сутки есть на то, чтобы удалить эту публикацию. Сейчас, возможно, речь идет о том, чтобы просто распространить эту норму и на агрегаторы. Волин: Тогда ничего страшного нет. Баданин: В этом нет никакой проблемы, если агрегаторы точно так же должны будут по сообщению Роскомнадзора удалять, например, целые сюжеты новостные, посвященные... Носик: Сюжеты не могут ничего содержать. Содержать могут только конечные материалы. Сюжеты — это же без авторства. Баданин: Агрегатор удаляет ссылку на конечный материал. Носик: Конечный материал. Но самое смешное, что если бы речь шла о том, что написано в сопроводительной записке к этому закону, то этот закон бы сам себя отстреливал в голову через 57 статью закона о СМИ. Потому что по закону о СМИ не подлежит ответственности СМИ за распространение того, что было до этого правомерно опубликовано в другом СМИ. То есть ответственность агрегатора снимается наличием другого СМИ. Но в данном случае у нас есть закон о забвении, который этот принцип уже изнасиловал один раз, сказав, что СМИ пишет правду и не подлежит ни претензии, ни ответственности, ни 152 статье. СМИ написало правду. А Яндексу штраф на 3 миллиона за то, что он это проиндексировал. Волин: Подождите, не так. Все-таки закон о забвении Носик: Точно, дословно процитировал. Волин: Подождите-подождите, минуточку. Закон о забвении говорит о том, что лицо вправе обратиться к поисковику с просьбой об удалении, но поисковик может и отказать. Носик: И тогда 3 миллиона штраф. Волин: Если по суду. Лобков: Смотря какое лицо. Волин: Если по суду. Носик: Но все-таки к самому тексту претензий нет, к самому СМИ нет претензий. Закон о забвении накладывает ответственность на посредника. Причем у нас, поскольку мы разговариваем в Москве, а здесь уже сидит директор библиотеки украинской за содержание одной из книг, стоявшей на полке в этой библиотеке, притом, что нет никакой ее личной причастности к этой книге, просто в библиотеке на полке одна из книг попала в реестр, сидит директор библиотеки. Речь идет о распространении этой нормы на Яндекс и на Мэйл.ру? Волин: Пока речь, еще раз, не идет ни о чем, потому что в том виде, в котором закон был внесен, он нам не нравился, мы на него написали отрицательное заключение. В каком виде он придет во второе чтение, я не знаю. Поэтому сейчас обсуждать гипотетические изменения, которые могут быть сделаны в законе — это точно преждевременно. Лобков: Хорошо. Но есть другой законопроект, который сейчас в активном обсуждении, даже собираются все Лиги защиты безопасного интернета — это перемещение личных данных россиян, которые в соцсетях обитают, на территорию России. Как я понимаю, Гугл, фейсбук сопротивляются. Носик: Нет, они просто не будут этого выполнять, потому что это смешно. Лобков: С Дуровым неуправляемым — вообще неизвестно, что делать с его телеграммом, там вообще шифрованные сообщения, которые сейчас хотят запретить. WhatsApp тоже как раз начал шифровать сообщения. Носик: И Viber. Лобков: И Viber. Что со всеми этими компаниями крупными, социальными сетями, на которых Россия, в общем, можно сказать, общается друг с другом, что с ними будет вообще? Волин: Пока ничего не будет, потому что действующий закон в отношении персональных данных говорит о том, что они должны храниться на серверах, находящихся на территории Российской Федерации. Лобков: А они не хотят. Волин: Минуточку, все крупные компании, которые здесь работают, совершенно спокойно поставили сервера здесь. Чепель: А если они не поставят? Волин: Если они не поставят, значит, тогда будут смотреть, что с ними делать. Пока таких проблем не возникало. Лобков: Но вы можете назвать компании из этих, я в чем-то ошибся, я сказал, что Гугл, фейсбук, телеграмм, WhatsApp и Viber они не ставят сервера в России? Волин: У меня нет таких данных, что они не ставят сервера в России. Лобков: Они ставят сервера в России? Волин: Я не знаю. Лобков: Они будут записывать разговоры за 3 года вперед, как им велит закон? Волин: Закон пока этого не велит. Лобков: Но он обсуждается. Волин: Он обсуждается, но он не принят.